А Яр даже не попрощался…

Пересохшие от страха губы шепчут хриплое «С а ш а» раньше, чем он успевает задуматься.

Девушка привычно протягивает ему веточку.

Яр знает откуда-то, что в этот раз не отделается руками — вынужден будет наблюдать, как клюква разрастается в нём, на нём, из него; как всё тело превращается в груду костей, как сердце биться перестаёт…

Яр знает, что в этот раз не проснётся.

Яр почти смыкает пальцы на веточке, когда кто-то её выбивает, отшвырнув подальше. Лицо девушки в уродливую гримасу гнева превращается; знакомые руки толкают её в грудь, не дав сказать ни слова.

Она летит, не удержав равновесия, в озеро спиной…

…и т о н е т.

Яр наблюдает, заворожённый, как обнажаются её кости, сливаясь с другими скелетами в этой странной воде, и делает шаг туда, сам не осознавая, что идёт. Его со спины перехватывают торопливо, бережно обнимают поперёк груди, прижимают крепко к себе.

Тепло.

— Потерпи немного, я сейчас, — горячим шёпотом обещают.

Яр смотрит, как со стороны, как на растущей из его груди ветке сжимаются пальцы.

И выдёргивают, по ощущениям, вместе с лёгкими и сердцем.

Яр от боли орёт, оседая на колени; бьётся в агонии, — и открывает глаза, хватая ртом воздух.

— Ш-ш-ш, тише, тише, тише… — бормочут на ухо. — Тихо, тихо, тише, всё закончилось, всё прошло, всё хорошо, дыши, я люблю тебя, я так сильно тебя люблю, я дурак, бревно бесчувственное, ты дыши только…

Яр, заскулив, утыкается в его плечо, жмётся отчаянно.

Дышать

получается.

========== Капля ==========

Яр, шатаясь, толкает тяжёлую дверь.

Яр замёрз и устал настолько, что его не пугает уже ни мрачный силуэт обшарпанной церкви на фоне ночного неба, ни протяжный скрип рассохшегося дерева, ни гулко разносящиеся под сводом шаги. Яр просто хочет переждать ночь и собирающуюся грозу — а там идти дальше в город с хрупкой надеждой, что получится устроиться и с голоду не умереть.

У Яра выбора нет.

Церковь старая совсем; стены увиты пробравшимися сквозь разбитые окна плющом и ползучей розой с на удивление крупными алыми бутонами. Яр ступает дальше, собираясь забиться в какой-нибудь наименее продуваемый ветрами угол и задремать на несколько часов до рассвета.

И испуганно моргает, когда вдруг вспыхивает огонёк на стоящей в проходе свече, а сидящий на полу человек поднимает голову, встречаясь с ним взглядом.

— Я… думал… — Яр сглатывает, пытаясь заставить голос звучать не так хрипло и жалко, и закашливается. — Д-думал… здесь никого нет. Простите. Хотел… переночевать.

Человек смотрит из-под падающей на лицо чёлки и улыбается краем губ.

— Не бойся. Проходи. Переночуем вместе.

— Ты… — Яр приближается опасливо, — странник? Паломник?

— Странник, — кивает незнакомец, усмехнувшись. — Можно и так сказать.

Яр опускается перед ним прямо на пол, неловко подогнув гудящие от усталости ноги, и снова кашляет. Человек, хмыкнув, хлопает рядом с собой по расстеленному на полу шерстяному плащу:

— Иди ближе. Замёрз ведь.

Яр послушно перебирается ближе. Называется неуверенно:

— Меня… Яром звать. А ты?..

Незнакомец говорит что-то не очень разборчиво. Яр чуть хмурится.

— Саша? — переспрашивает.

Тот кивает, хмыкнув. Сумку к себе подтягивает — Яр вздрагивает, не заметив её в тенях, — и достаёт ломоть хлеба.

— Голодный?

Яр мотает головой:

— А ты как же?

В животе предательски урчит. Саша фыркает, протягивая ему хлеб:

— Я уже поел. А ты будто год еды не видел. Давай.

Яр сдаётся и берёт, задев его пальцы своими. У Саши руки такие горячие, будто он только что грел их у огня; Яра от холода всё ещё колотит.

Хлеб кажется невероятно вкусным. Саша улыбается, чуть щурясь.

— Куда ты идёшь, маленький?

— Не такой уж и маленький, — хрипло ворчит Яр. Горло дерёт простудой; он сглатывает, пытаясь избавиться от неприятного ощущения.

И дёргается невольно, когда на плечо ложится горячая рука. Замирает, забывая дышать; ладонь с плеча скользит на спину медленно-медленно, пальцы чуть царапают затылок — Яру на миг кажется, что его за шкирку, как котёнка, сейчас схватят, — а потом рука просто замирает между лопаток, лежит уверенно и спокойно.

И греет.

Яру даже кашлять больше не хочется. И противная дрожь уходит впервые за день.

— Я не маленький, — повторяет он увереннее. — Мне семнадцать.

Саша хмыкает.

— Я… — Яр вздыхает, невольно придвигаясь ближе к источнику тепла, — меня выгнали. Сказали, что колдун. Что это я сжёг амбар… взглядом поджёг, как же глупо, представляешь? Они же видели, что я просто стоял…

Саша с усмешкой качает головой. Яр к его боку ютится зябко, сам того не замечая, — и вздрагивает, когда рука на спине шевелится. Испуганно отстраниться ему Саша не даёт — приобнимает за плечи, ненавязчиво, но крепко прижав к себе.

Он горячий, неестественно горячий, будто его сжигает лихорадка. Яр на это внимания не обращает. Яра начинает клонить в сон в безопасности и тепле; ему почему-то сейчас, в мрачной старой церкви, без определённых надежд и планов, под боком у незнакомца удивительно

(н е е с т е с т в е н н о)

спокойно.

Последнее, что он чувствует, — как ему осторожно помогают лечь, устраивая головой на коленях, и накрывают ладонью веки.

Он не видит, как загораются вокруг появившиеся из ниоткуда свечи. Он не видит, как огонь пляшет на лезвии кинжала, которым Саша играет небрежно, ловко прокручивая в пальцах.

Второй рукой он рассеянно гладит Яра по волосам. Смотрит задумчиво — на спокойное лицо, на тощую шею…

…на отогнутый край плаща, под которым на полу расчерчены руны и линии пентаграммы.

Яр, каким-то предчувствием разбуженный, открывает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть занесённый кинжал. Немо открывает рот, ужасом задохнувшись, и дёргается в сторону.

— Ш-ш-ш, — Саша руки поднимает. — Всё хорошо.

— Ты… ты… — Яр отползает, сглатывает испуганно, — ты у… убить меня?.. Зачем, я же… с меня взять нечего, не надо, у меня ничего нет…

— Тише, — Саша вздыхает, демонстративно отложив кинжал и снова приподняв пустые ладони — будто пытаясь доказать, что безопасен. — Мне не нужно тебя убивать. Я не собирался.

Яр головой мотает и весь съёживается, уперевшись спиной в стенку и закрываясь руками. Саша расстроенно качает головой:

— Успокойся, прошу. Никто не собирался тебя убивать. Ты бы даже не почувствовал.

— Ч-чего… — Яр носом шмыгает и осторожно приоткрывает глаза, чувствуя, что никто на него не набрасывается, — чего не почувствовал?

— Укола. Царапины. — Саша протягивает к нему руку, оставаясь, впрочем, на месте. — Мне нужна всего одна капля.

— Капля?..

— Крови. Капля твоей крови и магии, я не прошу большего.

— За… зачем?.. — Яр замирает на месте, вжавшись в стену, и вдруг вскрикивает — ползучая роза царапает его щёку.

Свечи вспыхивают ярче, будто почувствовав его кровь.

Саша вздыхает и поднимается с пола. Яр, весь дрожа, сжимается в комок и обречённо закрывает глаза.

Ничего не происходит.

— Я заперт здесь, видишь?

Яр осторожно смотрит. Саша демонстративно опирается плечом на воздух. Потом воздух же бьёт кулаком. Откидывает плащ с пола, обнажая пентаграмму.

— Я не могу её пересечь, — объясняет. — Ты можешь, ты не заметишь даже, уже не заметил. А если твоей кровью капнуть… я смогу. На волю. Я так устал тут сидеть, ты не представляешь!.. — он снова бьёт невидимую преграду, уже с явным раздражением. — Одна капля. Я прошу тебя.

— Господи, — шепчет Яр.

Саша улыбается жутковато в свете свечей:

— Господь это место давно покинул.

Яра пробирает дрожью.

— Ты… Дьявол?..

Саша, хмыкнув, пожимает плечами. Снова на пол садится; вздыхает:

— Я тебя накормил и вылечил. Дал отдохнуть. Ты ведь… лучше себя чувствуешь, правда? Я… не причинил бы тебе вреда. Я мог убить тебя сразу, если хотел бы, но я не стал, видишь? Я столько лет здесь… Одна капля. Всего одна.