– Примерно как наши аж в Сибирь сваливали от своей родной горячо любимой власти? – прикололся Володя.
– Ага, типа того. А тут ещё и не Сибирь, а вполне себе благословенные тропики. И кокос растёт, и крокодил ловится, и обезьяны государственно озабоченные пока ещё не добрались следом и не нагнули в гордую позу рака.
– В принципе – логично, – признал геолог, – Хоть и нельзя верить тому, что чуть ли не до тринадцатого века здесь государственности не было, должна была хоть какая-то быть как минимум со времён арабского мореплавания, но ведь и до него больше половины тысячелетия – получается, что веками становлению государственности сопротивлялись…
– Ага, государственности индийского образца и малайского разлива, – хмыкнул я, – Представляешь эту деспотию с индийским кастовым строем в дикарском исполнении со всем сопутствующим беспределом? А мы на их месте не сопротивлялись бы?
– Ну, может быть. В Индонезии ведь ещё и так называемые "морские цыгане" водятся, и в них наибольшая примесь домалайского и протомалайского населения. Прямо живут на лодках с хижинами. Может, как раз не так давно они и выделились в виде своего рода бегства от зарождающейся на твёрдой земле государственной власти. Где прижмут, оттуда на другое место уплывут, где никто не трогает.
– Скорее всего. Кто перебздел океана, те в индонезийских водах от деспотичной власти бегают и "оцыганиваются". А кто не перебздел – вот, как эти тутошние, подались на запад. И не думаю, что только на запад. Может, и те полинезийцы, что кокосы в залив Теуантепек завезли и посадили, тоже точно такие же морские беглецы от родной и горячо любимой малайской власти, только не в Индийский, а в Тихий океан?
Мы обсудили моменты, обусловленные индийским влиянием на эту ещё только зарождавшуюся малайско-индонезийскую государственность. Вроде бы, Юлька говорила, что туда и беглые раджи из Индии переселялись, проиграв междуусобную войну и спасая шкуру от победителя, а на новом месте роднились с местными вождями, формируя таким манером индо-малайскую элиту. И хотя упоминавшиеся ей случаи относилась к несколько более позднему времени, мне невольно вспомнились и войны империи Маурьев на юге – как раз откуда те индийские элитарии побеждённые и повадились к малайцам сбегать. И хорошо известный Ашока, внук Чандрагупты, по бурной молодости там отметился, да ещё и хвастался масштабами смертоубийств в тех войнах, и папаша евонный, сын и наследник Чандрагупты, имени которого я как-то не запомнил. Главное ведь – суть, которая была и в сопротивлении завоеванию, которое и само по себе чревато боком, и в нежелании знатных семейств в свежезавоёванных империей местностях мириться с зависимым положением, которое в восточной деспотии чревато ещё большим боком. Судя по тем масштабам мер Ашоки по усмирению недовольных, много кому оставаться в пределах его владений было небезопасно, и не думаю, чтобы все они были дураками, покорно ожидавшими расправы. Наверняка в эмиграцию подалось немало, в том числе и к малайцам. Торговые ведь связи были давние, судя по тому же исходно малайскому культурному банану, вполне в Индии обычному ещё до Маурьев – ага, тут уж гражданин Аргеадов Ляксандр Филиппыч соврать не даст. Так что и до тех юлькиных случаев, полагаю, переселялись знатные индусы через Бенгальский залив во вполне товарных количествах, и назад им дороги не было, а жить-то хотелось не хуже, чем на прежней родине, и это не могло не стимулировать к активному участию в становлении малайско-индонезийской государственности и внедрению в новый социум индийских порядков и индуистской религии. Ага, со всеми вытекающими.
– Стоп. А с чего вы взяли, что и у малайцев индонезийских тоже всенепременно этот кастовый строй? – поинтересовался спецназер, – Другая страна, другой народ.
– Скорее всего, в порядке общего подражания малайской элиты более высокой индийской культуре – захотелось ещё и высшими кастами в социуме заделаться, – пояснил Серёга, – Как и в Индии по рассказам породнивщихся с ними индийских эмигрантов. А уж то, что кастовый строй в Индонезии реально был, это факт. Остров Бали – как раз остаток той самой индуистской Индонезии, так на нём касты есть. Ну, есть и небольшие отличия от индийских, но в основном совпадают. Ну и общая культура индонезийских государств установилась вполне индийского типа. Та же скульптура храмовая, те же барельефы…
– Так там ведь, вроде бы, и буддизм влиял нехило, – Володя припомнил ликбез, преподанный нам Юлькой, – Барельефы, вроде, и у кхмеров похожие, а народ буддийский.
– Это уже позже, – объяснил я ему, – Ашока в свой буддизм ударился после того, как свершений своих нагибаторско-объединительных наворотил, так что главное-то дело было уже сделано – в Малайзию и Индонезию сдристнули от него такие же правоверные индуисты, каким он был тогда и сам. Отличались они от него тогдашнего только тем, что войну ему просрали. Такие же нагибаторы-объединители и кастовые ортодоксы. И такие же точно регулировщики жизни подданных. Что знали и умели сами, тому и малайскую родню на новой родине научили. Ещё не империи и не царства, ещё только княжества не шибко большие, вроде тех, которых они в своей Индии лишились, но наверняка жизнь в них уже зарегулирована и выстроена по кастовому ранжиру до поросячьего визга. Родня же малайская тоже рада стараться – ага, с фанатизмом неофитов. Будет и буддизм, когда в самой Индии станет устойчиво популярен, и он этот кастовый ранжир немного смягчит и в Индонезии, но дело-то уже сделано. Кто не вытерпел индуистского зарегулированного ранжира, те или в "морские цыгане" подались, или в полинезийцы, или в мальгаши. Ну, в их предшественники, если точнее. Кого припекло сильнее, те и ломанулись, подозреваю, за океаны, от этих грёбаных регулировщиков подальше.
– Так это же тогда должны быть прежде всего как раз протомалайцы, – заметил геолог, – Самые привычные к прежней вольнице, для которых этот индуистский порядок особенно непереносим.
– Ну, будем тогда надеяться, что и вот эти как раз из таких, а не из тех, которые кому должны, всем прощают, – мы рассмеялись.
Для нас тут не социальный фактор важен, а чисто демографический. Если это и в натуре протомалайцы, то это их дело, что их на переселение сподвигло, любовь к своей прежней вольнице или просто непоседливость, нас же интересует не это, а только темп их размножения Если не выше нашего, и не шибко воинственны, то не поздно еще подумать и насчёт колонизации Мадагаскара…
– Местные! – доложил один из бойцов охранения.
Из зарослей в самом деле показался туземец. Ростом пониже и телосложением пощуплее наших, гораздо смуглее. Вроде бы, молодой – ага, подставили под возможный удар того, кем не так жалко рискнуть. В руках – лук среднего размера, одна стрела уже на тетиве, вторую держит вместе с луком. Тетива слегка натянута, но далеко не до конца, да и держит оружие, ни в кого ещё конкретно не целясь. В общем, грамотно демонстрирует и готовность к бою, если что, и возможность избежать его, если он не входит в наши планы. Насторожен, конечно, и понять парня можно – видят же они нас таких впервые и в своей текущей жизни, и в истории своего племени, и хрен нас знает, кто мы такие, откуда на их головы взялись, и чего от нас можно ожидать.
– Ну, подходи уж, раз вышел, – я подал знак нашим оружие приопустить, свою винтовку медленно и демонстративно закинул на ремне за плечо и показал парню пустые ладони – типа, нам тоже есть чем угомонить не в меру хулиганистых, но пришли мы не за этим, а с миром.
Собственно, наши разговоры меж собой они слыхали уже и так, наверняка уже и поняли, что язык ни на что знакомое им не похож, так что "просто поговорить" едва ли получится, но тут ведь важно намерения обозначить – хотим не драться, а пообщаться. Я сделал несколько шагов навстречу парню и остановился – типа, теперь очередь за тобой. Тот, оставаясь на месте, опустил лук, обернул голову за спину и мотнул ей. Следом за ним из зарослей вышли уже трое, мужик явно гораздо старше с копьём и ещё двое с луками по бокам от него и немного позади. С копьём, похоже, главнюк, судя по матерчатой головной повязке, возрасту и явным изображением его свиты остальными туземцами. Так оно, само собой, и оказалось – приблизился ко мне на несколько шагов и заговорил он. Ну, толку-то от этого, естественно, ноль целых, хрен десятых. Слова их языка, вроде бы, из правильных слогов состоят, согласная плюс гласная, двух согласных подряд не попалось. В своё время читал, что на основании крито-минойского слогового письма такой тип языка и минойцам этим приписывают, уподобляя его в этом японскому и как раз малайскому, чего в данном случае и следовало ожидать. Может, оно и здорово облегчит овладение их языком нашим будущим переводчикам, но сейчас-то у нас их нет, и сами мы тем малайским, ясный хрен, тоже не владеем. Исключительно для приличия я поприветствовал его и на турдетанском, и на греческом, и на финикийском, и конечно, он на них ни хрена не понял. Не принесла нам особого успеха и попытка объясниться жестами – заверили только друг друга в том, что и мы, и они – хорошие парни, с которыми вполне можно поладить. Ну, нам это и надо, собственно, для начала-то.
