Да, это предатель. Да, с его легкой руки мы оба могли умереть от удушья и холода. Да, он собирался оставить Ганимед без помощи. Да, он позволил захватить в плен своих собственных товарищей, с которыми провел пять лет бок о бок — и все это ради банальной корысти.

Но он все еще был человеком Сергея, его ответственностью. И хладнокровно оставить его умирать, долго и мучительно, в двух шагах от спасения…

С точки здравого смысла и безопасности уцелевшей части команды — самое правильное решение. С точки зрения совести…

- Поднимайся, — сквозь сжатые зубы велела я, стараясь не обращать внимания на округлившиеся глаза Сергея. — Эрик, начать подготовку криокапсулы Лаури к глубокой заморозке!

Соболев, только-только вздохнувший с облегчением и уже сделавший пару шагов по трапу, снова застыл на месте.

- Я не возьму на себя вину за твою смерть, — мрачно заметила я. — Много чести. Но это не значит, что ты будешь свободно разгуливать по моему кораблю. Выбирай. Или криокапсула — или оставайся в ангаре. Быстро, воздух на исходе!

Тут я, пожалуй, даже приуменьшила. Для восьмерых человек в тамбур-шлюзе не хватало не то что воздуха — даже места. Но открывать внутренний шлюз при распахнутом внешнем — чистой воды самоубийство.

- Давай, — произнесла я.

И Соболев, мрачно сверкнув темными глазами, все-таки поднялся по трапу — и это, как выяснилось, еще было меньшей из наших проблем.

Все системы «Норденшельда» были рассчитаны на семь человек максимум. Нас, за вычетом помещенного в криокапсулу Соболева, было восемь. Я велела Эрику выкрутить системы регенерации кислорода на максимум. Проблему это не решало, но, по крайней мере, позволяло значительно отсрочить тот момент, когда мы начнем задыхаться — а значит, у нас было время на составление разумного плана.

А вот что делать со злосчастным охранником, я понятия не имела. Во-первых, меня совершенно не прельщала идея держать сторонника Соболева в сознании — но свободных криокапсул не осталось, а другие способы обезопасить команду от сомнительной компании казались какими-то негуманными. Во-вторых, насколько я могла судить, охранник был плох: удар по голове, удушье и холод — не самое лучшее сочетание для ослабленного долгой невесомостью организма. Я приказала Лаури связать охранника его же ремнем и пристегнуть к койке в свободной каюте, но это не тянуло даже на временное решение.

- Кажется, жизнь обошлась с ним не слишком милосердно, — заметил Лаури, методично защелкивая крепления.

Я покосилась на макушку охранника, где выступала огромная шишка, и виновато вздохнула.

- Во втором куполе, где сейчас находится лорд Моранг, скорее всего, есть врач, — без особой уверенности сообщила я. — Полагаю, он достаточно благороден и предан своему делу, чтобы не отказать в помощи даже стороннику захватчика.

Лаури адресовал мне долгий взгляд. Воспитание не позволяло напомнить мне, что в одной из криокапсул мирно спит квалифицированная медсестра: это поставило бы меня перед слишком сложным выбором. Рискнуть здоровьем охранника — или Джанет, которая проснется на переполненном корабле, запертом в выстывшем ангаре далеко за поясом Койпера? Мы оба понимали, за кого я переживала больше, и Лаури благовоспитанно молчал.

Моя совесть, увы, его примеру следовать не спешила.

- Что ж, — вздохнула я, когда Лаури разобрался со всеми ремнями и креплениями, — вернемся в кают-компанию. Надеюсь, Сергею хватило времени, чтобы вдоволь посекретничать со своей командой.

Скорость мышления Сергея я, как выяснилось, тоже недооценила. Он встретил меня еще в коридоре и негромко попросил:

- На пару слов.

Вид у него был довольно мрачным, так что я без промедления кивнула и, оставив карпатцев на попечение Лаури, увела капитана в командную рубку. Там он уже как-то привычно устроился в пилотском кресле, ссутулившись и упершись локтями в собственные колени.

- Ребята говорят, что их вытащил Соболев, — мрачно сообщил он, не глядя в мою сторону. — Из оставшихся в куполе никто особо не разбирается ни в программировании, ни в железе, да и к тяжелому физическому труду их не приучали. В итоге Морангу они оказались не нужны, так что их согнали в одну из пустых кают рядом с карцером и заперли. Наверное, в расчете, что они там загнутся от холода и духоты, как и мы с вами в карцере. А чтобы не разводить панику и разброд раньше времени, Моранг оставил охрану: Соболева, потому что на дух его не выносит, и того, второго — потому что тот повздорил с Дварфом… — он заметил легкое недоумение на моем лице и прервал рассказ, чтобы пояснить: — Дварф — это тот парень, с которым Моранг разговаривал, когда только прилетел, правая рука Соболева.

- Бывшая правая рука, полагаю, — заметила я, сжав пальцами подлокотники капитанского кресла.

Помнила я его смутно: невысокий бородатый крепыш, занервничавший, когда Сергей заметил его рядом с заклятым врагом. Должно быть, у Дварфа, в отличие от Соболева, хватало разумения, чтобы понять, стоит ли затевать открытый конфликт с Родионовым…

Жаль, на осознание опасности скрытного конфликта разумения не хватило.

- Надо думать, — хмыкнул Сергей. — Не знаю уж, на почве чего Дварф так спелся с Морангом — наверно, просто попросил долю поменьше, чем Соболев. Но факт остается фактом: квартердек ушел за Дварфом, а Соболеву поручили «ответственную» миссию — сторожить пленников и постараться подловить на горячем меня, чтобы было что предъявить команде в качестве компромата. Хук правой у него хорош, — с каким-то странным сожалением признал он. — А вот соображалка… когда вы блестяще разделали его напарника, он попытался удрать за подмогой, понял, что в этом куполе он точно такой же пленник, как и остальные, но у нас есть шансы пробраться на «Норденшельд». А вот чтобы впустили еще и его, нужен весомый довод.

- Что ж, с доводом он угадал, — вынужденно признала я.

Сергей кивнул:

- Еще и отличиться успел в процессе, паршивец, — со странной смесью брезгливости и уважения заметил он. — Чтобы каюта не открылась, когда аккумуляторы выйдут на критическую отметку заряда, люк заклинили. Так Соболев ухитрился открыть его вручную! Его бы силищу — да на медные рудники… в общем, он выпустил моих ребят, в красках расписал, как раскаивается в своем поступке, и предложил бежать к «Норденшельду». А ребята уже настояли на том, чтобы вытащить из карцера второго охранника — успели уже проникнуться тем, как ему пришлось бы умирать.

Мы одинаково поежились. «Норденшельд» без труда поддерживал во внутренних помещениях комфортную температуру, а духота еще не ощущалась — но проникнуться тем, как мог бы умереть охранник в карцере, мы успели не хуже карпатцев.

- Что ж, — философски вздохнула я, — в таком случае, хорошо, что здесь была свободная криокапсула.

- Только одна? — уточнил Сергей, и стало ясно: вот ради чего он и увел меня в сторонку.

Я отвела глаза.

- Можно подумать, вы не знали, как и чем укомплектован этот корабль, — отмахнулась я.

- Надежда умирает последней, — пробормотал Сергей и обреченно потер ладонями лицо. — Нас слишком много, да и системы жизнеобеспечения сейчас работают на пределе, а с топливом у вас, прямо скажем…

«А кто в этом виноват?» — едва не поинтересовалась я, но вовремя прикусила язык. У Сергея и так на лице было написано, что он уже жалеет о том дне, когда решил вовлечь в свои махинации «Норденшельд».

- Смею надеяться, мы не будем сидеть здесь до тех пор, пока не закончится топливо, — заметила я. — Это всего лишь отсрочка кончины, а не спасение.

- Знаю! — раздраженно выдохнул Сергей и взъерошил волосы. — Но мне в голову не приходит ничего умнее, кроме как вооружиться, взять скафандры с «Норденшельда» и пойти-таки врубить системы жизнеобеспечения станции. Если Моранг еще не додумался обрубить все кабели и воздуховоды, соединяющие купола, это позволит выиграть еще немного времени. Только что дальше? У меня тут пять застуженных гавриков на пороге ангины, оглушенный заложник, которого еще и сторожить надо, и замороженный квартермастер — положим, внешний шлюз еще откроем, но для штурма купола, прямо скажем, так себе команда подобралась…