“Вам нужно поговорить с его бывшей женой без посторонних.

Я могу это устроить”.

Чуть ниже указан номер телефона.

Мне так и не возвращают мой телефон, хотя я несколько раз прошу то Инну, то других помощников привезти его из моей квартиры. Или позволить сестре передать его. Но нет, мне выдают новенький телефон и напоминают пункты договора, которые строго запрещают обсуждать с кем-либо отношения с Константиновым.

Сам Константинов уезжает на открытие детского фонда, после следует еще пара неотложных встреч, и в первый день я вижу будущего супруга лишь к вечеру. Ритуал с общей ночевкой, где я лежу в двух слоях одежды на кровати, а он спит на диване, повторяется. Я понимаю, что рано или поздно ему это надоест и он найдет способ скинуть чехлы со второй половины кровати, чтобы занять ее собственным телом, но сама звать его в постель не тороплюсь.

Я вообще стараюсь его не трогать. Я абстрагируюсь и раз за разом напоминаю себе, что это моя работа. Всего лишь должность, за которую мне платят хорошие деньги. Сестра говорит то же самое, когда мы переписываемся в чате или созваниваемся, она подбадривает меня и советует не смотреть новости. Она вот совершила необдуманную ошибку и в первый звонок разговаривала со мной дрожащим голосом.

– Он же нормальный, да? – выпытывала она, беспокоясь. – Без агрессии?

– Боже, Лизка. Что там про него говорят?

– А ты не видела?

– Когда? Вчера весь день была примерка, а сегодня мне кинули расписание в шесть утра. У меня через двадцать минут ораторское мастерство.

– Ох, – сестра шумно выдыхает, – другим человеком вернешься.

– Если вернусь, – я подшучиваю, но сестра не разделяет моего черного юмора. – Прости… Я тоже немного нервничаю, он нормальный, но я не привыкла к таким людям. Видно, что он другой. Из другой жизни.

Я понижаю голос, запоздало понимая, что в данный момент как раз нарушаю чертов договор. Я делаю не что иное, как обсуждаю отношения с Константиновым с другим человеком. Юристам же плевать на сестринскую связь, когда невозможно ничего утаить.

Мы с Лизкой привыкли держаться друг за друга, и плевать, что мы совершенно не похожи внешне. Где-то случился генетический сбой, ну или сбой супружеской верности, и я вышла светловолосой милашкой с большими глазами, а Лизка получила темные жесткие волосы и резковатые, а если говорить совсем честно, стервозные черты. Нас вечно забавляют общие фотографии, на которых мы смотримся как дети от разных браков.

– Да и потом, он мой босс, – добавляю, переходя на шепот. – А эти люди редко бывают приятными.

– Это даже смешно, Светик. Ты ушла с работы и стала кондитером, чтобы не терпеть офисные порядки. Помнишь, как ты жаловалась на Антонину Сергеевну? Она требовала блузки идеально белого цвета, – сестра звонко цокает языком, – и никакой слоновой кости или кремового! Я как вчера помню, как ты со слезами на глазах показывала мне блузку, которую она раскритиковала.

– Я прикладывала к ней лист бумаги для печати. Они были одного цвета, Лиза!

Да, было.

– Не думаю, что Константинов переплюнет Антонину Сергеевну, – подбадривает сестра. – Главное, чтобы не приставал.

Константинов не пристает. На второй день он задерживается в загородном доме и у нас случается семейный завтрак. Спокойный и молчаливый, я сперва нервничаю, как на экзамене, а потом вспоминаю его слова, что нам нужно привыкнуть друг к другу. Поэтому сижу и привыкаю.

У нас даже не происходит разговора: Константинов сперва занят экономическими новостями, а потом перепиской в телефоне. Он хмурится и выглядит грозно и солидно. Я впервые вижу его в футболке и не могу не отметить завидную физическую форму. Мне не нравится, что он и под пиджаком идеальный, словно не достаточно быть ироничным, богатым и умным. Нет, он отточил мускулы до совершенства и в простой футболке выглядит как фитнес-тренер.

Я смотрю на него и не решаюсь заговорить о фотографии с неизвестным номером телефона. Что-то мешает мне, как внутренний барьер…

Я все-таки украдкой посмотрела отрывки из интервью его бывшей жены. Меня неприятно кольнуло, что у нас с ней оказались одного цвета волосы, только Ольга старше меня и худее. Она выглядит как модель, сухая и высокая, с минимальной жестикуляцией и холодным лицом. Но говорила она убедительно, не читала по бумажке или бросалась в наигранные истерики, заламывая руки.

Ничего подобного. Она вышла к камерам с официальным обращением и начала с того, что была вынуждена молчать пять лет, потому что финансово зависела от Константинова. Их связывал брачный контракт и куча дополнительных соглашений. Она смогла их оспорить только сейчас, когда у нее появился влиятельный покровитель, который не боится помочь ей в войне с бывшим мужем. Именно так она это назвала.

Войной.

Я захлопнула ноутбук, когда она начала описывать, как Константинов издевался над ней, и долго мерила комнату беспокойными шагами. Возвращалась к фотографии с телефоном и предложением поговорить с ней без посторонних. Только откуда мне знать, что это послание от нее? Вдруг это проверка? Или подстава? От той же Инны. Она точно не упустит возможности показать Константинову, какая я лживая и ненадежная особа. Не то что она, верная спутница и помощница.

– Иногда лучше ничего не делать, – я произнесла свое решение вслух, чтобы закрепить его.

И просто-напросто оставила фотографию на тумбочке. Я только перевернула ее обратно лицом и положила рядом остальные. Я же могла банально не заметить надпись на обороте? Могла. Так что я ничего не видела и не знаю. А то, что я заучила телефон наизусть, никак проверить нельзя. Мои мысли, к счастью, не контролируются договором. Могу хранить в них, что хочу.

На третий день намечается первый выход в свет. Мне делают макияж и наряжают в голубое платье, как куклу, выдают элегантный клатч и золотые украшения из коробочки с красной бархатной подложкой. А вот коробочка с туфлями задерживается, и ее обещают выдать чуть позже.

– Вот, – Инна выныривает прямо перед моим лицом и вдавливает мне в грудную клетку папку, – повторишь легенду. Где познакомились, где будет свадьба и так далее.

Этот текст мне скоро во сне будет приходить. Вместе с клацаньем печатной машинки. Я читала его раз двадцать и могу повторить слово в слово.

– Но мне сказали, что никакого интервью не будет. Просто пройтись под камерами с ним за руку.

– Да, – Инна кивает, – это первое крещение, Светлана, но повторить легенду никогда не будет лишним.

Она расплывается в фальшивой улыбке и заносит ладонь, чтобы поправить мой локон. Я не даюсь, отодвигаясь от брюнетки подальше.

– Удачное платье, – произносит Инна, не обращая внимания на мою холодность. – С туфлями будет вовсе идеально. Я распоряжусь, чтобы с ними поторопились. А то идти босиком дресс-код не позволит.

Она странно усмехается, и мне становится не по себе. Я не жду от этой женщины ничего хорошего, и только мысль, что она, как и я, работает на Константинова, а значит, у нас общая цель, чуть успокаивает.

– Машина подана, – добавляет Инна, получив сообщение на сотовый. – За мной, Светлана.

Мы сворачиваем в коридор, где снуют бесконечные помощники и охранники. Я уже привыкла к мельтешению людей, больше половины которых не знаю по именам, и не удивляюсь, как в первый день.

– Светлана.

Я реагирую на низкий голос Константинова. У его голоса, кстати, тоже бархатная подложка. Константинов умеет укрывать приятными интонациями, как теплым пледом, а иногда, наоборот, колется и поддевает. Мне становится легче, что он решил быть галантным в мой первый раз, и я с благодарностью приобнимаю его за локоть.

– Отличное платье, – произносит он вполголоса, что придает обычному комплименту интимное послевкусие. – И ты прекрасна.

– Ты пытаешься успокоить меня?

– Расслабить. – Константинов легонько улыбается.

Он одним взглядом отгоняет охранника и сам открывает дверцу черного внедорожника для меня. Я поправляю юбку, которая вдруг кажется мне короткой. Ведь я сижу, а Константинов вот-вот сядет и будет рядом как минимум полчаса.