В сон клонит нещадно — может, таблетка действовать начала? — но отключиться мешает всё ещё бьющий его озноб. Саша зубы сжимает, чтобы не стучали, и машинально обнимает себя за плечи, пытаясь хоть так унять крупную дрожь.

Ярика вдруг рядом оказывается очень много и, кажется, под одним с Сашей одеялом. Саша вздрагивает и моргает непонимающе, запоздало осознав, что его голову к узкой груди прижали и осторожно по волосам гладят, в растрёпанные пряди ласково пальцами зарываясь.

У Ярика руки после улицы ещё прохладные — или это Саше так кажется, потому что он сам слишком горит? У Ярика прикосновения осторожные до нежности, невесомые почти — голова от них чуть меньше раскалывается и в груди что-то замирает.

— Расслабься, — говорят негромко в макушку. Гладят по напряжённым плечам. — Это всего лишь я. Спи.

— Заболеешь, — бормочет Саша, всё ещё краем сознания уверенный, что просто бредит.

Чуть голову поворачивает, поудобнее устраиваясь. Ровный стук сердца в ухо успокаивает, убаюкивает понемногу; ощущение, что в уплывающем понемногу мире его кто-то держит вот так (даже если ему просто снится) — успокаивает, долгожданную устойчивость даря.

— Уже болен, — фыркает вдруг Ярик. — Тобой. Давно хотел так пошутить.

Сашу очень тянет дать ему подзатыльник, но рука оказывается почти неподъёмной — Сашу хватает только на то, чтобы Ярика обнять за пояс, слегка к себе притягивая.

Ощущается вполне реально.

На этой мысли Саша и отключается, будто споткнувшись и провалившись в чернильную темноту. Наконец-то ничего не снится.

Просыпается он долго, медленно; мысли в голове еле ворочаются, отказываясь нормально функционировать.

«Надо встать и на работу».

«Нет, подождите, я взял больничный».

«Надо встать и измерить температуру».

«Кажется, меньше, чем вчера. Ощущается не так плохо».

«Странно, мне, кажется, правда лучше. Я улыбаюсь? Почему я улыбаюсь?..»

«Шея затекла, надо бы голову повернуть».

«Ай».

Попытка повернуться заканчивается приступом головокружения и неприятно ухнувшим в пустоту желудком, и Саша жмурится плотнее, пережидая ощущение невесомости. На губах всё ещё невольная улыбка — проснулся с улыбкой, серьёзно, неужели всё-таки что-то хорошее снилось? — и в кровати как-то неправильно холодно.

От осознания этого улыбка пропадает. Вчерашний день вспоминается смутными образами — бóльшую их часть Саша отметает сразу как однозначный бред, а вот последнюю хотелось бы всё-таки сохранить.

Ну пусть даже без признаний в любви (он что, серьёзно это сделал?), ладно, это, наверное, тоже привиделось сгорающему от жара воображению. Саша и просто на Ярика согласен. Можно даже без его пальцев в волосах и стука сердца в ухо (это было бы приятным бонусом, на самом деле; Саша не отказался бы).

Вообще-то, это последнее ощущалось даже слишком реально. И слишком сладкий чай, и прохладные ладони, накрывшие его собственные, и холодные с улицы губы, касающиеся лба, и объятия, и…

«Или мне приснилось?..»

Становится грустно. Потом Саша понимает, что на нём шерстяные носки.

Ещё потом на кухне кто-то что-то громко роняет, и Саша смеётся от неожиданности, тут же хрипло закашлявшись. Открывает глаза, щурясь от света из окна.

В дверном проёме вырисовывается смутная из-за отсутствия очков фигура, которая, вообще-то, может быть кем угодно. Говорит виновато, развеивая сомнения:

— Я тебя разбудил? Прости. А чего, у тебя вообще еды нет? Ты как выживал-то? Тебе получше?

И как-то резко рядом оказывается, сев на край кровати и тыльной стороной ладони температуру проверяя. Саша невольно закрывает глаза — противная слабость и жар никуда не ушли, а рука приятно прохладная.

— Вроде не такой горячий, — констатирует Ярик. Наклоняется, губами вдруг касается его лба, потом на секунду прижимается щекой, убеждаясь. — Да, меньше. И трястись вроде перестал, да? Ты меня капец напугал вчера, Сашк. Давай чаю сделаю? И заказать какой-нибудь еды надо бы, у тебя мышь там повесилась, ты два дня вообще не ел, что ли?

Он говорит как-то очень много и очень быстро, будто нервничая, и ногой качает. Саша близоруко на него щурится и, окончательно развеселившись, хватает за щиколотку. Ярик вздрагивает.

— Сашк, ты сказал вчера… одну вещь, только у тебя температура кошмарная была и ты не помнишь, наверное… и… и вообще вряд ли что-то особенно осознавал, так что…

Сашу будто в спину кто-то пихает, подталкивая идти ва-банк и повторно ляпнуть эту несусветную глупость. Даже азарт какой-то нездоровый просыпается: интересно, а если растерянное «я тоже» ему вчера прибредилось, он сможет выкрутиться и свести всё к шутке?

— Я люблю тебя, — повторяет он уверенно. Пропавший на середине «тебя» голос, правда, эффект слегка портит. Саша прочищает горло. — Хотя ты тот ещё идиот, который припёрся к больному домой и наверняка уже тоже заболел.

— Ага, — севшим голосом говорит Ярик. — Тобой. Давно.

— Ты вчера это уже шутил, — улыбается Саша. Мир снова норовит куда-то полететь — теперь уже не столько от температуры, сколько от кружащего голову облегчения.

— Я люблю тебя.

«Не приснилось».

А потом Ярик звонко чихает, сам себя испугавшись, и Саша снова не сдерживает хриплого смеха, переходящего в кашель. Ярик тоже улыбается — неуверенно сначала, потом всё шире — и падает на кровать рядом с ним, обнимая с радостным «прекрасно, будем болеть вместе!».

Саша как-то даже и не против.

========== Армия ==========

Комментарий к Армия

Публиковалось туть: https://ficbook.net/readfic/9088301

Ярик, заорав, роняет джойстик и впечатывается спиной в сашину грудь, загораживаясь руками от выскочившего из-за угла монстра.

Саша стягивает с него VR-шлем, в очередной раз пожалев, что согласился на эту сомнительную авантюру. Ярик вслепую отмахивается, пытаясь оттолкнуть его руки.

— Да тихо ты! — шикает Саша, пытаясь не уронить ни Ярика, ни себя, ни шлем. Неаккуратно пихает последний на стол, первого прижимает к себе, удерживая за запястья. — Успокойся, господи, чудовище.

Чудовище замирает минуты на две, к Саше прильнув и мелко дрожа. Потом говорит жалобно:

— Ладно, я сдаюсь. Сашечка, давай во что-нибудь спокойное и ненапряжное, а? С меня как-то хватит. Вон, сердечко стучит, — и, из хватки высвободившись, сашину руку к своей груди прижимает, будто в доказательство.

Саша привычно кривится на уменьшительно-ласкательные; беззвучно, передразнивая, тянет «серде-е-ечко»; потом, сменив гнев на милость, зарывается носом в растрёпанные волосы. Сердце и правда в ладонь колотится быстровато.

— Я же говорил, что это плохая идея, — не удерживается он от шпильки.

Ярик только плечами передёргивает, рассеянно на его руке какие-то узоры рисуя кончиками пальцев. Саша, будто извиняясь, целует его в висок и обнимает понадёжнее.

Саша бы и просто так посидеть не против — слишком уж долго таких моментов не выдавалось, всё время надо было куда-нибудь бежать.

«Что-нибудь спокойное и ненапряжное» они пытаются подобрать добрых полчаса, но остановиться так ни на чём и не получается. Саша скучающе осматривает комнату, пока Ярик очередную игру вяло ковыряет, и цепляется взглядом за шахматную доску, запихнутую сто лет назад на верхнюю полку и покрывшуюся там знатным слоем пыли.

— А давай в шашки?

Ярик на него смотрит так, будто он на охоту за мамонтом предложил сгонять или заявил, что сейчас будет добывать огонь трением, но Саша уже с кресла поднимается, загоревшись внезапной идеей. Сдувает с доски пыль, тут же расчихавшись.

С этим сумасшедшим графиком даже на нормальную уборку времени толком нет — надо бы исправлять ситуацию, но точно не в чудом выдавшееся свободное время, ещё бóльшим чудом наложившееся на свободное время и присутствие в Москве чудовища этого сумасшедшего, которого кошмарно в последнее время в сашиной жизни не хватало. Уборка подождёт ещё денёк, ничего от этого глобально не изменится.