После того, как крышка трюма закрылась, я облегчённо выдыхаю. Рори подает мне сухую корку хлеба, которую нам принесли на завтрак и я с благодарностью принимаю её.

Прикрываю ненадолго глаза и прислушиваюсь к разговорам и шагам на палубе. Рори все так же сидела подле меня и иногда прижималась ближе, когда с ее стороны огромный мужик начинал засыпать и практически падать на нее. Мне приходилось пару раз толкать его в бок, чтобы эта махина ненароком не упала и не раздавила бедную девушку.

Ночью все стихло, только изредка слышались шаги возле люка в трюм, скорее всего надзор. Они проходили раз в час, и, судя по всему, ходило всего два человека. Первый был довольно увесистым, потому что от его шагов содрогалась почти вся палуба. И когда он подходил к люку то очень громко харкал, от чего меня передергивало, и к горлу подступала тошнота. Второй же был меньше, шаги его были аккуратны и даже небрежны. И если не знать, что он здесь делает, можно было подумать, что он просто решил выйти на ночную прогулку по палубе. Какой романтик!

Сегодня мне удалось поспать несколько часов. Но под утро где-то в глубине трюма кто-то начал напевать старые баллады. Судя по голосу, это был пожилой мужчина. Слова в ней были мне не знакомы, но звучала она довольно зловеще и пугающе. Мое любопытство взяло вверх, и я решила попробовать рассмотреть поющего старика. Но как только я начала обшаривать глазами трюм, меня, словно в ловушку поймали яркие серые глаза, что уже были покрыты пеленой. И я была уверена в том, что это поющий старик.

И он вонзил свой меч прямой

В распластанное тело.

И сердце вырвал он

Потехи ради…

Дальше слова было не разобрать, однако концовку он буквально прорычал в мою сторону.

Поглотит ли тьма ее

Одаре́нную богиней

Спасет ли свет ее

Или же обратит тот в пепел ее …

Не знаю, был ли это конец, но его начал душить кашель, а рядом сидящие люди стали отползать от него подальше. Рори, которая все это время спала на моем плече, подскочила и прижалась к стене. Ближе к обеду кашель старика приутих, и было слышно лишь его хриплое дыхание, но как бы я не старалась больше не могла разглядеть его.

На следующий день его не стало.

Весь последующий день, как бы я не хотела, не могла выбросить из головы слова старика.

Спасет ли свет ее

Или же обратит тот в пепел ее…

Нет. Скорее всего, у него уже давно была лихорадка, и возможно ему мерещилось всякое. Я здесь ни при чем.

Судя по звукам, пару раз мы пришвартовывались близ нескольких островов, и всегда после дня остановки трюм пополнялся несколькими людьми. Я старалась почти все время спать, чтобы скопить достаточно сил, Рори тоже больше не приставала с вопросами. Однако меня начинало беспокоить ее состояние. Поэтому я стала отдавать ей свою порцию хлеба. Поначалу она отказывалась, однако я упертая и ей все же пришлось согласиться.

Весь следующий день на палубе было слишком шумно. Все кричали, бегали и проверяли нас чаще, чем обычно. Ближе к вечеру мне удалось подслушать разговор двух пьяных перевозчиков.

Мы подплываем.

Судя по тому, как остальные люди переполошились, слова перевозчика услышала не я одна. Рори, все это время не выпускавшая моей руки, заметно напряглась. Когда я повернула голову к ней, на меня снова уставились большие зеленые глаза, только теперь в них читался страх. Мне бы очень хотелось подбодрить её, сказать, что всё будет хорошо. Вот только хорошо не будет. Все здесь прекрасно осознают, зачем и куда их везут.

Судя по шуму и топоту ног наверху, все готовятся пришвартоваться. Рори сильнее схватила меня за руку, и я крепко её сжала. Ещё пару дней назад моей главной проблемой было выжить в этом трюме, но сейчас меня будто окатили ледяной водой. Реальность, поджидающая нас там, снаружи, была ещё страшнее, чем то, что нам уже довелось пережить.

Но сдаваться рано. Всё это время, пока нас везли на этот проклятый остров, я обдумывала план побега. Конечно, пока мы находимся на корабле, это было бы сделать невозможно. Нас, скорее всего, будут держать под строгим надзором. Но вот когда подойдет моя очередь быть выставленной на продажу, словно я бездушная вещь, у меня будет шанс. Если меня купят, а я очень на это рассчитываю, то смогу сбежать во время транспортировки в место, где мне предстоит служить. И мне бы очень хотелось сделать всё по-тихому, а лучше ночью. Не хочу никого убивать, даже не смотря на то, что их и людьми сложно назвать. Но я не они, и никогда не стану уподобляться таким чудовищам, для которых человеческая жизнь ничего не значит. Да и я не воин какой-то. Я даже меч настоящий в руках никогда не держала. Но защитить себя могу. Это первое, чему меня учила бабушка, когда забрала к себе, после смерти матери.

Минуты тянулись словно часы. Каждый раз, когда я слышала, как возле двери в трюм кто-то останавливался, моё сердце замирало, и я ждала, что именно сейчас нас выпустят наружу. Но ни через пять, ни через десять минут за нами никто не пришёл. Наверху стало подозрительно тихо. Шаги прекратились, больше не слышно пререкания мужских голосов.

Мы с Рори переглянулись, и она покачала головой, показывая, что сама не понимает, что происходит. Мы все сидим в абсолютной тишине, боясь даже сдвинуться с места. Мужчина, сидевший ближе всего к выходу, сделал попытку подняться, но его ноги тут же подкосились и он рухнул на пол с глухим звуком.

И после этого мы, наконец, услышали хоть какие-то признаки жизни на палубе. Судя по звукам, наверху было человека три, и один из них направляется к нам.

Когда звуки шагов становились всё чётче и чётче, а потом и вовсе остановились рядом с входом в трюм, я напряглась и затаила дыхание.

Тишина давила, не давая вздохнуть. Больше всего я ненавижу это чувство неизвестности. Почему они так долго? Может что-то произошло?

Эти и другие вопросы крутились у меня в голове, но ответ я так и не успела найти, потому что в ту же секунду люк трюма открыли, и я услышала грубый голос перевозчика.

– По одному на выход! И без фокусов!

Когда мы все вышли наружу, мне стало дурно от резко нахлынувшего свежего воздуха. А яркое солнце настолько сильно ослепило и застало меня врасплох, что мне нужно несколько минут, чтобы смочь разглядеть хоть что-то.

Когда немного прихожу в себя, понимаю, что больше не держу за руку Рори. Я тут же в панике начинаю мотать головой в её поисках, за что не сильно, но достаточно больно получаю по голове от одного из перевозчиков. Я тут же покорно опускаю голову, потому что мне как-то не охота получить ещё больше. Но к своему счастью я смогла краем глаза заметить Рори. Девушка стояла в паре шагов от меня, рядом с несколькими детьми. Я облегчённо выдохнула. Не знаю почему, но я чувствовала некую ответственность за неё. Как старшая сестра. Хоть у меня никогда не было ни сестёр, ни братьев, и я не знаю как это, когда тебя защищает старший брат или сестра, или ты с детства нянчишься с младшими, но сейчас мне кажется, что она моя младшая сестрёнка. Она ещё слишком молода и невинна. Она вообще не должна видеть подобные картины. Никто не должен.

Смуглый и хмурый мужчина, который всё это время жестами показывал всем остальным, что и как нужно делать, сейчас разговаривает с каким-то стариком в богатых одеждах. И судя по тому, как все остальные бояться подойти к нему даже на пару метров, он здесь главный. Сквозь весь гул на палубе я попыталась расслышать их разговор. Но, к моему сожалению, они разговаривали на каком-то не понятном мне диалекте. Я не смогла много понять, но догадалась, что речь шла о ком-то из нас.

В нашей стране всего несколько диалектов. Тот, на котором говорю я, да и значительная часть народа называется далесийский. На нем говорит большинство жителей нашей страны – Делес. Однако существует еще несколько, они появились от того, что в свое время к нашей стране было присоединено много островов. И со временем их язык и культура немного приспособились к нашей, но различия все же были. И мужчина видимо, как раз говорил на одном из таких. Скорее всего, он вообще не из нашей страны.