- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Крестное знамение Кина заставило Марту нервно засмеяться и перейти обратно в плач. Петли из простыней уже оставили следы на ее запястьях и лодыжках: красные истёртые отметины, отдававшие болью при каждым новым бесполезном рывке.
- Вы убьете меня…убьете…как…как того мальчишку…
- Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божьего, - вместе со словами пальцы перекрестили лежащую девушку. Маркус не обращал внимание на её слова и не подал виду, что уверенность в нем дрогнула.
«Тот мальчишка». Имела ли она в виду того мальчика из Мехико или же ее слова не имели потайного знания? Кин отвел взгляд: постарался отринуть воспоминание и звук хруста шейных позвонков.
- Вам ведь наплевать, что я больна. Вы хотите доказать себе..мне…идя на поводу у своих желаний, что вы…особенные. Что у вас есть сила и знания, которые даны не всем. Моя мать всегда знала, что лучше..теперь вы… Потакаете ей…Алан…Алан! – она попробовала закричать, но голос сорвался, и в горле начало першить.
Марта закашлялась, отчего спазм в животе стал еще сильнее. Оковы не дпозволяли подтянуть ноги к груди и хоть немного облегчить режущую боль.
- Мне нужен врач. Господи…
Она снова плакала, а Томас едва держался от того, чтобы немедленно прекратить. Да, это был не первый и даже не второй, не третий и не четвертый экзорцизм, который они проводили с Кином, но настолько непохожего на одержимость случая он не встречал.
Сколько прошло времени? Часов шесть? Голова шла кругом, а язык заплетался. Они делали несколько перерывов, но очень коротких. Потому что надеялись, что демон слаб и, если с самого начала приложить больше усилий, то потом с ним будет легче справиться.
Однако святая вода всего лишь скатывалась по и без того влажной коже; слова не подходили под неизвестные Марте знания.
В очередной раз Томас присел у кровати, чтобы протереть влажный лоб девушки чистым полотенцем, стереть слезы с ее щек и напоить водой. Жар проступил через плотную ткань и заставил Ортега приложить ладонь к коже. Обеспокоенный взгляд мексиканца метнулся к Маркусу.
- У нее температура. Очень высокая.
- Демон затаился. Он скоро покажется.
- Но что если…
- Тебе ли не знать, Томас?!
Молодой священник стиснул зубы и отвел взгляд. Маркус начинал срываться. Они оба очень устали и им требовался отдых. Быть может передохнув, поспав, переждав пик раздражения и желания обнаружить и зацепиться за демона, они смогут принять верное решение?
Девушка повернулась к Ортега лицом и слабо приоткрыла глаза.
- Он злится… Знаешь почему? Потому что ты оторвал его от призрачного шанса на спокойную жизнь… Снова подвел. Заставил бросить все и примчаться в тот дешевый придорожный мотель.
В один миг сомнения Томаса исчезли. Он внимательно посмотрел в туманные глаза и медленно поднялся, потянувшись обратно к четкам и Библии. Марта, не двигаясь, перевела взгляд на Кина.
- Питер очень расстроился, Маркус. А какие у вас были планы… Вы могли начать новую жизнь. Он бы действительно уехал с тобой, если бы ты захотел. Какая уже разница из чего выбирать, ведь вы два престарелых педика. Уже счастье встретить такого же, как ты, на закате лет.
Слова, адресованные одному, застали врасплох другого. Томас опешил от услышанного, сбился с начатой было молитвы и ошарашенно посмотрел на Кина.
«Питер? Тот Питер с острова?»
Его Ортега видел несколько раз, но…не знал, что Маркус с ним общался и… Последние слова демона сбивали больше всего. И это было то, что нужно.
- О, ты не знал, Отче? Твой друг, наставник…весь такой чистый и знающий…любитель долбиться в задницу. Мерзость в глазах Господа. И что? Его не порицал отец Небесный, не лишал своей благодати. А тебя «высекли» за любовь к женщине в несчастливом браке. Который и браком-то не назовешь.
Марта выгнулась и дернула руками, растирая запястья сильнее; приподняла голову и прищурила глаза. Свет в комнате уже давно включили, однако волосы наползли на ее лицо, не позволяя разглядеть зрачки.
- Свободный от сана и правил Церкви Маркус Кин… Не ты ли говорил своему протеже о том, что правила соблюдаются не просто так? Членосос….и этими губами ты читаешь молитвы и целуешь распятие….
Движение было резким. Хлестким. Наполненным вспышкой разорвавшейся бомбы. Томас видел, как напряженное тело отца Кина дернулось вперед, преодолев расстояние длиной в три метра за несколько секунд. Как напряженная линия спины стала ровной, а под тонкой тканью футболки закаменели мышцы. Это было достижение апогея – срыв в полном его проявлении.
Пальцы экзорциста собрались в кулак, костяшки побелели. Библия оказалась захлопнута и стиснута в левой руке. Распятие – среди листов, заломив их. Маркус практически навис над телом Марты, в последнюю секунду разжимая пальцы и ударяя наотмашь по лицу. После звонкой пощечины последовал всхлип. Красные капли под носом размазались и покатились к дрожащим губам девушки.
Медленно распрямившись, Кин убрал колено с кровати, задев на полу тарелку. Та треснула под подошвой, вырвав своим хрустом бывшего священника из красного марева, затмившего разум. Он не дышал все это время и теперь тяжело втянул в себя воздух. Верхняя губа дрогнула в секундном оскале. Маркусу было почти страшно. То, что случилось грозило прорвать плотину его злости. Ведь секунду назад он ударил Марту. Нет, не Марту, а демона, посмевшего открыть его тайну. Ударил, а затем голова одержимой, как в замедленной для него съемке, дернулась с одной стороны в другую. Потому что он сжал её сальные волосы, зарычав в искаженное лицо: «Ты ничего обо мне не знаешь!»
- Что, Маркус Кин, правда глаза режет? Или ты думал, что мы не знаем о твоих грязных делишках и извращениях?
Он, Лукавый, хохотал. Своими разбитыми от пощечины губами. Кривился, вскидывая горделиво голову назад, и смеялся. Смеялся над ним: издевательски, полосуя словами нутро, разум и заставляя терять контроль. И никакая молитва здесь не помогла бы.
Кин понимал, что попытаться сказать: «Я не…» было бы глупо. Было бы не правдой. Потому что – да. Чувство, будто на него вылили ведро помоев или вытянули наружу все его далеко нелицеприятное нутро, стянули одежду и оставили обнаженным, грязным на обозрение огромной толпы, поглотило сполна.
Маркус хотел ударить снова, на этот раз кулаком. Но чужая хватка не позволила. Он не слышал, что говорил Ортега, развернув к себе, оттолкнув от кровати, оттащив силой и прижав спиной к стене. Потому что в ушах Кина пульсировали слова Лукавого.
Отпустило лишь, когда он оказался вытащен из комнаты на свежий воздух. Стыд окатил, как кипяток.
- Ни слова, Томас.
Бывший священник отошел в сторону. Сейчас он, как никогда, нуждался в личном, не тронутым никем пространстве. Облокотившись о стену дома, с шумом выдохнув, Кин облизнул пересохшие губы.
“Ни слова. Потому что я не отвечаю за последствия. Потому что я старый педик, который…”
Мысли прервались волевым усилием. Экзорцист практически сумел взять себя в руки, но из-за пристального взгляда, стоящего рядом Томаса, контроль утекал, как песок сквозь пальцы. Кин вновь чувствовал себя выпотрошенной рыбой, которую разглядывали все окружающие. Рыбой с дефектом, которую никто не будет есть, а просто выкинут в урну. Терзал не стыд и возможная неприязнь к своей персоне из-за содомии. Ведь Маркусу уже давно было наплевать на постороннее мнение. Он жил своей жизнью. Он делал выбор сам. Злил сам факт, что его выставили на показ: так нагло и неожиданно, перед другим священником. Злила сама вероятность определенных вопросов и иного характера взгляды. Потому что Томас Ортега наверняка был «правильным». Тем, кто по мнению «престарелого педика» вряд видел и понимал такие взаимоотношения у служителей Церкви.
Кин тяжело сглотнул и его разум, память, весь он вернулся к Питеру. Тот… ждал его?
