Кровь сквозь тонкую белую ткань. На спине кровь, на плечах, на груди; кровь из пробитых гвоздями рук, кровь от тернового венца, кровь от побоев и плети, кровь на сбитых в мясо босых ногах.

И пугающее отстранённое спокойствие на лице. И свет слишком яркий. И…

Сашу вспышкой боли почти-реальной прошивает, когда Ярик-из-сна к нему тянется, коснувшись плеча. Саша кашляет глухо, безнадёжно, чувствуя, как в горло впивается почти-реальная верёвка. Хрипит, задыхаясь.

Саша трясущимися руками стаскивает неудачно перехлестнувшее шею одеяло и переворачивается на спину, пытаясь проморгаться.

— Думаешь, ты так уж мне нужен? — скучающим голосом говорит сидящий на диване Ярик. — У меня и без тебя друзей хватает.

— Ты мне снишься, — сипло выдавливает Саша и отворачивается к стене.

— И поёшь ты тоже херово, — безэмоционально говорит Ярик ему в спину. — Я тебя на концерты зову, потому что на контрасте моё исполнение выглядит лучше. А ещё это очень смешно, знаешь ли, когда ты ноту взять не можешь. Прям успокаивает.

Саша зажимает уши.

— Влюблённость эта твоя ещё, — продолжает Ярик. — Думаешь, не видно? Сашечка, мне драма эта твоя нахер не сдалась и взгляды все эти тоже. Очень мило, что ты обо мне заботишься. Удобно. Ты, правда, не один такой, знаешь ли. Я популярный, у меня толпа фанаток, ко мне в театре относятся, как к сыну полка — удобно быть ущербным и больным. А там, глядишь, и девушку себе найду. Останешься со своими видеоиграми и работой. Даже кошку себе завести не можешь. Бедненький. Каково приходить домой, где тебя ждёт только компьютер?

— Прекрасно, — цедит Саша сквозь зубы и снова заходится хриплым кашлем. — Отъебись.

— Ты ведь не этого хочешь, Сашечка, — выдыхает вдруг Ярик ему в загривок, одним движением оказавшись очень близко. Саша вздрагивает, почувствовав на коже горячие губы — обжигают, хотя Саша и без того от высокой температуры плавится. — Ты не хочешь, чтобы я уходил, да? — Ярик его больно за выступающий позвонок кусает, за волосы дёргает бесцеремонно, на себя поворачивая. Нависает сверху на вытянутых руках. — Так хочешь? Ближе? Чтобы как в фанфиках? — Ниже опускается, останавливаясь в миллиметре от сашиного лица. Выдыхает почти в его губы: — Натурал я, Сашечка, этого ничего не будет.

И пеплом рассыпается. Пепел в глазах оседает и в лёгких; под веками жжёт нещадно, как от слишком долгого ношения линз. Саша кашляет, вдохнуть пытаясь; садится, чтобы налить воды. Жмурится, пережидая приступ тошноты. Всё плывёт на секунду, кровать будто проваливается куда-то, оставляя его в невесомости на несколько отвратительных секунд.

— Ты Кира, — сообщают ему. — Убийца.

Саша роняет стакан и снова давится застрявшим в горле пеплом. Болезненно прижимает руки к груди, пытаясь резь в лёгких успокоить.

Стримерское кресло разворачивается. В нём, конечно, Ярик — в белой кофте со слишком длинными рукавами, босой и растрёпанный. Чёрные волосы падают на лоб. Ноги на сиденье, к груди подтянуты, сгорбился весь, так что за острыми коленками не видно нижней части лица — глаза одни, отчаянно-синие и почему-то блестящие слишком сильно.

Он руку медленно поднимает. Саша зачарованно смотрит на направленный на него пистолет в тонких дрожащих пальцах.

— Ты всё прописал ведь? — говорит Ярик. — Мою смерть?

Пистолет медленно тянет к собственному виску — рывками, будто с собой борясь. Саша смотрит, словно к месту примёрзнув. Их дрожь бьёт в унисон, одинаково крупная; у Ярика ладонь на рукояти стиснута судорожно, сильно, до ногтей побелевших; у Ярика панический стылый ужас в глазах.

— Спусти курок, — слышит Саша свой голос. Нормальный ровный голос, ни тени хрипоты или сковавшего его страха; интерес только, как у учёного, препарирующего странную лягушку.

У Ярика в глазах отчаяние и мольба, у Ярика по щекам слёзы — у Ярика палец дёргается спазмом.

На Сашу кровью брызгает и в ушах истеричное «ты убил меня!» отдаётся.

«Не отсюда, — думает Саша отстранённо, задушенно оттягивая от шеи воротник футболки и проводя рукой по лицу. — Этот крик не отсюда. Значит, мне приснилось».

Оставшаяся на пальцах чужая кровь слишком яркая. До боли, до рези в глазах яркая — Саша чувствует, что снова навернулись слёзы. Сашу колотит слишком сильно.

Саше взвыть хочется, но выходит только сипящий, задыхающийся скулёж, как у собаки побитой.

Очередной галлюцинации он сходу брякает «Яр, я люблю тебя», новый кошмар опережая.

Галлюцинация на него ресницами растерянно хлопает и слегка перед взглядом расплывается, будто Саша сквозь мутное стекло смотрит.

— Я, вообще-то, тоже, — говорит неуверенно. Саша чувствует на лбу холодную ладонь и закрывает глаза, чуть к ней подаваясь. — Капец, Сашк, я не думал, что всё так плохо, у тебя сколько температура вообще?

— Я люблю тебя, — хрипло повторяет тот. — Не умирай, пожалуйста.

— Капец, — повторяет галлюцинация. Ладонь на лбу на секунду сменяется губами — тоже приятно прохладными. — Саш, давай про «люблю» потом поговорим, когда ты адекватнее будешь, а? Никуда я умирать не собираюсь, я к тебе пришёл.

— Ты в Питере, — возражает Саша. — Мне всё снится.

— Я вполне себе в Москве, — отвечают ему. — И даже в твоей квартире. Давай чай горячий сделаю? Блин, чего тебя так колотит, лезь под одеяло! Есть носки какие-нибудь тёплые? Щас притащу что-нибудь, ложись пока. Сашк, ты чего сразу не сказал, что тебе плохо так? — на плечи руки знакомые опускаются, слегка растирая, будто согреть пытаясь.

— Заболеешь, — бормочет тот, вяло пытаясь отстраниться.

— А ты уже болеешь, и что теперь? Ты же вон… горяч, как никогда, — фыркают куда-то в волосы. — Извини, я обязан был так пошутить, когда ещё шанс будет? Ложись, я сейчас.

— Реально… ты? — Саша с трудом разлепляет ресницы.

Глаза всё ещё режет нещадно, будто туда песка (пепла) щедро сыпанули. Ярик видится расплывчатой фигурой. Саша отстранённо понимает, что не надел ни очков, ни линз — неудивительно, что нет чёткости картинки.

— Реально я, — кивает Ярик. — Реально здесь. Реально приехал тебя лечить, а то у тебя самого что-то не очень получается… ложись, тебе отдыхать надо. Сейчас чай сделаю. Ты таблетки какие-нибудь пьёшь? Вот, мне помогает обычно, это от температуры.

Саша смотрит на протянутый стакан с водой и таблетку. Подвисает на десяток секунд, потом берёт осторожно. Руки дрожат так, что вода через край плещет.

Его ладони накрывают тонкие пальцы, помогая удержать стакан и к губам его поднести. Ярик смотрит встревоженно голубыми глазищами, в лицо заглядывая.

— Ложись, — в который раз повторяет он. У Саши в ушах стучит нещадно и опять перед взглядом всё плывёт. Ярик торопливо придерживает его за плечи; в голосе страх настоящий проступает: — Господи, Сашк… хоть бы написал, что ли. Не «я слегка простыл», а «я помру сейчас нахер».

— Не помру, — выговаривает Саша.

Ярик вдруг на себя его тянет, обнимая. Саша утыкается в его плечо полыхающим лбом и чувствует, как тонкие руки сжимаются на спине в замок, будто защитить пытаясь. Ярик в волосы ему куда-то выдыхает:

— Не помрёшь, я же тут. Я тебе не позволю.

Саша слабо усмехается и закрывает глаза. Мир снова из-под ног уйти пытается, но Ярик его… держит, пожалуй. И спокойно наконец-то.

— Подожди, не вырубайся, ляг сначала. Да что ж тебя так колотит, а? — встревоженно бормочет Ярик. — Сейчас я.

Помогает Саше лечь и пропадает куда-то. Саша сквозь шум в ушах слышит, как на кухне начинает работать чайник. Ярик тем временем какую-то бурную деятельность вокруг разводит: плед откуда-то притаскивает, Сашу накрывая поверх одеяла, натягивает на него невесть откуда вытащенные шерстяные носки (Сашу от его осторожных прикосновений к ступням и щиколоткам жаром пробивает отнюдь не простудным и некстати та-самая-сцена-из-Тетрадки лезет в голову), порывается запихнуть его в свитер и шею шарфом замотать, но тут Саша всё-таки начинает вяло сопротивляться, опасаясь растаять или расплавиться уже буквально, и Ярик отступает. Приносит вместо этого чай, в который, судя по вкусу, вбухал половину лимона и полбанки мёда. Саша, сдавшись, пьёт (Ярик снова кружку держит поверх его рук, помогая не расплескать всё) и ложится, закрыв глаза.