— Мог бы сам оттуда свалить и не… — Яр снова касается следов на его запястьях. — Герой нашёлся. Нельзя было сразу вернуться и не…

— Ску-у-у-учно, — тянет Саша. — Не беспокойся ты так. — И ржёт: — Ты видел лицо того монаха? Я хотел потом красиво исчезнуть в столбе пламени и оставить ему на память парочку ожогов, но ты испортил мне все планы и сделал из меня деву в беде. Я ценю, кстати, из тебя очаровательный герой, ты в курсе?

Яр закатывает глаза.

— В следующий раз на «я сейчас сгоняю на ярмарку, ноги разомну» я тебя одного не отпущу. Пропал на день… Ты мёд хотел купить, нет?

— Я купил, — отмахивается Саша, — он в погребе стоит. А я, между прочим, в их погребе сидел. Целую ночь. Мёрз и страдал.

— Ты не мёрз, — Яр пихает его в плечо, — знаю я тебя, ты там и выспаться успел, и…

Саша закатывает глаза. Яр, не удержавшись, улыбается и за плечи тянет его на себя:

— У тебя моральная травма, я понял. Ты перенервничал, ты устал, тебя надо жалеть, лечить и успокаивать. Да?

Саша серьёзно кивает.

— Всю ночь.

— Всю ночь, — соглашается Яр покорно.

И даже про табак больше не ворчит.

========== Огонёчки ==========

Саша потерянно застывает на пороге, пытаясь сообразить, что полагается делать в новогодний вечер и что у него не готово к празднованию.

Выходит, что вообще ничего. Выходит, что в его квартире — да и то не факт — готов только Ярик.

Вышедший на шум открываемой двери Ярик долго скептически его рассматривает, а потом вздыхает:

— Ложись ты спать.

— Новый год, — слабо возражает Саша.

— Я разбужу перед полуночью, — обещает Ярик, легко гладя его по плечам под курткой. — Выпьем шампанское и ляжешь дальше. Тебе надо отдохнуть.

Саша чуть качает головой, обещая себе, что поспит только эти пару часов, а потом проведёт ночь с Яриком — во всех смыслах, от невиннейшего и буквального до… более интересных вариаций.

Им в последнее время так редко это удавалось. Даже просто надолго остаться наедине, и чтобы ни один из них не болел и не валился с ног от усталости. А уж новогодняя ночь вдвоём, не на работе, без зрителей — чудо, таким нельзя разбрасываться.

Ярик ласково пихает его в сторону кровати и, как ребёнка, целует в лоб, поправляя одеяло.

Саша засыпает, пока тот, сидя на краю кровати, гладит его по волосам.

***

— Хей.

Саша приоткрывает глаза и сонно ластится к горячей ладони на виске, не совсем понимая, что происходит. Ласковый голос возвращает к реальности настолько мягко, что почти не тянет заворчать и отмахнуться.

— Почти новый год. Я тут… салатики притащил. И шампанское. И огонёчки повесил. Один раз в году ведь можно поесть в кровати?

Родное лицо освещается непривычно, какими-то отблесками. Саша растерянно оглядывается.

И правда, огонёчки. В душе что-то детское ворочается, тёплое и уютное — как… как вера в сказку и что всё будет хорошо. Спокойно и мирно.

Саша садится кое-как, зевает, протирая глаза.

— Не надо в кровати, я… встану сейчас.

— Лежи давай, — Ярик ввинчивается под бок и под одеяло. — Сиди, в смысле. Поешь-попьёшь и дальше спать, а? Ты же устал.

— А это Новый год.

— Ну и что?

— Ты не понимаешь, — вздыхает Саша. — Новый год… с тобой. Ну какой сон?

— Со мной, — урчит Ярик. — Крепкий и спокойный.

— Но ты же, наверное, хотел…

— …чтобы ты был отдохнувший и выспавшийся, — перебивает Ярик. — И я с тобой. Наверстаем ещё, а? Меньше всего я хочу, чтобы ты умирал от усталости, честно. Будешь салатик? Ты же голодный?

Саша покорно берёт салатик — спорить не хочется. Ярик уютно под бок льнёт; из-под одеяла выбираться и правда не хочется, салатик неожиданно неплох, а полумрак, в котором есть только мягко переливающиеся огоньки гирлянды, совсем не бьёт по уставшим за день глазам.

Хорошо. Тепло.

Но Новый год… мысль, что так неправильно, зудит на подкорке.

— Перестань думать, — легонько пихают его в бок.

Ярик вручает ему бокал с шампанским, шаманит что-то в телефоне, успевая включить звук на первом ударе курантов, и замирает, прижавшись к сашиному боку. Саша свободной рукой обнимает его за плечи, притянув ещё ближе. Ярик тихонько тычется губами куда-то в его ключицу — так нежно, что слёзы наворачиваются на глаза.

Саша под последний удар ловит его губы своими.

— Этот год не посмеет тебя отобрать, — шепчет Ярик чуть слышно.

— Никуда я не денусь, — Саша гладит его по плечу. — Не надейся.

Ярик улыбается в бокал с шампанским — у него глаза в темноте сверкают по-кошачьи, ловя отблески огоньков. За окном гремят фейерверки.

Глаза слипаются.

— Как Новый год встретишь, так и проведёшь, — урчит Ярик. — Как насчёт спокойно спать со мной в обнимку, а? Мне кажется, хороший план. Не ворчи.

Саша собирается возразить, но вместо этого зевает, и хихикающий Ярик воспринимает это как свою победу — забирает опустевший бокал, отставляя его куда-то, и утягивает Сашу головой на подушку, устраиваясь рядом. Саша чувствует тяжесть его головы на своём плече и зевает снова, разморенный родным теплом.

Ярик прижимается весь, руками-ногами обнимает, грея; Саша целует его куда-то в волосы, вывернув голову, и слышит тихий довольный смех.

— Ну хорошо же, — бормочет Ярик даже без вопросительной интонации.

— Хорошо, — соглашается Саша.

Саша почти слышит, как он улыбается.

— Отдыхай, — Ярик чмокает его в подбородок. — И это точно будет лучший Новый год в моей жизни, когда ещё такое чудо случиться может? Отдыхающий Kaзьмин. Магия вне Хогвартса.

Саша щёлкает его по носу и отключается под ласковое мурлыканье какой-то колыбельной.

Всё остальное можно наверстать потом — у них, в конце концов, будет целый день.

Год.

Жизнь.

Комментарий к Огонёчки

С почти-уже-наступившим вас. Пусть новый год будет лучше-легче-светлее уходящего. Счастья!

========== Монстр ==========

Ярик бьётся, орёт и пытается царапаться, но напрасно: одноклассники сильнее.

Ярика этот чёртов шкаф в дальнем углу кабинета химии пугает до истерики. Ярика темнота пугает.

Ярика пугает регулярно доносящийся оттуда шорох и передающиеся шёпотом школьные легенды о местном монстре-из-шкафа с огромными когтищами и замогильным голосом.

Ярик за дверцу шкафа пытается схватиться, но его бьют по пальцам и всё-таки вталкивают внутрь. Шкаф здоровенный, Ярик там выпрямиться может, не пригибая головы, и руки вытянуть в стороны; Ярик пинает захлопнувшуюся дверь и испуганно прижимается к ней спиной, услышав позади шорох.

Темнота абсолютная, свет снаружи совсем не пробивается — буквально ни лучика; от этого даже дышать тяжелее. Ярик задыхается, чувствуя всё нарастающую панику; лёгкие, кажется, сейчас разорвутся.

Шорох повторяется. Лицо обдувает сквозняком.

В легендах говорилось, что от монстра веет холодом.

В тишине слышится приближающееся шебуршание. Ярик замирает, боясь дышать и буквально слыша, как колотится в горле сердце.

— Бу.

Ярик в голос орёт, чувствуя, как седеют поднявшиеся дыбом волосы, и начинает истерично колотить в дверь, умоляя его выпустить — бесполезно; снаружи кто-то орёт «Ярика убивают! Монстр, вперёд!» и начинают скандировать «Со-жри, со-жри!». Ярик по стенке шкафа сползает, бессильно рыдая и готовясь отбиваться ногами — орать сил не остаётся.

— Фига они уроды, — озадаченно говорят из темноты.

Оказывается, кричать он ещё способен — и в панике отбрыкиваться от попытавшихся сцапать его лап. Горло начинает хрипеть.

— Да тихо ты, — шипят на него.

Ярик, ничего не соображая, пинает темноту кроссовком. Темнота охает и зажимает ему рот, тихо матерясь. Внезапный свет режет глаза.

— Не монстр, видишь? Никто тебя не жрёт. Успокойся.

Ярик всхлипывает и закрывает лицо руками, вздрагивая от доносящегося снаружи слаженного «со-жри». Успокоиться не получается: рыдания сами рвутся сквозь прижатые ко рту ладони.

— Ну тихо ты, господи, тихо… тихо, ребёнок, ш-ш-ш-ш, всё, всё, не темно, никаких монстров, разве что снаружи… ну и уроды они у тебя. Спокойно. Спокойно. Всё хорошо.