– Ой.

Я поворачиваюсь к фотографу, но Константинов опережает меня. Он уже понял задачу и садится на стул, утягивая меня следом. Я только делаю намек на сопротивление, как Константинов напирает сильнее и усаживает на себя. Ох! Давно мне не было так неуютно. Тем более Константинов приобнимает меня и кладет ладонь на мое бедро. Я нервно сглатываю и замираю как восковая фигурка, чтобы не ерзать.

Боже, на что я подписалась?

Я совершенно не подумала о таких мелочах.

Я подумала о пластических операциях, но не подумала, что мне придется сидеть на чужих коленях.

– Ты слишком зажата, – произносит Константинов. – Отомри, красавица.

– Замолчи, – я сейчас могу только шипеть на него. – Ради всего святого.

Он проводит носом, задевая прядки моих волос, и фотограф тут же делает скорострельную серию. Я же жалею, что она не автоматная и не в корпус Максима Викторовича.

– Тебе нужно привыкнуть ко мне, – продолжает Константинов. – Иначе ты будешь шарахаться от каждого моего неосторожного движения.

Он обхватывает мое запястье и мягко проводит подушечкой большого пальца по кругу. Медленно и томно, надавливая и обжигая. Я не выдерживаю и отнимаю руку.

– Мы можем уже закончить с этим? – Я смотрю ему в глаза и говорю ровным голосом. – Разве недостаточно снимков?

Константинов пару мгновений вглядывается в мое лицо, словно там спрятан важный для него шифр, а потом дает отмашку Стасу. Он выпускает меня из рук и внимательно наблюдает, как я вскакиваю на ноги и поправляю костюм, чтобы хоть чем-то занять руки.

– Ты права, ты не готова.

Я поднимаю голову на его реплику, из-за которой у Инны случается маленький сердечный приступ и она уже берет побольше воздуха в легкие для протестов. Ведь нельзя срывать утвержденный график.

– Я завтра поеду один.

– Вы уверены, Максим Викторович? – Инна все же уличает момент и вступает в разговор. – Мы уже пообещали представить вашу невесту именно на открытии детского фонда. Это самое подходящее место, ваш будущий брак будет ассоциироваться с хорошим делом, благотворительностью…

– Нет, я хочу отложить, – уверенно произносит Константинов. – Я решил не уезжать сегодня, я тоже поживу в этом доме.

Что?

У меня округляются глаза.

– Вместе со Светланой. Нам стоит получше друг друга узнать. Пожить под одной крышей, побыть вместе.

– Я хочу перечитать договор, – бросаю поспешно.

Еще я хочу воды и свежего воздуха, чтобы не свалиться в обморок.

– Там есть пункт о совместном проживании, – отвечает Константинов.

– Но у нас же будут разные спальни? – я произношу мысли вслух, что случается со мной, когда я паникую.

А я паникую.

Я пытаюсь свыкнуться с мыслью, что фиктивный брак – это моя новая работа, а Константинов – мой ужасный босс. Но ведь от боссов отдыхают? Приходят домой и забывают об их существовании до следующего рабочего утра. А тут что?! Он будет круглосуточно рядом?

Инна будет меня дрессировать под требования высшего света, а господин большой босс приручать к своим горячим рукам?

Что-то сто тысяч уже не кажутся такими заоблачными деньгами.

– Ты хочешь одну спальню? – Константинов усмехается. – Я не планировал, но можно устроить.

Константинова уводит Герман, а я остаюсь с Инной. Брюнетка подходит ближе и проводит заточенным ноготком по столу рядом с моей ладонью.

– Вы разговариваете с Максимом Викторовичем неподобающим образом, – она выбирает учительский противный тон. – Лучше бросьте это, Светлана, пока не вошло в привычку.

– Простите?

– Вы слышали.

– Нет, Инна, это вы разговариваете со мной неподобающим тоном. Вы мне не классный руководитель и не мама.

– Откуда вам знать, как разговаривают мамы?

У меня перехватывает дыхание из-за ее жестокой насмешки, я не могу скрыть эмоции и беспомощно хватаю ртом воздух. Она бьет в мое слабое место, у нас с сестрой не было родителей, нас воспитывала бабушка, да и той уже нет. Я давно привыкла, что сестра и есть моя семья. Я, как старшая, пыталась заменить ей маму, но это же невозможно.

– Вот-вот, – кивает Инна с довольной улыбкой. – Говорите только на те темы, в которых понимаете. Помните свое место, а то будет очень больно падать. Вы только изображаете, что близки Максиму Викторовичу, на самом же деле между вами пропасть. Нет, если вы будете очень настойчивы, он проведет с вами пару ночей, он любвеобилен и иногда понижает планку.

Брюнетка очерчивает границу где-то на уровне своей талии и смотрит на меня с неприкрытой насмешкой. Я же чувствую смятение: я не привыкла, что мне в лицо плюют ядом, и в первые секунды теряюсь, как идиотка.

– Я отправляла поутру на такси девушек и попроще вас. Моделей, правда, но без надежд на подиумы Парижа и Милана. Как сказал сам Максим Викторович, в барах очень плохое освещение.

– Вы ревнуете? – я наконец проталкиваю слова через скованное горло. – Знаете, Инна, я сегодня внимательно изучу договор и проверю, могу я вам расцарапать лицо или нет.

Ее губы превращаются в прямую полоску. Ей не нравится, что я вздумала огрызаться, наверное, привыкла пугать одним своим внешним видом. Или, вернее, приближенностью к самому Максиму Викторовичу.

– Запомните свой график, – она переключается на деловые вопросы, достает из кармана пиджака сотовый и зачитывает мне строчки: – Сейчас вас заберет стилист и вы начнете работать над гардеробом. Это займет весь день. Если успеете, то сделаете первые пробы с визажистом. Потом можете отдыхать.

Она отрывает взгляд от экрана.

– Пока достаточно.

Она прожигает меня взглядом насквозь, и в этом взгляде я отчетливо читаю обещание войны.

Ну что ж… Не я ее объявляла.

И вообще, лучше думать о стилисте и платьях, понервничать я всегда успею. Бояться Инну – только приятное ей делать. Не буду. К черту!

Я уже поворачиваю к входной двери, но вдруг оказывается, что никуда ехать не надо. Стилист уже здесь и даже переделал в элитный бутик гостиную с камином. Она оформлена в охотничьем стиле, и фигурки диких животных смотрятся совершенно безумно рядом с вешалками, которые завалены брендовыми чехлами.

Их количество навевает на меня тоску. Их десятки… Нет, сотни! Я только сейчас осознаю, сколько всего мне придется перемерить и сколько оборотов сделать вокруг оси перед зеркалом.

Высокий мужчина с еще более высокими скулами встречает меня рентгеновским взглядом. Он поднимает палец вверх и заставляет остановиться. Я замираю, едва шагнув в центр комнаты, а он плавно приближается и спускается взглядом по моему телу ниже. Меня никогда не рассматривали так жадно, будто я последняя баночка красной икры по скидке в пятьдесят процентов.

– Ясно, – заключает стилист. – Весы с тяжелым низом.

Что?

Нет у меня тяжелого низа.

И почему здесь всем надо меня оскорбить?

– Простите, не модель, – произношу с детской обидой, но ничего не могу с собой поделать. – Ноль надежд на подиумы Парижа и Милана.

– Что?

– Ничего. Похудеть не смогу, я и так последний месяц на диете. Это мой максимум… то есть минимум.

– Худеть не надо, – стилист отмахивается, будто я сказала глупость. – Для образа невесты идеальны платья. Они же идеальны для вашего типа фигуры.

– Боже, вы сказали “не надо худеть”? Вы первый человек в этом доме, кого я люблю.

Я улыбаюсь ему и замечаю озорной огонек в его зеленых глазах.

– Нет, Светлана, вы сейчас возненавидите меня. – Он указывает на вешалки с горой одежды, которую надо перемерить. – Но потом увидите свои фотографии с выходов в свет – и тогда точно полюбите.

Он не врет. Насчет возненавидите.

Первые два часа я сохраняю бодрость духа и обращаю внимание на бирки. Третий час впрыскивает в мою кровь безразличие, а вот после четвертого начинает подниматься критичный уровень раздражения. Устаешь от молний, пуговиц, каблуков и силуэтов, в которых лучше не дышать. Высокая мода создана не для жизни, а для любования отражением.