«Питер?» - мысленно повторил Томас, вспоминая знакомое имя.

Вот в чем дело. Вот образ, который принял на себя Лукавый, чтобы запудрить Кину мозги. Голод по теплу и покой.

«Покой» из уст Маркус вызвал у Ортега дрожь. Как быстро демон переписывал его воспоминания. Но уверенность Кина дрожала, взгляд застывал и становился злее, а значит, борьба имела место. Томас очень на это надеялся. И не собирался отступать.

- Я знаю тебя, Маркус. Это все неправда, мы в иллюзии. Демон мешает тебе вспомнить. Я тоже едва не поддался ему, - прислонив кулак к губам, он лихорадочно пытался вспомнить, что могло убедить Кина в правдивости его слов, - Ты в раннем возрасте стал сиротой. Отец избивал мать, пока не убил ее у тебя на глазах. И ты снял ружье и застрелил его. Потом попал в приют, где тебя выкупила Церковь. Пять сотен за мальчика. Ты служил под началом какого-то священника, вас готовили, как экзорцистов.

Томас приблизился, положив руки на плечи Кина и сжав их.

- Тебе было двенадцать лет, когда ты впервые остался с демоном в комнате один на один. И ты испытал облегчение от того, что у зла есть облик и причина. Ты читал молитвы, и Бог действовал через тебя. С тех пор, ты не расставался с Библией, которую тебе дали в тот момент.

С дерева сорвалась стая ворон, и их карканье разнеслось по округе. Одна рука Ортега метнулась к картине с лесом.

- Это Шервудский лес. Вы жили рядом, и мать часто водила тебя туда гулять. Это единственное, на что она была способна. Ты рассказывал мне все это, Маркус. Ты вспоминаешь?

С надеждой всматриваясь в напряженное лицо, Томас поджал губы. Нужно было что-то еще. Ему нельзя было останавливаться.

- Еще ты фанат Николаса Кейджа. «Мы все его фанаты, в том или ином роде», так ты сказал мне, когда вломился ко мне домой, после того, как ушел из приюта для священников.

- Нет, нет, нет… Это все ложь, - Кин качал головой, понимая, что какие-то сомнения нарастали в нем. Голова стала болеть сильнее. Мужчину начало потряхивать, взгляд заметался между рисунком леса и Томасом.

Жестко и быстро скинув с себя чужую руку, выдавая в жестах и позе себя настоящего, Маркус скривил губы в презрительной усмешке.

- Ты мог прочитать… Найти мою биографию из-за истории с аварией. Как и про отца, мать… Ты просто очередной шарлатан, решивший написать свою гребаную сенсацию про больного ублюдка, выжившего в аварии! Захотелось собрать писательские лавры, оживив старую историю? Хрен тебе!

Но Кин застыл, потому что перед глазами вырос лес, осенний вечер. Ему было холодно. Он, в легкой куртке бежал за матерью, которая тащила его за руку по тропинке.

- Быстрее, Маркус. Быстрее, я сказала!

Он не успевал. Она шла слишком быстро, но потеряться в лесу было еще страшнее.

- Мне холодно.

- Я сказала быстрее! Хватит ныть, идем домой!

Деревья стонали под осенним ветром. Листья осыпались и шуршали под ногами. Тяжелые холодные капли били по лицу и плечам. Ботинки промокли насквозь. Пальцы крепче цеплялись за руку матери. Он старался идти быстрее, боясь посмотреть на изломанные ветви деревьев этого странного, вечного, холодного леса.

- Если ты не уйдешь, я вызову полицию.

Холодный голос Маркуса прорвался через вспышку видения. Он вскинул потемневший взгляд на Томаса. Ему нужен был Питер. Ему так был нужен сейчас Питер и покой.

Покой.

Настоящий покой, полный тепла и чего-то еще.

Кин внезапно поймал себя на мысли, что не может вспомнить, что он рисовал вчера. Он же рисовал, кажется. Картину, что-то связанное с…Чем?

Почему слова этого человека поселили в нем сомнения, способные нарушить привычный уклад жизни? Почему от слов, про убийство матери и отца, ему стало так больно?

Почему от фразы «Пять сотен за мальчика» у него наворачивались слезы? От того, что он делал… что он делал?!

- Я не повторяю дважды. Убирайся из моего дома. Я никогда не занимался экзорци…

Висок прострелило сильнее, Кин качнул головой и закусил нижнюю губу. Черт, как же болело! Он и так выпил две таблетки, неужели придется еще?

Взгляд Маркуса поплыл, он снова увидел перед собой лицо безобразной женщины с гнилыми зубами и черными глазами. Он услышал её смех, не похожий ни на что на свете.

Схватившись за голову, Кин постарался встряхнуться: не видеть, не слышать и не чувствовать. Ему казалось, что голова сейчас взорвется. Пелена наползала быстро, туман стирал слова и образы, оставляя после себя серую пустоту и забвение. Навеивая усталость и вливая раздражение.

- Мы стоим на пороге и не даем тьме войти!, - выкрикнув, Томас сжал кулаки. Он видел что получается, видел, что Кину становилось хуже, но он не мог позволить себе остановиться. Любой ценой он должен был вытащить Маркуса из этого кошмара.

Телефон зазвонил резко, громко и настойчиво. На экране высветился номер Питера. Стоило Кину взять мобильный, как Томас в два шага приблизился и накрыл его рукой, мешая ответить, вновь перехватывая мужчину за плечо.

- Не отвечай, Маркус. Это не настоящий Питер. Это демон и он хочет удержать тебя. Он хочет помешать тебе вспомнить, - пристально глядя глаза в глаза, Ортега давил словами, - Вспомни, кто ты, Маркус. Вспомни, иначе все будет потеряно и он победит.

- Не… Не смей!

Это был перебор, от которого Маркуса тряхнуло и разозлило. Пальцы сжали телефон сильнее, взгляд Кина потемнел, уставившись на проходимца.

- Нет никаких демонов, парень. Тебе нужно к врачу. Ты больной. Не лезь ко мне, я не…

Сбрасывая руку со своего плеча и отступая назад под нарастающим холодом, Маркус не замечал, как потемнело небо. Как на них уставились десятки воронов. Как тишина сковала двор, улицу. Которая была пуста: ни машин, ни людей. Ничего.

Только мелодия звонящего телефона.

- Питер? – приняв звонок, Кин смотрел на Томаса. Голос Маркуса был встревожен, немного надломлен, полон замешательства и чего-то еще, присущего самому экзорцисту Маркусу Кину.

- Привет. Все в порядке? Ты встревожен.

- Здесь какой-то псих вломился к нам во двор и… Говорит бред.

Маркус сглотнул. Что-то наваливалось на него. Тяжелое, непонятное, вызывая ломоту во всем теле.

- Он говорит, что…

Мы стоим на пороге…

Остров. Огромный дом и большая семья. Приют. Много детей. Они…стоп, они? Что это вообще такое?

… и не даем тьме войти.

Кин замолчал. Напряжение росло. Ни вспышек, ни приступов никогда не бывало так часто. Он видит лес, видит мужчину, который старается убить своих детей. Слышит странные слова, похожие то ли на песнопение то ли на… молитвы?

Он видит машину, в которой едет сам и тоже держит девушку. Видит амбар, веревки. Он что-то говорит и этот… Этот больной психопат стоит с закатанными глазами?

Видит место, похожее на бар, где он сидит с этим человеком и пьет пиво. Они что-то обсуждают, и звучит та самая фраза. Та, что сейчас была произнесена вслух.

- Питер. Я не понимаю. У меня раскалывается голова.

Улыбка в голосе на том конце померкла. Появилось напряжение, беспокойство и что-то еще. Темное и нагнетающее.

- Какой псих? Мне приехать? Вызови полицию и он уйдет. Я сейчас оставлю все дела и вернусь, Маркус. Ты пил таблетки?

- Я не знаю, Питер. Я… да, пил. У меня был приступ.

Кин почему-то не мог оторвать взгляда от Ортега. В нем было что-то, что заставляло застыть и смотреть. И в то же время голос Питера обволакивал, звал и манил к себе. Словно вынуждая забыть все то, что рассказал Томас.

Кин хотел попросить Питера вернуться скорее, потому что с ним вернулся бы покой. Его, Маркуса, покой.

- Я справлюсь, тебе не обязательно приезжать…

Закончить разговор ему не удалось. Томас выбил телефон из рук, и тот отлетел на каменную дорожку.

- Черт тебя подери!

- Он пудрит тебе мозги, - схватив Маркуса за предплечья, Томас силой не дал ему ринуться к телефону.

- Маркус? Маркус! – все еще тихо раздавалось в телефоне.

- Демоны есть, и ты видел их. Бесчисленное множество. Ты боролся с ними всю жизнь. Ты был лучшим экзорцистом. Не сдавайся им, Маркус, - взгляд Ортега не отрывался от светло-голубых глаз напарника. Ладони перехватили его лицо, большие пальцы дотянулись до висков, - Ты помнишь слово Божье? Молитвы? Прочитай хоть одну. Помолись со мной.