— Видишь, — шепчет Яр, — в разрушении может быть красота. Смотри.

Ветка догорает, рассыпаясь золой. Трава под ней остаётся нетронутой — а зола, подчиняясь взгляду Яра, вдруг движется, складываясь кривоватым сердцем.

— Это мне пока не очень даётся, — Яр неловко пожимает плечами, — но…

Саша умилённо целует его в нос с тихим «люблю» и скоро засыпает, потребовав разбудить его до рассвета. Яр лежит, перебирая его волосы, слушая лес и тихое потрескивание своего же огня под котелком.

Яр счастлив.

========== Пилот ==========

Трясти его начинает задолго до посадки, на самом деле. В самолёте становится совсем худо — Яр старательно отодвигается от окна подальше, жмурится, пытается дышать и изо всех сил не думает о том, какое расстояние отделяет его от земли и как быстро и больно оно может сократиться, если что-то пойдёт не так.

— Хе-хей! Я сяду? — говорят ему вдруг откуда-то сверху.

Яр приоткрывает один глаз и с трудом сглатывает, увидев форму пилота.

— А там автопилот, самолёт так летит, — весело отвечают ему на незаданный вопрос. — Так я сяду, можно сюда? Так поспать хочется…

Яр издаёт скулящий горловой звук, чувствуя, что сейчас от страха или расплачется, или в обморок упадёт. А этот… ещё и ржёт.

— Не издевайся над мальчиком, Саш, — укоризненно говорит тому проходящая мимо бортпроводница. И к Яру обращается: — В кабине сейчас находится два пилота, для беспокойства нет причин.

— Ну Ленка, — обиженно тянет ей вслед тот, кого она назвала Сашей. — Вечно ты всё веселье портишь.

И на корточки садится, настойчиво пытаясь заглянуть Яру в лицо. В руку его легонько тыкает:

— Аэрофобия, да?

Яр с трудом кивает. Пилот — парень в форме пилота? — встаёт, протягивая ему руку:

— Меня Саша зовут.

Яр пожимает крепкую ладонь и называется, едва протолкнув короткое имя через пережатое паникой горло. Саша бесцеремонно перебирается через него, плюхаясь на свободное место у окна, и блаженно тянется всем телом.

— А я сегодня запасным лечу. Прости за дурацкую шутку, неудачно вышло. Извини. Ты первый раз летишь?

Яр молча кивает.

— А у меня тридцатый вылет вот недавно был, юбилейный. Знаешь, с детства рвался повыше.

— Тогда в космонавты надо было… — бормочет Яр через силу.

Саша смеётся искренне:

— Вот этот момент я не учёл, ага. Надо было туда. Ну, куда уж вышло… ты в отпуск?

— По работе. Я… артист.

Саша присвистывает.

— Ого. Круто. Театр?

— Музыкальный.

— Восхищаюсь. Я в детстве чуть не стал артистом, драматическим, но…

Саша болтает что-то ещё, почти не замолкая и постоянно тормоша его вопросами, и Яра от его голоса почему-то отпускать начинает — тёплый, мягкий очень, и улыбку можно в нём угадать, не глядя на лицо. Яр такие голоса любит. Яр вообще слишком аудиал, чтобы устоять.

А вот на лицо-то Яр так и не смотрел. Наверное, надо бы.

Повернуться он себя почти заставляет: в той же стороне окно, и окно — небо за ним — видеть совсем-совсем не хочется.

Окно очень быстро оказывается совсем неважным. Яр готов официально расписаться в продаже души, сердца, руки и каких угодно органов, потому что таким красивым быть вовсе незаконно.

И форма ему чертовски идёт.

И Яр, кажется, всё-таки упал.

Насмерть.

— Земля вызывает Ярика, — смеётся тот.

Тут бы вдохнуть, не подавившись.

— Ой, а хочешь, я тебе покажу вид из кабины? — вдруг загорается Саша. — Может, тебя так отпустит? Мне там Кирилла заменить как раз пора, пошли!

Возразить Яр не успевает — только зажмуриться, когда его утаскивают чуть ли не волоком. Саша с кем-то там смеётся, приобнимая его за плечи, и Яр не уверен, умирает он от страха или от ощущения тёплой руки на загривке.

— Открывай давай глаза, — тыкают его.

Яр набирает воздуха, как перед нырком, и мысленно прикидывает, успеют ли его откачать от инфаркта. Хочется куда-нибудь исчезнуть и оказаться на твёрдой земле.

И, в идеале, чтобы Саша тоже где-нибудь был в зоне доступа. Было бы неплохо, да. Какого чёрта Яр упал в это — в него — настолько быстро и сильно, напомните?

Его под чьё-то возмущённо-весёлое «Саша!» чмокают в губы, и Яр от неожиданности открывает-таки глаза.

Саша лыбится радостно, стоя перед ним; второй пилот демонстративно закрывает лицо рукой.

А вокруг — небо.

И это почему-то даже не так страшно, как Яр думал.

И дышать — п о л у ч а е т с я.

Саша вопросительно приподнимает брови. Яр целует его сам.

Вечером в мессенджере прилетает радостное «ну что, споёшь мне, артист музыкального театра?» с кучей скобочек. Яр задыхается снова — п а д а е т снова — и как-то пугающе легко соглашается.

(Простая футболка идёт Саше не меньше, чем форма.)

(А её отсутствие — ещё сильнее.)

========== Волк ==========

Яру больно.

Яр сквозь металлическую сетку смотрит на стоящего в центре подвала Сашу, который дрожит мелко всем телом и загнанно оглядывается по сторонам,

и ему

б о л ь н о.

Саша встречается с ним взглядом. Яр видит, как выцветает зелень его глаз, и жмурится.

Часы над дверью тикают неумолимо. У Саши всё сильнее сбивается дыхание.

Яр пропускает момент, когда заметавшийся Саша, почти звериным прыжком оказавшись рядом, вцепляется в пружинящую сетку пальцами, дёргает с рыком «выпусти!». Яр закусывает губы, качая головой.

Это повторяется каждый месяц — каждый чёртов месяц, одна картинка перед глазами, один диалог, один финал.

Яр ласково гладит его пальцы. Глаза напротив желтеют всё сильнее.

Это уже не Саша, совсем не он — только заставить себя уйти слишком тяжело. Обоих ждёт бессонная ночь, Яр это слишком хорошо знает.

Яр вообще слишком многое теперь знает. Хотя бы то, что чёртовы сказки об оборотнях — совсем не сказки.

Кто бы мог подумать, что его угораздит вляпаться по уши в одного из представителей.

Показавшиеся из кончиков сашиных пальцев когти больно царапают руку; задумавшийся было Яр отшатывается назад от сетки. Саша воет, ноздри раздувает, чувствуя кровь.

Яр шагает назад ещё и ещё и захлопывает тяжёлую дверь, не без труда закрывая её засовом. Механизмом на стене щёлкает, убирая сетку — слышит, как она с шуршанием едет вверх там, за дверью, слышит озадаченный скулящий звук.

И по двери сползает на пол, обнимая колени.

Саша там, за спиной, воет снова — Яр слышит боль в этом звуке, такую привычную, и тихо шмыгает носом. Яр мог бы подняться по лестнице, закрыть ещё одну дверь, отгородиться — там, наверху, ни звука не слышно, — но Яр не может.

Яр хочет быть с ним, вот и всё. Сейчас, когда ему так тяжело, — Яр хочет быть с ним. Даже чёртова сетка — их общий компромисс между «я никуда не уйду» и «я же могу тебя ранить, это сильнее меня, это слишком внезапно, ты не успеешь уйти». Весь этот подвал — их общий компромисс.

Саша каждый раз просит его сбежать наверх от этого всего подальше. Яр каждый раз врёт, что так и сделает. Оба знают, что он останется.

Яр его-зверя видел всего один раз — когда вовремя не закрыл дверь, оставшись наблюдать сквозь переплетение прутьев. Яр… пожалел об этом, правда. Смотреть, как Сашу ломает всем телом, как он от боли бьётся на полу, как он дышать не может, — всё это было для него слишком.

Саша после превращения всегда затихает ненадолго, будто в обмороке, будто от раздирающей нервы боли отходя. Яр тогда, в тот первый раз, подумал было, что что-то случилось — почти рванулся к лежащему на полу волку, забыв об опасности.

Яру тогда очень повезло, что он не успел сетку убрать. В тот момент, когда он уже к ручке механизма потянулся, волк бросился в его сторону, скаля зубы с глухим рычанием.

Он тогда себе о ту сетку едва не вывернул коготь, а Яр испуганно выскочил за дверь.

Больше он такого не повторял, уходя (почти) вовремя.

Яр закрывает глаза. Саша там, за дверью, как раз замолк; Яр слишком хорошо видит отпечатавшуюся под веками картинку: обмякший крупный волк в свете свисающих с потолка ламп.