Горечь пронзила с головы до ног, смешавшись со злостью за раскрытие «постыдной» тайны. Потому что он и правда все это время спал с мужчинами. И касался этими губами распятия, смел читать молитвы после всего, что… делал. Может поэтому Господь отвернулся от него? Может Ему надоело слушать и смотреть на того, кто пал в глазах, став на стезю содомита?

Злость выливалась в легкую дрожь, впрочем, мужчина старался не показывать её. Но вот глаза… Глаза впервые отражали без сокрытия всю гамму чувств: горели, сверкали как у больного, вспыхивали раздражением, яростью и осязаемым желанием уколоть или съязвить на любое возможное замечание. Он словно ждал хотя бы одной фразы или «не такого» взгляда. Затем мужчина поймал себя на мысли, что ему очень хочется достать из кармана телефон. Мобильник будто жег тело через ткань. Маркус жаждал вытащить его и набрать сообщение или позвонить Питеру.

- Час на отдых и… Продолжим.

Томас же не знал, что сказать. В голове царил хаос, а сам священник не понимал зачем до сих пор стоит на улице. Настолько взбешенным он видел Маркуса впервые. Ни один демон, над изгнанием которого они сражались вместе, не выводил экзорциста из себя так сильно. Они цеплялись за отголоски прошлого Кина, за его детство, какие-то черты характера, веру и ее потерю, груз ответственности, который пришлось нести на плечах. Это цепляло, сбивало, но никогда не лишало контроля.

Теперь же демон знал насколько болезненный и верный удар нанесли его слова и вероятнее всего будет действовать в том же направлении. Потому что Маркус не остановился бы после первого удара. Не вышел бы из комнаты, взяв перерыв для успокоения мыслей. Его пришлось выволочь силой и это было крайне опрометчиво с их стороны.

Ортега выдохнул и потер лицо ладонями. Трогать Кина сейчас он не собирался, но и оставлять тему без обсуждения тоже не следовало, насколько бы неловкой она ни была. Потому что они напарники и должны знать друг о друге все. Эти же слова говорил ему Маркус в самом начале. И все же, червячок запущенный Мартой в голову Томаса, делал свое дело. Не думать о «предпочтениях» Кина у священника уже не получалось.

Бросив короткий взгляд на мужчину исподлобья, Ортега направился обратно в дом. Перед глазами пронеслись обвинения о связи с Джессикой, о письмах, настойчивые советы забыть об этой женщине и вспомнить о данных обетах. Ругань и презрение, обвинение в слабости после того, как демону в Кейси Рэнс удалось сломить неопытного экзорциста и окунуть в постыдную иллюзию. Вынудить поддаться своим желания и в итоге сделать большую ошибку. Чем же по итогу Маркус оказался лучше?

«Теперь ты для меня бесполезен» - прозвучала в голове его фраза, и Томас на секунду почувствовал поганое удовлетворение от того, что его наставник оказался далеко не так свят, как хотел бы казаться. Поймав себя на этом, он мгновенно осекся – ведь именно этого и добивался демон, пытаясь смутить его, смутить Маркуса. Поселить в голове червоточину, которой можно будет воспользоваться при удобном моменте.

«Я не должен так думать. Это дело Маркуса. Не мне его обвинять или порицать. В конце концов он отлучен от Церкви, и не сама Церковь дает нам сил для борьбы с нечистым духом».

Однако в голове такое все равно укладывалось с трудом.

Дверь в комнату Марты оказалась распахнута. Алан сидел подле сестры и стирал кровь из разбитой губы, успокаивая ее плач. Связывающие девушку простыни валялись в стороне. Мужчина поднял голову и впился гневным взглядом в молодого священника.

- Вы били ее! Почему она привязана?! Что вы за священники такие, если позволяете себе такое издевательство над беззащитной девушкой?

- Она одержима, если ее не обезопасить, то может случиться все что угодно.

- И поэтому вы бьете ее?!

Томас чувствовал свою вину. Он не знал, как правильно ответить на этот вопрос и как объяснить человеку, который не верит в одержимость, то что происходило в этой комнате.

- Алан, прошу Вас, мы не хотим причинять ей боль и стараемся помочь. Демон проявил себя, он пытается задеть за живое, отвлечь…

- Довольно. Довольно с меня этого бреда! – мужчина поднялся и подошел к Томасу почти вплотную, вынуждая сделать шаг назад, - У нее жар. Сильные боли в животе.

- Демон разрушает ее тело, но мы уже близки…

- К тому, чтобы убить ее?!

- Нет. Мы как раз делаем все что можем, чтобы не дать этому случиться. Пожалуйста, не мешайте нам.

Алан прищурился, однако больше ничего не сказал. Проходя по коридору, он толкнул Ортега в плечо. Но священник не отреагировал на это, лишь опустил глаза в пол. Боль и вина, вера и надежда на лучший исход смешались воедино и вылились в тихую молитву.

Решив не возвращаться к Маркусу, Томас занялся приготовлениями к очередной духовной битве. Роберта показала ему, где хранятся бинты, жаропонижающее и другие лекарства, которые могли понадобиться. Затем попросила Алана отвести ее на вечернюю службу в церковь. Слушать плач и крики дочери она больше не могла, но в отличие от сына не собиралась никого останавливать.

Отдых вышел очень условным. Проводив Роберту и Алана до крыльца, Томас заговорил с Маркусом лишь когда они были готовы возвращаться к Марте.

- Ты … ничего больше не хочешь мне рассказать?

- Что именно? Тебя сейчас интересуют подробности моей…

Заминка была ощутима. Фраза «подробности моей личной жизни» никак не хотела сходить с языка Кина. Потому что никакой личной жизни у него не было. Были однодневные связи. Вернее, связи на ночь. Без каких-либо обязательств. Он приходил в бар, клуб и все получалось само собой. Однажды кто-то назвал его харизматичным и привлекательным. Кто-то другой – слишком жестким и черствым. Но Маркус точно знал, да что знал, оно так и было – после секса он не запоминал имен «одноразовых» любовников, не говорил с ними, не лежал в кровати. Изредка Маркус доставал пачку сигарет или тянулся к стоящей на полу банке пива, чтобы промочить горло. А затем вставал, одевался и уходил. Все исчезало после хлопка двери. Никаких разговоров на тему «ты был хорош» или «давай встретимся сегодня?». Все, что было ночью оставалось за спиной, за удаляющейся с каждым его шагом дверью.

«А ведь я мог остаться с Питером и…»

Мысль, что они могли бы просыпаться вместе утром, идти делать кофе, завтракать, что-то планировать или банально валяться в кровати до 10 часов утра, ранила. Но главное: они могли стать опорой друг для друга. И Кин бы не чувствовал себя пустым и таким одиноким, каким был все годы. Так ведь?

«- Нет, у меня есть моя Вера, мой Бог…

- Да нихера у тебя нет!»

Ведя, как и многие, мысленную беседу с самим собой, Маркус почувствовал раздражающую горечь. Потому что внутренний окрик, жесткий и мерзкий, отдавал зловещей усмешкой. Этот окрик ткнул его, как щенка в лужу; заставил прикрыть на пару секунд глаза и выдохнуть. Он потерял свою возможность, свой билет в относительно хороший остаток жизни.

Когда хлопнула дверь автомобиля, в котором скрылась Роберта, экзорцист сощурился. Он подыскивал слова и невольно зацепился взглядом за уезжавших родных Марты. Алан, севший за руль, окинул их враждебным взглядом и отвернулся, надавив на газ. Машина скрылась за поворотом и оставила двух священников одних. Томас терпеливо ждал продолжения фразы и, видимо, не был намерен отступать.

- … Подробности моей ориентации? Или не припрятал я еще какой скелет в шкафу? Убийство младенцев, к примеру. Насилия над несовершеннолетними, надругательства над святыней, секс с послушницей. Убийство. Ах да, про убийство ты и так знаешь.

Нет, знать подробностей Томас действительно не хотел. Он старался не думать об этом и не позволял себе представлять Маркуса в…подобном проявлении.

- Это твое дело и твои решения, - мужчина поджал губы, но упрямо посмотрел в глаза Кину, - Но я считаю, что мне стоило бы знать о таком. И обо всем остальном, что может застать врасплох. Мы напарники. Ты сам говорил, что между нами не должно быть темных пятен, потому что демон, - Ортега указал на дверь Марты, - может ухватиться за них и сбить нас. Как он только что сделал. И как…