В армии полный раздрай. Окопники, приезжающие на побывку, пускаются в рукопашную с тыловиками, матерят старших офицеров и возвращаться в окопы не желают. А общее мнение среди военных — после ухода англичан и американцев с Красной армией воевать нельзя. Что некие поползновения Миллера — глупости окопавшихся в тылу генералов, имеющих бонапартовские амбиции, не подкрепленные материально. Что самое лучшее, что можно сделать — срочно сдаться в плен большевикам. Есть вероятность, что расстреляют, но есть шанс уцелеть. Но вот упираться, пытаясь отстаивать никому не нужные квадратные версты лесов и вечной мерзлоты — это точная смерть!

Среди офицеров появилась новая «мода» — затеять пьяный скандал, желательно с мордобоем и стрельбой в потолок, чтобы разжаловали в солдаты. Мол, красные придут, с нижних чинов и спрос меньше.

Вот тут вы ребята просчитались. Как придем в Архангельск, то проведем такую фильтрацию, что выявим не только бывших офицеров среди солдат, но и их родословную до седьмого колена. Впрочем, нам и выявлять ничего не надо, ваши же солдаты вас и сдадут.

Я уже мысленно начал листать Крестинина, прикидывая, как зашифровать такие слова как «валюта», «падеж скота», «гужевая повинность», «пьяные офицерские дебоши», но потом с некой толикой ностальгии вспомнил, что мне уже не требуется отправлять в Центр шифрованные послания, к тому же, эти новости уже и не новости вовсе, а обыденность, прекрасно известная и Кедрову, и Троцкому. Впрочем, им это все было известно еще в прошлом году, когда только-только обсуждался вопрос о засылке разведчиков в Архангельск.

Наши дела в Яренске подошли к концу, и мы вновь погрузились на пароходы. По течению, вроде бы, и идти веселее, да и быстрее.

Прибыв в Котлас, обнаружили в городе оживление. Сюда прибыл целый дивизион гаубиц, а еще десятка два родных трехдюймовок. Не иначе готовится наступление.

В последнее время я начал терять счет не только дням, но и месяц-то вспоминал с трудом. Так, нынче у нас октябрь. Насколько я помнил, наступление на Архангельск должно начаться не раньше января тысяча девятьсот двадцатого, а завершилось взятием города ко второй годовщине РККА. Не рановато ли? Я даже немножечко испугался. Не повлекло ли мое «попаданчество» в эту реальность некое ускорение? Что ни говори, но ваш покорный слуга, чуточку подтолкнул старушку-историю. В той истории англичане ушли с Русского севера в конце сентября, а у нас, если пленные не врут, в начале. Вполне возможно, что моя подрывная деятельность (одни только карикатуры чего стоят!) по сталкиванию лбами белых и их союзников свою роль сыграла. История как шла по своему основному руслу, так и идет, но кое-какие камушки сдвинулись. Я и в Череповце чуточку наследил, и в Архангельске. Может, что-то где и сработает? А много ли порой нужно, чтобы произошли невосполнимые изменения? Вот-вот. Как в той кузнице, в которой не оказалось гвоздя.

Хотя, кто его знает. Появились «лишние» пушки на Петроградском или на Восточном фронтах, их и переправили сюда, чтобы потом не возиться. Но для наступления понадобятся еще и люди, а также лошади и подводы. Нет, сейчас наступления не будет. Неделя-две и начнется ледостав, а если наступать прямо сейчас, понадобятся тральщики, чтобы мины вытаскивать. А разминирование займет не меньше недели, а то и больше. Нет, не начнется.

Команды отправляться в Вологду бригада не получала, но красноармейцы по этому поводу не слишком переживали. В Котласе кормили неплохо, в казарме тепло, можно отоспаться, а что еще нужно настоящему солдату?

Но так продолжалось недолго. Наконец-таки поступил приказ, отыскались вагоны, загудел паровоз, и мы тронулись-таки с места, чтобы на следующий день прибыть в Вологду.

Бригаду разместили в Красных казармах, за рекой. Взяв у командира бригады удостоверение, что «тов. Аксенов В.И. является прикомандированным к Энской стрелковой бригаде», на случай встречи с патрулем, отправился в особый отдел шестой армии, располагавшемся по-прежнему в гостинице «Пассаж».

После некоторого препирательства с часовым, не желавшим впускать незнакомого человека в самое секретное место шестой армии, за исключением сейфа товарища Самойло, вызова дежурного, новых ожиданий, я оказался внутри. Увы, знакомых, помнивших бы меня по отправке в тыл белых, я не встретил. Как водится, меня добрый час «футболили» от одного начальника к другому, пока мне не удалось прорваться к самому начальнику особого отдела.

Главный особист, представившийся Кругликовым, фамилии не соответствовал. Здоровенный детина, похожий на тарантас, поставленный на попа. Ему бы Квадратиковым, а еще лучше — Прямоугольниковым именоваться и трудиться не в особом отделе, а в цирке подковы гнуть. Изучив мое удостоверение, хмыкнул:

— Бумага у вас не самая подходящая. Аксенов, прикомандирован, а кем, для чего — хрен его знает. Будь я на месте любого патрульного, отправил бы тебя с такой бумагой прямо в комендатуру.

— Лучше такая бумага, чем вообще никакой, — вздохнул я. — Все мои документы в Москве.

— Тоже верно, — кивнул Кругликов. — В наше время лучше какую-нибудь бумажку при себе иметь. И нам легче, и тебе здоровей.

Выслушав о моей ситуации, начальник принялся рыться в журнале исходящей документации, но не нашел никаких запросов по Аксенову в Москву.

— Извини, товарищ Аксенов, нигде ничего нет. Может, товарищ Муравин — предыдущий начальник, забыл отправить? У нас, как Колчак с Деникиным шли, такая горячка была, ой-ой-ой.

Выяснилось, что главный особист шестой армии занимает свой пост всего месяц, а предыдущий переведен на другую должность, в действующую армию, не то на Кавказ, не то на Украину. В общем, в те места, где теплее.

Еще хорошо, что Кругликов слышал мою фамилию по донесениям особиста из дивизии, знает, что выполнял особое задание Центрального аппарата в Архангельске, сидел в каторжной тюрьме, откуда бежал с группой товарищей, но не более. Кому этот Аксенов должен докладывать о прибытии, что именно, он не знал, да и не интересовался. Опять-таки, по сообщению подчиненного, слышал, что Аксенову велено пока находиться в распоряжении комиссара бригады, пока не придет приказ из Москвы, вот и все. Ну, а отчего приказ до сих пор не пришел, он тоже не знает, не докладывали.

— А повторить сообщение можно? — спросил я.

— Конечно можно, — великодушно сообщил начальник отдела. — Напишите мне текст или просто скажите. Мы каждый вечер в Центр донесения шлем — что и где случилось. Вот заодно и ваше отправим.

— Москва. ВЧК. Особый отдел. От Аксенова, — подумав, решил сократить сообщение. — Шишка в Вологде.

— Шишка? — слегка удивился Кругликов, а потом до него дошло. — С юмором наш начальник.

Не нужно быть особистом, чтобы сопоставить Кедрова и шишку.

— Еще с каким, — усмехнулся я, вспоминая пароли, придуманные Михаилом Сергеевичем по ассоциации с его фамилией: ливанский кедр — «финикийский корабль», кипрский — «Афродита», и еще парочка разновидностей. Есть еще кедр гималайский, но по нему отчего-то начальник ничего не придумал. А мог бы, что-нибудь такое — раджа, пик, склон. Нет уж, не стоит усложнять. И мне голову ломать лишний раз не хочется.

Когда посылал сообщение через комиссара, свой псевдоним использовать не стал. Может, зря?

— Шифрограммы отправим через два часа. Если хотите, посидите, может и ответ сразу получим. Кстати, чаю хотите? У меня настоящий, даже сахар где-то оставался.

Как отказаться от настоящего чая?

Я пил чай, кивал каким-то рассказам начальника отдела и размышлял. В принципе, все могло быть. Товарищ Муравин получил сообщение из Пинеги, большого значения не придал — фамилия ему ни о чем не говорила, а шифр я использовать не имел права (не знаю, почему, но раз Кедров так приказал, значит так и должно быть), собрался отправить попозже, немного зашился, а потом и вовсе забыл. Не стоит искать злого умысла там, где имеет место обычный бардак. Впрочем, это не самое страшное.

— Да, а можно узнать — мои донесения из Архангельска исправно передавали? — поинтересовался я.