Кухонный автомат укоризненно заурчит, убирая почти нетронутый завтрак.

– Помни, что ты не бессмертный. В конце концов, я делал костюм Человека-паука для того, чтобы тебе было комфортней. А не для того, чтобы ты однажды угробил себя, свернув свою тощую шею, свалившись с какой-нибудь сраной высотки. Подумай хотя бы о Мэй, каково…

Пит пулей вылетит из кухни, и тут же по дому прокатится грохот захлопнувшейся накрепко двери.

– Посмотреть бы, не снес ли с петель, – поморщится Тони и улыбнется Пеппер печально. – Попробуй что ли… его догони… Пеп, я ведь правда пытаюсь…

– Конечно, я знаю. Тони… сейчас… – она потянется к нему всем телом, будто собираясь обнять, но в последний момент передумав и даже ужаснувшись порыву.

Бросится следом за пацаном. Кажется, Хэппи еще не прогревал мотор их машины. Тони снова вздохнет и снимет очки, двумя пальцами переносицу сдавит. Точно пытаясь избавиться от ломящей голову боли.

– Ну, Морган Старк… что-то ты сегодня необычно тиха. А ну полезай обратно за стол и расскажи отцу планы на день… Ну, что ты шмыгаешь носом? Все хорошо? Тот мальчик, Билл, не задирается больше?

– Не-а… я его приложила той штукой… Домик для сверчка… мне подарили.

– Харли к вам заезжал? Ну, конечно… кто же еще… а чего сюда не зашел?

– Ну-у-у-у-у, я не знаю, они долго спорили с Питом, а потом куда-то ушли…

– Хорошо… ты даже не притронулась сегодня к болтунье.

– Ну па-а-а-а-ап, не хочу. Ненавижу яйца… знаю, это белок, а в нем сила… Все помню, вот Питер их тоже не ест. Он старше, а меня заставляют. Ла-а-адно, только ради тебя.

– Хорошая девочка, ешь, и будешь сильной и умной, как дедушка и как папа. Как там наш проект? С костюмом порядок?

– Ага… работа идет, только мама пока про это не знает.

– И хорошо… это будет сюрприз…

Из дома доносится смех и бряканье посуды. Кажется, кот Джарвис снова орет – испугался, дурной, электронного прототипа. Питер сидит на ступеньках и дышит. В наушниках орет старый рок. Тот самый, что слушал Тони когда-то в те годы, что мастерил свой первый костюм, и второй, и десятый, и все остальные…

Она тихо сядет с ним рядом. Дождется, пока он заметит и сбавит громкость на ноль.

– Питер… нельзя так, ты рвешь свое сердце и ему делаешь больно.

– Ему не может быть больно! Пеппер, его больше нет! – Пит бьет ладонью по полу, слышится отчетливый хруст. Как макароны в пачке крошатся. Не морщится дальше, только крупные слезы текут по щекам. Как вода. Как капель. Где-то за домом громко лает может, на зайца? пес Морган – Пушистик.

– Он сделал все для того, чтоб вернуть тебя и других…

– И геройски пожертвовал жизнью, я помню. Я просил его, Пеппер?! Просил умирать за меня? Оставлять вас с Морган одних… вас и меня. А теперь все это… подделка. Я виню себя каждый день. Потому что… дурак… Если бы мы в первый раз…

– Помнишь, Стрэндж посмотрел четырнадцать миллионов вариантов развития событий? Был только один шанс, только так. Тони не знал, отправляясь на битву. Но подумал о том, что возможно… подумал о нас… оставил цифровую копию – как слепок с сознания.

– Это все не он… суррогат… Пеппер… я не справлюсь. Мне так его не хватает. Безумно… ночами в лаборатории никто не гремит, и нет нужды скрывать от тебя его испытания, в которых он опять собой рисковал… У меня не выходит.

– Я знаю… – возьмет его руку и стиснет. Так больно. Так больно, господи, просто сидеть и знать, что ничего не можешь поделать. Уже никогда. – Но он все еще здесь, просто немного другой. Это все еще Тони, которого мы знаем и любим. Он заботится, как умеет, он здесь…

– Сама-то веришь? Или делаешь вид ради Морган?

Слова, на которые у нее не найдется ответ. Не сейчас.

У них за спиной – дохуя умный дом. Последнее изобретение великого Старка. Здесь стало чуть больше жильцов и мохнатых питомцев. Здесь снова раздается голос детей и смех, иногда – беззаботный. Здесь старший ребенок не раскидывает на лестнице кеды и не забывает в гостиной тетрадки, не оставляет повсюду свою паутину. Примерный и правильный мальчик. Как яркий фонарик, что потух изнутри, потому что пламя задуло бесконечности ветром. Здесь младшая дочь играет с котом и собакой, но чаще – в семь лет, уже да – что-то тихо мастерит в гараже, слушая на полную громкость старые песни. Здесь Пеппер – теперь глава их семьи, все время строга, но так следит за лицом и пытается улыбаться, что иногда кажется не живой женщиной – куклой.

Здесь на самом деле все хорошо. Здесь Тони Старк – пусть не совсем живой, пусть бесплотный, плод своего же гения, – сидит за столом или читает газету. Прохаживается по гостиной и изредка, когда нет дождя, – даже в парке. Он шутит, как прежде, дает советы и ответит на любой из вопросов. И часто, когда домочадцы не видят, почему-то грустит. Странно, разве микросхемы умеют?

“Конец – это только часть пути. Только часть бесконечного нечто”.

Комментарий к 28. Тони/Пеппер, Тони/Питер

можно читать как предысторию из альтернативной вселенной, тут Пеппер исчезает после щелчка: https://ficbook.net/readfic/7260311/18502203#part_content

========== 29. Стив/Баки ==========

— Как будто это было вчера. Ты ведь помнишь?

— Конечно, я помню.

Старая черно-белая пленка времен окончания той проклятой войны. Кажется, они встречали победу в Брюсселе. Сначала не верили, оглушенные — это все же случилось. А после — в воздух палили и что-то орали. Хохотали, как дурные, от счастья, кутили всю ту ночь напролет. Шампанское не кончалось в бокалах, потом было вино и еще самогон.

Та ночь была ярче самого жаркого летнего дня от фейерверков, салютов и улыбок людей, что чествовали их, как спасителей, как героев. Им дарили цветы и алкоголь наливали в бокалы. Их хватали на руки и подкидывали к самому небу. Девчонки толкались, целуя, измазали все щеки красной помадой самых разных оттенков. Девчонки визжали, готовы были даже подраться, чтобы отвоевать хотя б одну ночь с кем-то из них.

Вокруг все сходили с ума — вакханалия, беспредел и безумство. А он видел только его. В висках громче всяких фейерверков долбилось: “Мы живы, мы выжили, Стив. Ты и я. Представляешь, мы победили?! Прошли через все”.

“Кажется, у тебя намечалось свидание?” — лишь раз той ночью на самом деле — под утро спросил его, обмирая от страха, в котором не мог признаться даже себе. Потому что Стив мог бы выбрать… Стив мог бы развернуться и просто уйти. Туда — к красивой и стильной. Идеальной девушке, что уж. Построить с ней дом, посадить на заднем дворе раскидистый дуб, родить с ней белокурую дочку или ясноглазого сына…

“Кажется, ты полный дурак. А строил-то из себя такого всезнайку”, — смех рвался из груди у него, но на выходе получалось просяще и жалко. Как будто он — все еще тот мелкий невзрачный пацан, с которым зачем-то до сих пор возится Баки-красавец. Как гадкий утенок и лебедь. Как роза и репейник-сорняк. Как яблоко наливное и кислые ранетки из парка.

“Значит, не Пегги?” — близко-близко. А губы горят.

“Не Пегги. Ни разу”.

— Тогда ты впервые меня целовал.

— Знал бы ты, мелкий, как я боялся.

— У тебя губы были, как лед…

— А мне казалось, сгораю в пожаре. Вообще, был уверен, что ты уйдешь. Выберешь дом, детишек и счастье.

— Говорю же… дурак-дураком…

И целует опять, как тогда, в День Победы. Когда они победили врагов и похоронили все свои глупые предрассудки и страхи.

“Когда у меня не было ничего, у меня был лишь он”.

“Я буду с тобой до конца”.

Обещания дают для того, чтобы их выполнять.

Закат… он очень красивый именно в мае.

— А помнишь, поезд, метель и Сибирь?

— Не это. Помню пузырьки на губах, и как твои ресницы меня щекотали.

С тех пор почти столетие прошло, а он до сих пор ни о чем не жалеет. Вот только много думает… до сих пор…

— А если б нам машину времени, все вернуть, ты тогда бы?..

— … я сделал бы все в точности так же. Остался с тобой.