7. Усиление симптомов. Родители сообщали об усилении симптоматики под влиянием событий, напоминавших им об убийстве ребенка. Они высказывались по этому поводу так: «Я переживаю это вновь каждое воскресное утро. Просыпаюсь и сразу вспоминаю, как была потрясена, не обнаружив ее в кровати»; «Чей-то случайный взгляд, какие-то слова, передача по телевизору — и ты сразу же об этом вспоминаешь». Одна из матерей высказалась особенно красноречиво:

8. Повторяющиеся сны об убийстве. Родители сообщали о повторяющихся снах на какую-либо из следующих тем: (1) исполнение желаний, когда ребенок снится живым и здоровым; (2) «отмена» случившегося, когда родитель пытается защитить своего ребенка или по меньшей мере предостеречь его о надвигающейся опасности; (3) какая-либо особенно болезненная или сложная деталь убийства, когда родитель вновь и вновь переживает травмирующее событие (например, обнаружение тела, известие о смерти, опознание тела).

9. Расстройство памяти и невозможность сосредоточиться. После убийства многим родителям было трудно сосредоточиться на чем-либо. Они высказывались по этому поводу так: «Работодатель мужа уволил его без выплаты выходного пособия. Сказал, что он „зациклен на этом убийстве“»; «После ее убийства мне стало трудно сосредотачиваться на работе, и из-за этого сейчас я взял отпуск по болезни на месяц».

Ввиду многочисленных симптомов и сильнейшего жизненного разлада родителям очень помогают активисты общественных организаций, например, таких, как «Родители убитых детей».

У травмированного человека имеется осознанная потребность преодолеть случившееся, разобраться в том, что произошло, объяснить это самому себе, поставить в ряд других жизненных событий и как-то вписать их в свой новый образ жизни. Семьи, пользующиеся эмоциональной поддержкой своего социального окружения или психолога-консультанта, обычно лучше преодолевают острую фазу кризиса и справляются с долгосрочными последствиями. Однако некоторым людям трудно преодолеть травматический синдром из-за того, как на эту ситуацию реагируют другие люди. Некоторые сознательно избегают пострадавшую семью, тем самым лишая ее поддержки. В других случаях люди сторонятся членов семьи и не оказывают им поддержки непреднамеренно.

Для того чтобы человек считался жертвой, необходимо, чтобы окружающие признали данное преступление настоящим. В некоторых случаях люди могут воспринимать случившееся весьма неоднозначно и не рассматривать его в качестве реального преступления (с наличием жертвы) из-за характера нападения или знакомства с убийцей. Если у жертвы были давние отношения или контакты с убийцей, очень просто переложить часть вины на нее.

Пример из практики. В данном случае убитый принадлежал к группе наркодельцов. Из-за того, что он «стучал» федеральному агенту, знавшие его люди были не слишком склонны считать его жертвой. Его девушка испытывала трудности с переживанием горя, поскольку никто не считал, что ее молодой человек этого заслуживает. Незадолго до его гибели пара консультировалась у психолога, и ниже приводится описание его работы с девушкой после убийства.

Лори, 17 лет, и ее молодой человек, Марк, 22 года, обратились в местный центр психического здоровья за консультацией.

На одном из сеансов Марк попросил медработника об индивидуальном приеме «для обсуждения некоторых вещей».

До убийства медработник успел принять его дважды. Марк активно «торговал», то есть занимался сбытом наркотиков, в первую очередь амфетаминов, а также употреблял сам — внутривенно. Он сказал психологу, что чувствует, что запутался, и сомневается в правильности своего образа жизни. Марк очень хотел поговорить о том, что он может в себе изменить. Когда он не явился на последний сеанс, медработник позвонил ему домой. Он ответил: «Тут у меня кое-какие напряги, я перезвоню». Но он не перезвонил. Один из подельников убил его выстрелом в сердце вечером того же дня.

Лори связалась с психологом после убийства и выразила желание обсудить произошедшее. Медработник провел с Лори несколько сеансов терапии. Ниже приведены некоторые ее реакции и жалобы.

«Не могу поверить, что его больше нет». Лори была особенно зла на его подельников и сказала: «Эти нарики меня бесят». Это резко отличалось от ее прошлых высказываний о том, что их образ жизни ее устраивает. Теперь Лори говорила, что не хочет иметь с ними ничего общего.

Лори сказала, что ей не с кем поговорить; ее мать вообще ею не интересовалась. Ее подружки были назойливо любопытны, но не оказывали поддержки. Им хотелось поговорить об убийстве, а не о том, каково ей в связи с утратой.

Она также опасалась, что до нее доберутся его подельники. Девушка сказала, что очень боялась поговорить с кем-либо на эту тему, но все же решила, что ей это необходимо. Также подельники Марка предупредили ее, что ей не стоит общаться с полицией.

Результаты кризисного вмешательства. Лори обратилась за психологической помощью, поскольку была намеренно отвергнута своим социальным окружением. Лори была решительно настроена узнать всю правду о причинах гибели Марка, даже если для этого потребовалось бы пойти в отдел по борьбе с наркотиками. Она обсудила этот шаг со своим терапевтом и все же решилась на него. Ей стало легче оттого, что она смогла кому-то довериться. Ее ознакомили с фактурой дела. Марк получал наркотики из Канады и распространял их в Америке. Его арестовали федеральные агенты, и ему было сказано, что если он даст показания против своих подельников, закоренелых наркоторговцев, то получит меньший срок. Марк согласился. Однако об этом стало известно одному из его подельников, который его и убил.

Лори согласилась дать показания в суде, хотя и очень боялась. Она тяготилась своими чувствами, поскольку, по ее словам, больше боялась за себя, чем расстраивалась из-за Марка. Ей было трудно смириться с тем, что люди будут считать ее «крысой».

Когда все, кто имел отношение к убийству, оказались в тюрьме, Лори зашла в дом, где это случилось. «Там я как будто своими глазами увидела, как все было… Это было страшно, но необходимо», — описала она свои чувства.

Лори мучилась двумя мыслями: если бы только Марк зашел к ней тем вечером и если бы только он не пропустил свой прием у психотерапевта.

После убийства Лори внесла некоторые изменения в свой образ жизни. Она на несколько месяцев переехала жить к матери. Она перестала общаться со своими знакомыми. «Меня достало отвечать на их назойливые вопросы, на самом-то деле им никогда до меня дела не было. Им нужен был только товар», — сетовала она. Поминальной службы по Марку не было, но Лори регулярно ходила на его могилу. «Приношу цветы, говорю с Марком и плачу», — сказала она. Выход своему горю она находила у могилы и на приемах у терапевта.

Этот случай служит примером благотворного воздействия, которое оказывает кризисное вмешательство в ситуации, когда жертва принадлежит к маргинальным слоям общества. В социальном окружении девушки убитого не оказалось никого, кто поддержал бы ее в горе и помог преодолеть кризис. Она разыскала психотерапевта, помогавшего ей ранее. Они приступили к терапии, и спустя несколько месяцев Лори смогла реорганизовать свою жизнь. О степени преодоления кризиса лучше всего говорят ее собственные слова: «Я пробудилась навстречу миру и теперь готова к нему».

Пример из практики. В некоторых случаях факт убийства или иного преступления хоть и признан социальным окружением жертвы, но по каким-то причинам ее семья не получает нужной поддержки. Представленный ниже пример демонстрирует, какие разрушительные последствия может иметь для семьи непреднамеренное избегание со стороны соседей и друзей, и подчеркивает необходимость кризисного вмешательства.