Наши взгляды неожиданно встречаются, и я вижу, какая боль и ярость сейчас его одолевают. Он злиться на себя, что не в силах помочь. В следующее мгновение я даже не думаю, что делаю, просто снимаю кольцо с пальца, то самое обручальное кольцо, и кидаю его в сторону Максона. Я не знаю зачем и какой смысл. Но на Максона это действует совсем не так, как я могла бы думать или ожидать, а может и мечтать. Он перестает спорить с королем и бросается ко мне. Максон старается прикрыть меня своим телом, и я чувствую, как весь он содрогается от следующего удара плетью, который происходит очень быстро. Должно быть, палач уже занес плеть и не смог остановиться.

Удар приходится и по мне, но гораздо слабее и терпимее. Толпа в ярости, я просто слышу их крики, но боль так затуманивает разум, что я даже не пытаюсь разглядеть, что происходит. То ли король никак не реагирует на поступок сына, то ли не успевает ничего сказать, и на нас обрушивается еще один удар. Максона опять передергивает, но он старается весь удар принять на себя. Плеть палача длинная и достается и мне. Я не кричу, но я чувствую дрожь по телу Максона, и с опозданием понимаю, что это реакция не на боль, а на мое судорожное дыхание. Оно прерывистое, и я сама удивляюсь этому, я словно задыхаюсь. Я уже закрываю глаза и жду еще удара, но все смолкает. Я слышу сердитый, даже разъяренный, но поразительно спокойный голос. Он словно в тумане, и только когда я поднимаю голову, то вижу, что все люди значительно ближе, и они вот-вот сорвутся с места и поднимутся на возвышение, но сейчас они замерли. Все застыли, и я, как и Максон, стояла в растерянности, пока не показалась копна черных волос и знакомая фигурка итальянской принцессы.

Николетта.

С облегчением я смотрю, как она что-то говорит королю Кларксону, в то время как Максон неожиданно поднимается и бережно подхватывает меня, чтобы не коснуться пострадавших участков спины. Я обхватываю его руками и льну к нему так сильно, словно надеясь на то, что его объятия уймут боль. Адская нестерпимая боль терзает тело, но я по-прежнему не кричу.

- Америка, потерпи, милая, это скоро закончиться. Я люблю тебя. Держись, пожалуйста. То, что не получилось у меня, получиться у Николетты. Даже отец не может оспаривать силу ее влияния, особенно когда у нее за спиной представители 6 стран.

Шесть стран? Да он шутит. Неужели нашлись те, кто решительно пойдут против короля Кларксона?

- Тебе больно? – шепчу я Максону. Я сама только что испытала силу ударов плетью и никогда никому не пожелала бы этого.

- Что? – голос Максона удивлен, он сбит с толку моим вопросом.

- Тебе больно?

- Америка, не беспокойся обо мне. Мне досталось меньше, и я к этому привык, - привык. Вот, что меня все еще поражает. Как отец мог избивать единственного сына, к тому же наследника? Максон не должен был никогда узнать, как болит удар плетью, но он привык. Привык. Удушить бы Кларксона, еще и за это.

Новая волна боли заставляет меня крепко сжать зубы, но я снова же не кричу. Я слышу ответную реакцию тела Максона и это только добавляет боли.

- Вы сейчас же отпустите леди Америку и никогда не прикоснетесь к ней и к своему сыну… престол… наказание… под наблюдением… леди Америка, - я слышу лишь обрывки слов Николетты, слышу волнение людей, но силы меня покидают, и я проваливаюсь в пустоту. Тут нет боли, тут хорошо.

Резкий запах. Он появляется из неоткуда и выдергивает меня из этого мягкого кокона, где нет боли и сожалений, страха и тревог, ничего, только спокойствие. Я открываю глаза, и тут же возвращается боль. Стон вырывается у меня прежде, чем я пытаюсь его заглушить. Чьи-то-то руки обвивают меня так, чтобы не коснутся спины там, где ее коснулась плеть.

- Милая, какое же облегчение, что ты пришла в себя. Я думал, с ума сойду, пока мы точно не узнали, что с тобой все в относительном порядке. Не пугай меня так больше никогда в жизни.

- Я теперь Восьмая. Я не имею права даже разговаривать с тобой, - приглушенно говорю я, так как память возвращается постепенно, и, пока я это говорю, я вспоминаю всю оставшуюся часть произошедшего.

- Ты по-прежнему моя невеста и моя будущая жена.

- Что произошло? Я помню тебя, людей, Николетту, но все было как в тумане.

- Я расскажу тебе позже, а сейчас выпей, - Максон протягивает мне стакан с подозрительной жидкостью, и я с подозрением смотрю на любимого.

-Что это?

- Это поможет облегчить боль. Он совершенно безвреден, - я успокаиваюсь, и быстро выпиваю все содержимое в стакане, боль чудом проходит. Поразительно, - Мы не давали его тебе, пока ты была без сознания, но спину мы обработали, так что тебе лучше отдыхать.

- А как же король Кларксон….

- Я тебе все потом расскажу, сейчас тебе нужен отдых, - я только сейчас замечаю, что Максон все в той же рубашке, что и был на площади. Неужели он не обработал свои раны?

- Максон, твоя спина.

- Любимая, я не мог заняться собой, не удостоверившись, что ты со мной, и ты в порядке.

- Сейчас же позови врачей, пусть обработают и твою спину.

- Америка…

- Максон, слишком много людей видело, что тебя точно так же ударили плетью. Позволь врачам помочь хоть в этот раз, - Максон становится серьезным, а потом тяжело вздыхает.

- Если я позову врачей, и они обработают мою спину, это тебя успокоит? – сдаваясь говорит он, заметив, как сильно я взволновалась.

- Да, - Максон собирается отойти, но я удерживаю его за руку, - Максон, что с нашим ребенком? Он жив?

- Врачи сделали анализы, но еще ничего не сказали. Я их приведу, и мы все узнаем. Не вздумай вставать, - строго говорит он, когда я пытаюсь встать, и укладывает меня обратно, - Америка, побереги себя. Я сейчас вернусь.

Максон уходит, а я все думаю над одним и тем же вопросом, что с ребенком? Жив ли еще мой ребенок? Я не могу думать больше ни о чем, пока не возвращаются Максон и доктора.

========== Глава 16. Конец. ==========

Максон очень быстро вернулся с двумя мужчинами, довольно высокими и широкоплечими, особенно в сравнении с хрупкой женщиной, которая шла впереди них. В отличии от мужчин, она казалась маленькой, а ее лицо, в противовес строгим лицам ее коллег, освещалось искренней и теплой улыбкой. Волосы девушки-женщины стянуты назад в хвост, в этом освещении они кажутся всего лишь темными, но я уверена, на солнце они гораздо ярче.

- Как и обещал, вернулся с докторами, - говорит Максон, и, когда я перевожу на него взгляд, то вижу, как он вздрагивает и морщиться от болезненных ощущений. Почему он не обработал раны?

- Максон, твоя спина.

- Не волнуйся. Доктора при тебе ее обработают. Так будет лучше. Меньше переживать будешь. А сейчас давай послушаем доктора Гоббса, что он скажет о ребенке, - успокаивающе говорит Максон, беря меня за руку и усаживаясь рядом со мной. Я почти сразу же перевожу взгляд на докторов, ожидая их слов как приговора. Завладев моим вниманием, один из них начинает говорить.

- Мисс Сингер, сначала скажу, что нам удалось сохранить жизнь ребенка, - я облегченно выдыхаю, совсем не заметив, как затаила дыхание. Наш ребенок жив, мы не потеряли его. Я расслабляюсь по мере того, как осознаю, что с ребенком все хорошо. Максон большим пальцем поглаживает внутреннюю сторону моей ладони, это на меня действует очень успокаивающе, - но это еще не все, Ваши анализы показали, что развивается не один плод, а два.

Двое? Но как? У нас будут близнецы? Я могла потерять не одного ребенка, а сразу двоих? Я вновь смотрю на Максона, он такой же растрепанный, как и я, но на его губах постепенно появляется такая счастливая улыбка, что я забываю обо всем, особенно о боли в спине, я тянусь к нему, желая прижаться к нему, но меня останавливает та самая хрупкая женщина.

- Леди Америка, не делайте резких движений. Риск выкидыша еще большой. Мы едва сохранили беременность и настоятельно Вам советуем не двигаться резко и постараться несколько недель не вставать с постели. Это для Вашей и близнецов безопасности. Ваше здоровье под угрозой точно так же, как и жизнь Ваших детей. Не волнуйтесь, будете соблюдать наши рекомендации и через восемь месяцев будете нянчить своих деток. Мы позаботимся о Вас, доверьтесь нам.