В то же время структурные проблемы в самих яслях не позволяли им успешно справляться с теми важными задачами, которые встали перед ними в ходе войны. Даже в предвоенной Москве, где можно было бы ожидать «образцового ухода» за маленькими детьми, педиатры находили массу недочетов в функционировании яслей. Персонал не получал правильного образования. Персонал не понимал необходимости стимуляции физического и умственного развития детей, как и важности игр с детьми для развития различных навыков. Врачи, наблюдавшие за здоровьем детей, сосредотачивались в основном на диагностировании заболеваний (в чем им зачастую также не удавалось избегать ошибок), но почти или абсолютно ничего не знали о детском развитии. Особенно плохо врачи диагностировали первые признаки недоедания, которое уже в середине-конце 1930-х гг. стало заметной проблемой[100]. При такой ситуации в яслях война угрожала «затопить» советские ясли волной все нарастающих и взаимосвязанных проблем. Более детальный и систематизированный анализ динамики этого процесса представлен А. И. Перевощиковой в ее блестящей работе о яслях г. Ижевска, столицы Удмуртии[101]. Ижевск стал главным центром оборонной промышленности во время войны и, как и другие города, удаленные от передовой, страдал от высокого уровня голодной смертности среди мужчин работоспособного возраста, особенно в 1943 г. Это было типично для всех городов Урала и его регионов. В то же время Удмуртия оставалась одной из беднейших территорий СССР, где развитие санитарной инфраструктуры запаздывало по сравнению с другими, более развитыми, которые, в свою очередь, отставали на несколько десятилетий от уровня развития стран Западной Европы. Потому проблемы питания и ухода за детьми в ней могли быть еще более запущенными, чем в таких крупных центрах, как Горький, Куйбышев, Молотов и Свердловск. Однако ситуация в предвоенной Москве, описанная А. С. Розенталь, говорила о противоположном: положение с яслями, отмеченное А. И. Перевощиковой в Ижевске, кардинально не отличалось в 1939 г. от ситуации в наиболее развитом городе РСФСР и СССР. Ниже будут кратко изложены основные выводы А. И. Перевощиковой.

Можно предположить, что первоочередной задачей было полноценное питание матерей и детей. Сочетание недостаточного рациона, высоких нагрузок на работе и усталости приводило к тому, что у женщин пропадало грудное молоко. Как следствие, детей приходилось переводить на искусственное питание, опасности которого были описаны ранее при обсуждении молочных кухонь. Многие ясли воспроизводили и даже увеличивали эти риски, поскольку их персонал был плохо осведомлен о санитарных условиях и гигиене. Сотрудники яслей не поддерживали должной чистоты и не могли дать жизненно важных рекомендаций матерям по соблюдению гигиены дома. Поэтому безопасность пищи становилась главной проблемой, но и еда сама по себе была недостаточно питательна и не восполняла маленьким и подрастающим детям калории, витамины и полезные микроэлементы в нужном объеме. Это имело решающее значение, поскольку грудные и маленькие дети уже были истощены при поступлении в ясли, а условия пребывания в них еще более усугубляли это состояние. Плачевное положение с детским питанием приводило к ответной реакции: недоедание делало детей более восприимчивыми ко многим инфекциям и усиливало их последствия для детского организма, что, в свою очередь, вело к еще большему истощению детей. Осложнением был рахит, последствия которого уже были описаны выше.

Когда дети заболевали, они часто страдали сразу от нескольких инфекций, протекавших либо одновременно, либо одна за другой. В наблюдавшихся А. И. Перевощиковой яслях дети до года в среднем переносили от 2,5 серьезных болезней, а дети от года до двух – в среднем от 2. При этом нужно понимать, о каких заболеваниях идет речь: пневмония, дизентерия, острые желудочно-кишечные инфекции, коклюш и гнойный отит, каждое из которых могло стать причиной смерти маленького ребенка. Типичным примером стал случай, описанный на С. 29. Чудом этот ребенок выжил, но не всем детям так повезло. Так, 11-месячная девочка, наблюдавшаяся А. И. Перевощиковой, заболела ветрянкой, за которой последовали дизентерия и грипп с осложнениями на пневмонию и отит. Не излечившись до конца от пневмонии, она подхватила коклюш, обостривший пневмонию, а затем случился абсцесс легких, который в итоге ее и убил. Это не был из ряда вон выходящий случай; напротив, это было лишь крайнее значение статистического среднего[102]. Более того, почти в каждом случае ребенок приобретал эти болезни в стенах яслей. В какой-то степени это было неизбежным побочным эффектом от скопления в закрытом помещении большого числа уязвимых перед болезнью маленьких детей. Но многих инфекций можно было избежать, если бы в яслях придерживались основных контрольно-эпидемиологических правил и работали бы специалисты-врачи и няни, помогающие выполнять эти элементарные правила. Стандартной практикой должен был быть (но не являлся!) медицинский осмотр детей при поступлении в ясли. Его цель – изолировать зараженных детей от здоровых, а также организовать их прививку от дифтерии, от которой в РСФСР уже была выработана действенная вакцина. Ижевские ясли проводили вакцинацию, но отбор детей был нелогичным, случайным и, соответственно, недостаточным для поддержания их группового иммунитета.

В довершение всего сотрудники яслей в Ижевске, как и их московские коллеги перед войной, не имели понятия о необходимости оказания на детей внешнего стимулирования. Конечно, это не была полностью их вина: у них было слишком много детей на попечении, из которых многие были слабыми и больными. Врачи не всегда могли уделить им необходимое внимание и при этом организовывать развивающие игры с другими детьми. Но правда и то, что они не владели необходимыми знаниями о детском развитии. В ижевских яслях были игрушки, но они обычно стояли на полках, чтобы производить впечатление на посетителей. Дети же никогда не играли с ними. Они не играли и друг с другом. Становились пассивными и вялыми, даже когда не были ослаблены недоеданием или болезнью[103].

А. И. Перевощикова, работая в подконтрольной ей детской среде, могла вводить базовые изменения в работу наблюдаемых яслей. Она добивалась дополнительных поставок продовольствия в целях увеличения объема потребляемых детьми питательных веществ, а также уделяла внимание (и это также было важно) разнообразию поставляемой в ясли еды, чтобы добиться у анорексичных детей восстановления аппетита. Она ввела обязательное обследование принимаемых в ясли детей на наличие у них признаков инфекционных заболеваний, а также организовала в яслях программу развивающих упражнений. В результате своими усилиями в течение шести месяцев она смогла существенно снизить показатели недоедания у детей. Однако аналогичное положение было не повсеместным: большинство яслей не могло обеспечить детей тем, чего у них просто не было, – подходящим для грудных и малолетних питанием. Масштабные проверки яслей в главных промышленных центрах страны в 1943 г. показали астрономические уровни рахита: им болело 35 % всех детей в яслях г. Златоуста, 41 % – г. Иванова. В г. Свердловске от гипотрофии страдали 27 % детей до 6 месяцев, 52 % в возрасте 6-12 месяцев, 48 % от года до двух и 9 % старше двух лет. Годом ранее ясли городов Челябинска и Магнитогорска отмечали уровень отсталости в развитии находившихся в них детей, превышавший даже эти цифры.

Советские власти пытались снизить негативное влияние неудовлетворительного питания на детей за счет разных лечебных мер, но на практике их возможности были сильно ограничены. Они не могли снабдить учреждения количеством продуктов, достаточным для нормального рациона всех детей, а потому им приходилось перераспределять ресурсы для поддержания прежде всего наиболее нуждающихся и/или находящихся в группе риска детей. Двумя самыми действенными средствами в той обстановке были создание сети специальных столовых для сильно истощенных детей и проведение летних оздоровительных кампаний, во время которых детей на короткий период вывозили за город и кормили более калорийной едой. Все эти меры были нацелены в основном на детей от трех лет и старше, хотя часть продовольствия покрывала также нужды грудных и маленьких детей, которые и являются объектом настоящего исследования[104].