- Сие есть…Аргх… Вина твоя, Томас Ортега! Убийца и лжец, пьющий из чужого истока! В час Суда… Предстанете перед Гласом Его и достану я грех каждый, вину и действо… И рукой Пастуха очистится отара Его… Ибо нет места паршивым овцам, испившим грязь… Ибо слово мое…
Распятие на груди Девина запекло ещё сильнее и из глаз одержимого брызнули слезы. Вопль боли разнесся по комнате, заглушая запись церковного хора. Рот демона снова раскрылся. Грудная клетка наполнилась воздухом с дымом ладана, раздувшись и словно приготовившись к чему-то. Демон вырвал руки из чужой хватки, становясь на полусогнутые ноги и руки, выгибаясь грудью вверх и запрокидывая голову в неестественной позе.
- Я есмь… Обвинитель! - ещё немного и позвоночник хрустнет, сломается и Беннета можно будет сложить пополам.
Маркус подорвался и вновь стал с силой опускать Девина назад, теснее прижимая распятие к его груди. И демон поддался, зарычал, ощерился. Лязгнул зубами в попытке дотянуться до Кина и укусить его, теряя человеческое обличие. Вены на его шее вздулись, ноздри раздувались как у бешеного быка. Лопнувшие сосуды в глазах превратили их в кровавые озера с темными радужками. Сухие истрескавшиеся губы кровоточили, как и затылок – он не раз приложился головой о стену и об пол.
Маркус вжал распятие сильнее. Ворой ладонью накрыл лоб Беннета. Его голос вмиг стал ещё громче. Он окреп, наливаясь силой и чем-то тем, чего Ортега ещё не слышал со стороны.
- Именем Господа Бога, назови час исхода своего!
Вспышка: невидимая, огромная. Сжатие воздуха в маленький шарик и взрыв, от которого рождается черная дыра. Волна, берущая начало из внезапного извержения подводного вулкана. Тонны тротила, взорвавшегося под землей. Вакуумная бомба, уничтожающая своим злым невидимым сшибающим с ног импульсом.
Рука Бога, вершащая правосудие. Проливающая свою благодать через сосуд.
Крик создания, испускающего последний вдох. Вопль боли, ненависти, зависти, проклятия из раззинутой пасти. Рассеивание чужой радужки, дергание века и трепет ресниц уставших глаз.
Опавшее на матрас тело, вынудило опасть того, кто держал его, рядом, на колени.
Магнитофон замолк, оставляя лишь тихий треск пламени в свечах. Дым из кадила остатками полз по грязному полу. Сиплое дыхание потревожило звенящую тишину. Капли пота стекали по лицам троих. Одна капля сорвалась с кончика носа и упала вниз, разбиваясь об пол и исчезая в пыли.
Кин осел на пол полностью и тяжело привалился к стене, оперевшись об неё затылком. Его пронзал восторг, экстаз; его все еще пьянило и потряхивало. Потому что он увидел, услышал Его. Там, на той стороне.
Экзорцист не смотрел на свои руки. Он знал, что в них было тепло и сейчас оно оседало, разливалось по всему телу, впитываясь.
- С возвращением… Беннет.
Рука похлопала по плечу начальника безопасности Ватикана. Взгляд остановился на Томасе. Глаза в глаза. Молча. Откровенно. Не нарушая приятной тишины. Маркус улыбнулся. Впервые за долгое время потерь и поражений, по-настоящему радостно.
Комментарий к Глава 5. Верую я и увижу благость Господа на земле живых
На этом, казалось бы, все…но спойлернем и скажем, что впереди еще одна глава и эпилог)
========== Глава 5. Нет страха в любви, ибо совершенная любовь изгоняет страх, в котором кроется мучение. ==========
С того момента, как Беннет пришел в себя прошло чуть больше двух недель. Несмотря на то, что восстановление шло медленно, поскольку от пребывания в больнице он отказался, сегодняшним рейсом начальник безопасности Ватикана вылетел в Рим. Маркус и Томас помогли справиться ему здесь. Теперь тяжелая борьба ждала его на иной территории.
Солнце клонилось к горизонту, полыхая бронзой и уступая сумеркам. Оно оставило свой отпечаток на щеке экзорциста, бросившего ключи от машины на стол; ползло по шее и вороту куртки добавило светлую искру в глаза. Руки Кина оказались в карманах джинсов. Склонив голову на бок, он улыбнулся уголками губ. Семья Ортега вновь была в безопасности. Беннет был спасен и доставлен ими в аэропорт. Они справились со всем. Но кое-что так и осталось не оговоренным.
Прислонившись плечом к дверному косяку, Маркус посмотрел на Томаса, усевшегося на кровать.
- Значит, ты собираешься защищать мою душу и меня самого?
Томас вскинул голову на неожиданный вопрос, затем медленно отвел взгляд и на мгновение нахмурился. В переплетенных в замок пальцах появилось напряжение. Маркусу показалось, что Ортега вновь вот-вот замкнется в себе и утро в доме Оливии повторится. Но он поднялся, расцепляя руки, и огляделся по сторонам, прежде чем подойти к напарнику.
- Не то, чтобы я считал, что ты с этим не справляешься, но, кажется, тебе не помешает помощь.
Вскинув бровь в удивлении, что почти означало не произнесенное вслух «О», Кин потер бородку под нижней губой. Взгляд не стал встречаться с другим. Наоборот, опустился в пол.
- Пожалуй, - коротко, емко, открыто и доверчиво, - Но… Ты же понимаешь, что это станет основным местом для удара, Томас? Мне-то не привыкать.
Ортега коротко усмехнулся и тут же попытался спрятать свою усмешку. Он успел посмотреть насколько Маркусу «не привыкать». Жизнь-иллюзия, которую предлагал Кину демон, вскрыла молодому священнику многое. Однако кое-что еще показала ему и одержимость Беннета.
- У меня есть свое мнение на этот счет.
Томас едва заметно пожал плечами и словно с вызовом, словно доказывая, что на этот раз он не собирается действовать необдуманно, а затем сожалеть и отступать назад, положил руку на плечо Маркусу и привлек его к себе.
Они оба прекрасно понимали, что демоны в первую очередь станут бить на это. Что будут нещадно терзать, крошить внутренние барьеры и щиты, издеваться и обвинять в низменности и порочности. Но у демона в Беннете ничего не получилось, потому что страсть и физическая тяга здесь были ни при чем. Глаза закрывались сами собой, окунаясь не в темноту, а в отсвет заходящего солнца, проникавшего в номер мотеля. Почти такого же, в каком Кин слышал обвинения от Томаса и показательно пил святую воду, отражая гнев и страх напарника из-за их неудач.
Более сильное давление Маркуса заставило Томаса прислониться к стене спиной, упереться в нее затылком и слегка приподнять голову, не уходя и не прерывая поцелуя. Рука с плеча Кина сдвинулась к шее, затем к затылку, проходясь по короткому ежику волос. Огладив, он соскользнул на ворот и принялся, не глядя, расстегивать пуговицы.
Поцелуй продолжился: губы горели, а воздуха становилось все меньше. Дыхание сплеталось в одно целое и пополнялось краткими вдохами на двоих. Касания Томаса порождали дрожь, вызывая с непривычки напряжение в мышцах. Ладонь Маркуса уперлась в стену совсем рядом с головой напарника, запястьем почти касаясь его уха.
Кин не собирался ничего говорить. С языка не могло сорваться ни слова: мысли не формировались в звуки; чувства и эмоции не находили словестного проявления. Он не знал, смотрел ли Бог на них в этот момент, но думать об этом не хотелось.
Пальцы поддели светлый джемпер, приподняли его, проводя по открытой коже вверх. Почти так же, как было на кухне Оливии, только сейчас Ортега не был прохладным после душа, а на его шее не висело влажное полотенце. Мексиканец вздрогнул, но отстранился от стены, чтобы позволить стянуть с себя кофту.
Полы рубашки Кина оказались расстегнуты и вытянуты из брюк. Сжав их, Томас дернул напарника на себя, непроизвольно и сам ударяясь затылком о стену. У них не было необходимости спешить, никто не мог нарушить их единения, и все же Ортега ускорялся. Было странно стаскивать с плеч мужскую рубашку, а не скидывать с более хрупких лямки платья; странно чувствовать бедрами прижимание чужого напряженного паха. Странно, но не отталкивающе.
Звук расстегивающейся ширинки потонул в первом шумном вдохе, прерывающем поцелуй. Тело поддалось импульсу, давлению и обхвату через ткань. Сладкая нега, намеренно отвергнутая церковными обетами и уже забытая после нарушения клятв с Джессикой, пронеслась волной по телу, распаляя пламя и голод. Заставляя закрыть глаза и запрокинуть голову выше, поддаваясь навстречу.
