Ярику страшно.
Он один. Один, один, один, его толкают, мотают, как тряпичную куклу, почти роняют и…
…крепко ловят за плечи, так отчаянно притягивая к себе, будто вот-вот просто утащат со сцены прочь. Спрятать. Защитить. Он это в зелёных глазах читает ещё прежде, чем узнаёт сквозь пелену ужаса стоящего перед ним человека.
Саша его просто держит, считанные секунды, не сбиваясь почти с ритма и движений, только вот паника под его взглядом растворяется, не выдерживает.
Саша посох из его пальцев забирает до двусмысленности мягко и в глаза заглядывает так, что Ярик уверен: кивни он сейчас, и его правда просто утащат со сцены прочь от всех, нарычав на того, кто попытается высказать недовольство сорванной репетицией.
Ярик дышит, успевая вспомнить, что это всего лишь игра. Саша его даже отталкивает бережно.
Когда Саша его «бьёт» не по роли осторожно, у Ярика парадоксальное чувство защищённости отвоёвывает уголок в разуме.
И никуда до конца репетиции — когда Саша уже без даламарских ужимок сгребает его в объятия ощутимо-крепче-чем-дружеские — не исчезает.
***
Толпа напирает. «Прикоснись-исцели-меня» сливается в ушах в единый шум и вдох не даёт сделать. Панику запереть в дальнем уголке разума всё труднее.
Страшно. Каждый раз на этой сцене страшно, и неважно, спектакль это или всего лишь репетиция. Ярик привычно раскидывает и напрягает руки, давая себя «распять», и старательно смотрит поверх голов, всё равно цепляя взглядом протянутые к нему пальцы.
Сердце где-то в горле колотится. Кажется, что вот сейчас кто-то переусердствует и толкнёт его, роняя спиной. Ему кажется, что миг свободного падения он уже чувствует — что он вот-вот пошатнётся и…
Это, наверное, будет больно. Его никогда не роняли, нет причин думать, что этот раз будет исключением, но…
Но.
Один против толпы. Всегда страшно. После роли Рейстлина и «Кошмаров» — ещё страшнее, но на «Кошмарах» рядом был хотя бы Саша, а сейчас…
…совсем вогнать себя в панику он не успевает — поясницы легонько касаются тёплые ладони. Не держа даже толком, на самом-то деле, — просто обозначая присутствие. Готовность ловить. Готовность держать.
Пресловутое «ты не один», в конце концов.
Паника отпускает — впервые за все разы, когда Ярик играет эту сцену.
Саша здесь. Саша страхует. Саша готов поймать, если равновесие потеряется. Саша столько раз не давал ему упасть — Саша и сейчас не даст.
От Саши за спиной чертовски спокойно.
(Сашу потом отчитывают, чтобы не высовывался слишком сильно, зрителям не показывался. Саша кивает с самым покорным и серьёзным видом; Ярик успевает и расстроиться, и попытаться убедить себя, что это ладно, ничего, Саша всё равно за спиной будет, всё равно не так страшно — и только потом, когда тот уже отворачивается, замечает его пакостную улыбку и скрещенные за спиной пальцы. Так по-детски — Ярик невольно хихикает. Саша подмигивает ему и строит невиннейшее выражение лица.)
(На следующем прогоне проклятой сцены Ярик чувствует лёгкое касание чуть ниже спины — ответственно не высовывающийся Саша дотягивается, куда может, — и едва удерживается, чтобы не засмеяться.)
(Саша на двусмысленнейшие фотки бэкстейджа только пожимает плечами и на предательстве целует Ярика так, что для двусмысленности места не остаётся.)
========== Электричество ==========
— Прооооочь!..
У Саши подрагивают пальцы. Яр стоит вплотную почти, Яр в глаза смотрит, задыхаясь, руку тянет, будто пытаясь его задержать, — Саша чувствует тепло его пальцев, замерших в сантиметре от локтя, и…
…свет гаснет вместе с музыкой. Темнота воцаряется полнейшая — не горит ничего вообще.
Саша дыхание застывшего Яра почти физически чувствует — и вздрагивает от лёгкого прикосновения к локтю, будто его пробило ударом тока. Сглатывает — чужие пальцы пробегаются от локтя вверх, забираясь под рукав футболки к плечу. Мурашками прошибает до дрожи.
— Кажется, минус электричество, — хрипловато говорит он в зал, не дождавшись возвращения света. Микрофоны умерли тоже; Яр гладит его руку, пользуясь темнотой, и дышит загнанно.
— Оставайтесь на местах, — так же хрипло говорит Яр. — Скоро всё вернут. У нас заруинился мир…
— Ты же Иисус, — Саша смеётся чуточку нервно, чувствуя, как горячие пальцы ложатся на шею. — Сотвори чудо, дай освещение.
— Вы не уверовали достаточно… — фыркает Яр; его пальцы скользят к сашиным ключицам. Саша вздрагивает. — Знаете, давайте посидим в интимном сумраке. Не включайте ничего, если боитесь темноты — возьмите соседа за руку…
Саша, хмыкнув, цепляет его запястье. Яр дёргается — и резко тянет его на себя.
Яр целует его отчаянно и торопливо, будто успеть пытаясь; Яр лезет ледяными руками ему под футболку и кусает нижнюю губу. Отрывается — Саша чувствует его совсем рядом, в считанных сантиметрах от своего лица — и говорит куда-то в сторону зала:
— Вы теперь апостолы. Ваши веки тяжелеют… вы засыпаете… давайте все вместе: все мои тревоги и печали…
Зал охотно подхватывает. Яр улыбается Саше в губы и скользит ладонью с его живота к боку. Саша ёжится невольно.
Саше кажется, что от его пальцев по всему телу разбегаются электрические разряды. Яр гладит его как-то торопливо-отчаянно, водя по выступающим рёбрам. Саша от щекотки вздрагивает, машинально схватив его за плечи.
— Что ты делаешь? — шепчет чуть слышно.
Яр качает головой, кончиком носа задев щёку. Тонкие губы выцеловывают вдоль линии челюсти.
Саша цепляет его галстук, машинально расправляя полоску ткани на его шее. Яр тихо хмыкает. Под сашиными пальцами жилка часто-часто бьётся.
Саше жарко — было жарко с самого начала иисусьего блока; сейчас от холодных пальцев разливается огонь, подпитывая напряжение во всём теле и скапливаясь внизу живота. Саша не удивился бы, увидев искры под тонкой тканью — соцветия тоненьких молний под собственной кожей.
— А ещё Иисус, — бурчит он.
Яр нервно фыркает, касаясь губами кадыка. Саша успевает перехватить его руки за миг до того, как он тянется к застёжке джинсов.
— С ума сошёл.
— Я не могу, — шепчет тот, обжигая кожу. Ладони возвращаются Саше на грудь, гладят как-то суматошно. — Мне надо…
Саша понимает, на самом-то деле. Саше во время этого блока тоже «надо» — прочувствовать человека рядом, коснуться, вцепиться — но…
— Не сейчас, — он накрывает его ладони своими, останавливая и прижимая. — Не на сцене. Псих.
— Псих, — соглашается Яр ему в губы. — Твой.
И кусается, отстраняясь за миг до того, как свет вспыхивает снова.
Саша его самую капельку сейчас ненавидит.
Гораздо сильнее — х о ч е т.
Яр дёргает галстук и криво улыбается куда-то в зал, уже снова что-то болтая.
(Десятью минутами позже Саша мстительно кусает его в гримёрке и пресловутое «рядом» и «с тобой» доказывает весьма наглядно.)
========== Трогать ==========
Ярик его трогает… ну, постоянно.
Может быть, Саша виноват сам. Может быть, не стоило тогда поправлять ему этот чёртов воротник — Саша тогда не то чтобы думал головой, руки сами потянулись, остаётся теперь расхлёбывать, всё справедливо. Может быть, это вовсе не причина для беспокойства. Может быть, Саша просто не привык.
Может быть.
Но Ярик постоянно рядом, и постоянно касается, и это ужасно странно. Саша от неожиданности дёргается каждый раз, слишком привыкший, что тактильный контакт ограничивается сценой и позированием для фото. Ярик ойкает, извиняется и… продолжает касаться.
Сидит вплотную, когда спокойно можно отодвинуться. Кладёт ладонь на плечо при разговоре и хватается периодически за сашины руки. Пытается — бррр! — коснуться волос или стянуть наушники, подойдя со спины. Виснет на спинке сашиного стула и на самом Саше…
…иногда головой о стенку побиться хочется. Саша отвык от того, что кто-то лезет в его личное пространство с упорством очень наглого и ласкового кота.
— Хватит, — он делает шаг назад. Ярик машинально шагает к нему, снова сокращая дистанцию. — Хватит меня всё время трогать, окей?