Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Параноидальная мысль Сталина о предательской пятой колонне была навязчивой идеей деспотичной элиты, которая, по утверждению Бернда Бонвеча, боялась собственных граждан. Шпиономания, усиленный партийный контроль, ежедневный террор НКВД свидетельствовали о «панической реакции» режима на потенциального врага. Она улеглась лишь тогда, когда «руководство осознало: люди защищают свою страну и участвуют в военных действиях добровольно, а не из страха наказания». Поскольку на кону стоял вопрос выживания, сталинское государство дало обществу «передышку», чтобы, главным образом, мобилизовать интеллигенцию[16]. И тем не менее на протяжении последующих четырех лет ожесточенной войны режим принуждения вкупе с непрестанной патриотической и антифашистской пропагандой, а также жесткой цензурой стал основным инструментом привлечения женщин и молодежи к труду в тылу под лозунгом помощи фронту[17].

Победа в войне была достигнута вопреки неблагоприятным обстоятельствам и с учетом потери огромных территорий исключительно за счет привлечения всех возможных материальных и человеческих ресурсов СССР. В 1942 г. советская экономика находилась на грани коллапса[18]. По сравнению с довоенным уровнем в первые 18 месяцев войны советское промышленное и сельскохозяйственное производство упало на 23 % и катастрофические 62 % соответственно. Численность рабочих в промышленности и сельском хозяйстве сократилась на 37 и 48 %[19] соответственно.

Вопреки такому экономическому катаклизму Советскому Союзу удалось превзойти производственные показатели промышленно более развитого противника (в 1938 г. подушный доход в СССР составлял лишь 40 % от германского). По утверждению Марка Харрисона, Советский Союз «продемонстрировал способность к военной мобилизации, свойственную более развитой экономике… Его бедность компенсировалась размерами территории, доступом к ресурсам союзников и, главным образом, эффективной системой интеграции; эти факторы придали ему гибкость в условиях внешнего давления, которое в свое время разрушило бывшую Российскую империю в Первой мировой войне. Советская экономика держалась на принудительном управлении, национальном чувстве, централизованном планировании и карточной системе, а также системе продовольственных поставок, гарантирующей продуктовое обеспечение городов»[20].

Действительно, Советский Союз совершил в годы войны не что иное, как экономическое чудо, и сумел, «имея намного меньшую ресурсную базу и менее квалифицированную рабочую силу», к тому же на три четверти уступая Германии в обеспечении своих граждан продовольствием, превзойти ее. В 1943 г. Германия произвела 17 тыс. танков и 27 тыс. орудий, использовав 340 млн т угля и 30 млн т стали, тогда как Советский Союз произвел 24 тыс. танков и 48 тыс. орудий, потребив всего 90 млн т угля и 8 млн т стали. Именно «командная экономика», сочетавшая в себе «планирование, массовое производство и мобилизацию масс», обеспечила Советскому Союзу в войне решающее экономическое преимущество над противником, полагает историк Ричард Овери[21]. Но наиболее значимым фактором в этом смысле было со стороны советского государства безжалостное принуждение рабочих к повышению темпов производства и производительности труда, особенно в военной промышленности; при этом их уровень жизни к 1943 г. снизился на 40 % по сравнению с довоенным[22]. Ни в одной воевавшей тогда стране рабочие «не стерпели бы» подобных материальных «лишений»[23]. Да и никакой другой военный режим не посмел бы требовать подобных жертв от собственных граждан. Даже режим Гитлера, опасавшийся, что мобилизация в духе «тотальной войны» могла бы вызвать еще одну «ноябрьскую революцию 1918 года». Военная экономика Германии, находившаяся под угрозой коллапса в 1942 г., выстояла лишь благодаря принудительному труду «остарбайтеров», насильно вывезенных из оккупированных стран, включая 2,2 млн советских граждан. Тем самым вплоть до 1944 г. Германия могла позволить себе отказаться от использования труда немецких женщин[24].

Только сталинское «военно-мобилизационное» государство могло потребовать от граждан такого самопожертвования в военное время[25], к чему психологически готовило их с 1930-х гг., опираясь на широкий арсенал драконовских трудовых декретов. Следовавшие один за другим с 26 июня 1940 г. по 19 октября 1940 г. законы о труде вводили уголовную ответственность за нарушение трудовой дисциплины, увеличивали продолжительность рабочего дня до 8 часов, устанавливали шестидневную рабочую неделю и, в конце концов, узаконили прикрепление работника к определенному рабочему месту. Как утверждает Бернд Бонвеч, «рабочие были полностью мобилизованы» еще до вторжения стран «Оси». Под пристальным надзором сталинского приспешника Льва Мехлиса, наркома госконтроля, советское производство вооружений росло бешеными темпами.

Действительно, советская экономика была «военной экономикой в мирное время». За годы войны ей удалось намного превзойти немецкую, невзирая на катастрофические потери и дезорганизацию после нападения в июне 1941 г.[26]

С наступлением вермахта и первыми поражениями Советский Союз столкнулся с «последним препятствием», ограничивавшим его «возможности вести войну», – хронической нехваткой рабочих рук[27]. Компенсировать ее можно было, лишь мобилизовав миллионы женщин и юных людей. Но «в экстремальных условиях» войны, когда резко сократилось потребление, политические, то есть «внеэкономические», механизмы стали более эффективными для поддержания военного производства[28].

Вопрос о механизмах, с помощью которых сталинское государство мобилизовало советских граждан на изнурительную, но, в конечном счете, победоносную войну, разделил историков – восточных и западных[29]. Принимая во внимание огромные человеческие потери, понесенные советским народом в войне, – около 27 млн погибших, не удивительно, что участие в войне рассматривали как исполнение «священного долга» перед родиной, и мало кто из историков, как советских, так и постсоветских, считал возможным оценивать это критически. Даже когда некоторые аспекты войны мягко ставили под сомнение, власти – как советские, так и постсоветские – осуждали это[30].

Советская пропаганда военного времени и историография Великой Отечественной войны утверждали, что подавляющее большинство работников тыла, откликнувшись на призыв «Все для фронта!», активно и добровольно отдавали ему все свои силы[31]. Однако зачастую западная историография, а подчас и постсоветская подчеркивали, что в годы войны людей принуждали к труду угрозой сурового наказания[32]. В. Черепанов, например, пишет: «Рабочие и колхозники драконовским трудовым законодательством были, как рабы, прикреплены к производству, работая по 12 часов в сутки без выходных дней за скудный паек… у них не было другого выбора»; благодаря этому «Магнитогорск победил Рур»[33]. Другие российские историки, например В. Т. Анисков, пусть и признавая такой трудовой режим суровым, считают все же, что победа была обретена благодаря способности советского государства пробудить боевой дух патриотизма: «Вся страна поднялась на смертельный бой с фашизмом. Не всеобщую растерянность и страх, которые пытались вызвать вероломным нападением захватчики, а великое и нарастающее единение, лютую ненависть к поработителям, готовность биться с врагом до полного его уничтожения встретили фашисты на нашей земле»[34].

вернуться

16

Bonwetsch B.. War as a “Breathing Space”: Soviet Intellectuals and the “Great Patriotic War”// The People’s War. P. 142–146.

вернуться

17

См.: Байрау Д. Механизмы самомобилизации и пропаганда в годы Второй мировой войны // Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы / авт. – сост. А. Я. Лившин, И. Орлов. М., 2007. С. 25–38.

вернуться

18

Harrison M. Why Didn’t the Soviet Economy Collapse in 1942? // A World at Total War. Global Conflict and the Politics of Destruction, 1937–1945 / eds. R. Chickering, St. Förster, B. Greiner. Washington, D. C.; Cambridge, UK: German Historical Institute and Cambridge University Press, 1998. P. 137–156.

вернуться

19

Barber J., Harrison M. The Soviet Home Front, 1941-45. Tables 8, 9. P. 218–219.

вернуться

20

The Economics of World War II. Six Great Powers in International Comparison / ed. M. Harrison. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1998. P. 11, 19, 24.

вернуться

21

Overy R. Why the Allies Won. New York; London: W. W. Norton & Co., 1996. P. 182–187.

вернуться

22

Harrison M. Why Didn’t the Soviet Economy Collapse in 1942? P. 146.

вернуться

23

Overy R. Why the Allies Won. P. 188.

вернуться

24

Mommsen H. The Impact of Compulsory Labor on German Society at War // A World at Total War. P. 181, 186; Bonwetsch B. Sowjetische Zwangsarbeiter vor und nach 1945. Ein doppelter Leidensweg // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1993. Nr. 41. S. 532–546.

вернуться

25

Черепанов В. В. Власть и война. С. 183.

вернуться

26

Бернд Бонвеч ссылается здесь на: Sapir J. Die Sowjetunion im Zweiten Weltkrieg 1941 bis 1945: der “Große Vaterländische Krieg” // Jahrbuch für historische Kommunismusforschung. 2005. S. 19–21.

вернуться

27

Barber J., Harrison M. The Soviet Home Front, 1941-45. P. 143–145.

вернуться

28

Сомов В. А. Потому что была война… Внеэкономические факторы трудовой мотивации в годы Великой Отечественной войны (1941–1945). Н. Новгород, 2004. С. 6–7: «В тяжелых условиях войны заинтересованность трудящихся в материальной выгоде как мотивации труда не имела решающего значения. Внеэкономические факторы трудовой мотивации, не связанные с прямым материальным стимулированием или материальными условиями труда».

вернуться

29

Там же. С. 22–47 («Историография проблемы»).

вернуться

30

Markwick R. The Great Patriotic War. P. 701–702. См. URL: https://lenta.ru/ news/2016/03/16/mironenko/ («Назвавший мифом подвиг 28 панфиловцев глава Госархива ушел с должности») [16.03.2017].

вернуться

31

См.: Единство фронта и тыла в Великой Отечественной войне (1941–1945): Материалы Всероссийской научно-практической конференции 21–22 апреля 2005 г. / отв. ред. А. А. Чернобаев. M., 2007; Куманев Г. А. Подвиг и подлог: страницы Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг. M., 2007.

вернуться

32

Западная историография акцентирует принуждение советских граждан к труду в годы войны, см.: Ganzenmüller J. Mobilisierungsdiktatur im Krieg: stalinistische Herrschaft im belagerten Leningrad // Osteuropa. 61 (2011). Heft 8–9. S. 117–134; Berkhoff K. C. Motherland in Danger. Soviet Propaganda During World War II. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2012. В той же тональности оценивали это, напр.: Соколов А. Влияние Второй мировой войны на социально-трудовые отношения на советских предприятиях // Победители и побежденные от войны к миру: СССР, Франция, Великобритания, Германия, США / отв. ред. Б. Физелер, Н. Муан. M., 2010. С. 183212; Зефиров М. В., Дегтев Д. М. Все для фронта? Как на самом деле ковалась победа. М., 2009.

вернуться

33

Черепанов В. В. Власть и война. С. 136–137.

вернуться

34

Анисков В. Т. Крестьянство против фашизма 1941–1945. С. 30.

2
{"b":"722180","o":1}