Николетта»

Николетта прекрасно осведомлена, что я свободно владею испанским, и свое письмо она написала на языке своей будущей страны. Мало ли, кому из охраны мог попасть этот конверт. Пока бы письмо дошло до короля, прошло бы время и не известно, дошло ли бы оно. Письмо у меня, и от слов поддержки Николетты мне становиться легче. Король Кларксон не учел, что у меня в рукаве два козыря. Я дружна с Николеттой, а она, в свою очередь, почти жена Хорхе.

- Спасибо, Эрин, - улыбаюсь я девушке, но она качает головой, мол она еще не закончила. Я все свое внимание обращаю снова на нее.

- Леди Америка, я связалась с мистером Прескотом, и он обещал помочь, не знаю как, но Вы не останетесь без защиты, - я прерывисто обнимаю Эрин, благодарная за неожиданную поддержку. Повстанцы обещали быть на моей стороне, но я даже не надеялась, что они будут помогать мне сейчас. Я бы и не смогла их просить об этом. Но они обещают помочь, они уже третьи, кто обещает. Я не имею уже никакого права сдаваться.

- Спасибо, - шепчу я, совсем растерявшись и не зная, что же сказать на это. Как же я сразу не догадалась о том, что Эрин непременно сообщит все мистеру Прескоту, и все дело в том, что я иногда уже забываю, что она повстанец, а не одна из моих девушек.

- Леди Америка, где же Ваша решительность? Выше нос. Не позволяйте королю победить.

- Я не собираюсь сдаваться. Не доставлю я королю Кларксону такого удовольствия, - я ощущаю прилив уверенности и готовности бороться. Война еще не проиграна, и нет никакого смысла в том, чтобы сложить оружие и сдаться на волю тирану.

- Вот так лучше. Леди Америка, вот увидите, Ваш сын станет принцем, мы не позволим королю отобрать у него это.

Дверь неожиданно распахивается, и в комнату входит главный гвардеец, Эрин не теряется. Она достает расческу и передает ее мне.

- Леди Америка, держите, подправьте немного прическу. Вы должны быть принцессой, - Эрин подмигивает и уходит, не дожидаясь моего «спасибо». Ее провожает гвардеец, и она не оборачивается. Все сообщения я получила, она подняла мне настроение и оставила с расческой. Работу свою Эрин МакНилан сделала.

Я берусь за расческу и начинаю заниматься растрёпанными волосами. Кто знает, когда за мной придут. Будет ли это через пару минут или через пару часов, но я должна выглядеть достойно. Я – невеста принца Максона, и никто пока не отобрал у меня этого. Не позволю так просто смешать меня с грязью. В чем и перед кем я виновата? Я полюбила принца, и этого мне никогда не простит король. Точнее, он никогда не простит того, что Максон полюбил меня и выбрал меня, жалкую Пятерку, а не одну из тех, кого он приготовил для сына. Король Кларксон никогда не простит мне отказа в подчинении. Ему не были никогда нужны рядом люди, которые способны сказать «нет» в ответ на его приказы. Волосы не сразу поддаются, но мне все же удается с ними справиться.

- Ребенок? – нарушает тишину Аспен, и я поднимаю на него глаза. Оправдываться или скрываться я просто не собираюсь, а отрицать не за чем. Это не такая страшная, как многим может показаться, тайна. Чтобы со мной не сделали, ребенок просто может не пережить все это. Какая уже разница, кто о нем узнает?

- Да, ребенок, мой и Максона ребенок, - думая о ребенке, я заставляю себя успокоиться. Это самое меньшее, что я могу для него сейчас сделать.

- Ты беременна? Я так и знал, что все этим и закончится, - Аспен злится, и от его злости страдает стена. Никто не реагирует на это и не входит в комнату, значит звукоизоляция тут отличная, и на том спасибо.

- Да. Я жду ребенка Максона, - спокойно отвечаю я, все еще злясь на Аспена.

- Я бы никогда так не поступил с тобой. Я бы не посмел. А он смог.

- Он ни в чем не виноват. То, что произошло между нами, было с обоюдного согласия, и ответственность за последствия несем мы оба. Я также виновата, как и он.

- Америка, он – принц, мужчина, он должен отвечать за свои поступки, - все еще злится Аспен, но уже оказывается возле меня.

- Он и отвечает. Если ты не заметил он делает все, что может сделать.

- Конечно. И поэтому ты все еще тут?

- Ты не знаешь его отца. Не смей обвинять его. Он хоть меня не оставляет, как это сделал ты, - Аспен посмотрел на меня так, словно я дала ему пощечину, но он сам виноват. Не я оставила его, не я бросила его с разбитым сердцем.

- Я не рушил твою жизнь, как это сделал он, - я начинаю злиться на него. Как он мог судить Максона, когда сам немало дров наломал?

- Нет, он не рушил мою жизнь, это сделал ты. Я еще не увидела доказательств, что это был не ты.

- Ты мне не веришь, - сокрушенно сказал Аспен как раз в то мгновение, как открылась дверь, и в комнату вошла вся моя стража. Самый старший и самый страшный обратился ко мне с презрением.

- Леди Америка, Вам пора.

Я с достоинством поднимаюсь и стараюсь держаться так, как учила нас Сильвия. Меня ведут через задний двор дворца, и мы быстро оказываемся на уже знакомой площади. Тут уже собралось много народу. Все глазеют на меня, но я не вижу в их глазах презрения. Они не наслаждаются зрелищем, они жалеют меня. Они обеспокоены всем происходящим, они за меня, а не против, как того хотел бы король. Я перевожу взгляд на короля, и он выглядит подозрительно самодовольным, его презрительная ухмылка выражает то, что в нем столько времени копилось: в первую очередь, это злость и ненависть ко мне, презрение к моему положению и моей личности, жажда мести и триумф от того, что он добился того, что сейчас происходит со мной.

Меня выводят на возвышение, и я вижу взгляд королевы, мне жаль, что ей приходиться наблюдать за этим всем. Она всегда относилась ко мне с теплотой и добротой, и несправедливо заставлять ее присутствовать здесь. Я встречаюсь взглядом с Максоном, и мое сердце замирает от переполняющих чувств, которые настолько сильны, что я готова позволить случиться всему, чему угодно, лишь бы это не коснулось его, но я обещала себе не сдаваться, и я не сдамся. Максон быстро отводит взгляд, и начинает о чем-то усиленно переговариваться с королем, но тот словно не видит и не слышит сына.

- Леди Америка Сингер нарушила Закон Иллеа …, - длинная речь чиновника сливается, и я не разбираю ни слова. Мне кажется, она длится вечность, но готова поспорить, она длилась всего несколько минут. Я не могу смотреть на своих родных. Не могу позволить себе посмотреть в глаза отцу, он так верил в меня, в то время как я не оправдала его надежд. Они меня любят, и я знаю, как им больно наблюдать за всем этим, но я не в силах избавить их от этого, - и приговаривается к публичной порке, потери статуса невесты принца Максона и перемещении к Восьмой касте.

Другого ожидать и не стоило. Хотя, от короля Кларксона я ожидала больше зверства. Повернув голову к Максону, я замечаю, что он все еще спорит с отцом, он что-то настойчиво ему доказывает, а рот короля сжимается все плотнее и плотнее. Я заставляю себя держаться с достоинством, если это вообще возможно, особенно когда тебя толкают, и ты падаешь навзничь на жесткий деревянный пол. Теперь я стала Марли. Король делает из меня Марли, но никто этому не рад. Я замечаю негодование людей, направленное не на меня, а на короля. Я вижу злость и ненависть. Может, Максон был прав, и люди любят меня куда больше, чем я думала?

Я никак не реагирую, даже когда плеть опускается не на мои руки, как было с Марли и Картером, а мне на спину. Я заставляю себя не закричать от боли, а хочется. Боль раздирает спину, и хочется выть волком, но я не доставлю королю Кларксону такое удовольствие. Та часть спины, которую коснулась плеть, горит огнем. Чтобы не выдавать, как сильно болит, я сжимаю крепче зубы. Он не увидит моей слабости. Вся моя надежда на Максона, Николетту и мистера Прескотта. Это еще не конец, и это понимает даже король. Он унизил меня, он заставил меня ощутить боль, но он не сломил меня.

Когда второй раз моей спины касается плеть, я думаю только о ребенке. Может, думая о нем, я как-то смогу защитить его. Мысль абсурдная, но до другого я додуматься не могу. Палач знает свое дело, и на моей спине словно развели костер. Толпа кричит, люди недовольны. Палач делает передышку и, повернув голову к королю Кларксону, что-то спрашивает. Я краем глаза замечаю, что Максон, уже не сдерживаясь, вовсю кричит на короля и тычет бумаги, но тот лишь ухмыляется. Неужели Максон не видит, что это бесполезно?