Переводчик и редактор: Лена Меренкова

Обложка: Лена Меренкова 

Сны я видела не часто, но когда они были, я не сразу могла найти из них выход. Почти всегда выход найти удавалось. В других случаях, как бы я ни старалась, я не могла проснуться, вырваться из оков сна. И приходилось жить в кошмарах, которые казались слишком реальными.

Сердце гремело в ушах, я снова пыталась понять, где находилась. Сны постоянно различались происходящим и местом, но одно у них было общее — они словно звали меня, хотя я не понимала, как.

Порой я была в стороне, смотрела, как придворные танцевали, пряча кинжалы из стали и остроумия. А потом они кланялись и становились дымом, пепел их лжи и скрытых признаний разносило по ветру, будто пыль.

Порой я была посреди действия, меня бросало в стороны, башни рушились, вода текла мимо. Воздух трепал волосы, бросал их мне в лицо, земля подо мной дрожала, огонь сыпался на всех нас.

Но этой ночью видения были иными. Я была главной, сон происходил со мной, я не смотрела в стороне на то, что не понимала.

Но я стояла на поляне, сзади была зима, впереди — лето с жутким жаром. Весна плясала справа от меня прохладным теплом, и ощущение запутывало, а осень задевала меня слева, теплая прохлада удивляла еще сильнее.

Передо мной были две тени, тянули руки, звали меня шепотом. Я слышала только их дыхание, не голоса, так что не знала, кем они были, что представляли в этом сне, чтобы я вспомнила, проснувшись.

— Лирика, — звали они в унисон. — Лирика.

И хоть это было мое имя, звучало так, словно они звали не меня. Они словно звали ту, кем мне нужно было стать. Я не была той личностью. Не была такой, как им было нужно, и могла и не стать ею.

И хоть я была в том же теле, что и в реальности — изгибы тела были чуть больше среднего и выпирали из платья, а рост был чуть ниже среднего, так что платье волочилось по земле — во сне была не настоящая я.

Светлые волосы трепал ветер, они ловили свет и порой выглядели как белые, а порой как золотые. Оттенок менялся от того, как часто я была на солнце, но во сне цвет волос немного менялся от направления, куда я поворачивалась.

«Это не настоящая я», — снова сказала я себе. Это было не мое платье, не моя жизнь.

Те тени не могли звать меня, ведь я не была тут собой.

— Лирика, — снова позвали тени.

— Проснись, — потребовала та, что стояла ближе к весне.

— Пора, — шепнула та, что была ближе к осени.

И хоть они шептали, слова были криками в моих ушах.

Я резко проснулась, кожа была липкой от пота, я пыталась отдышаться. Майка промокла, прилипла к телу, и шорты задрались, пока я ворочалась во сне. Одеяло было на полу, а простыни смялись у края кровати, так что я точно барахталась.

Я сглотнула, прищурилась, глядя на часы. Солнце уже встало, хотя не было и семи утра, но в Денвере, Колорадо, было лето, и это означало голубое небо, яркое солнце и дожди, возникающие из ниоткуда.

Белые шторы были задвинуты, но они не подавляли свет, так что я научилась уже давно спать с лучами, падающими на лицо. Приходилось, если я хотела выспаться. Я была подростком, и сон был частью жизни, особенно летом.

Мне было восемнадцать, и я была готова идти в колледж осенью, но я все еще ощущала себя подростком, который хотел спать и не вставать рано на уроки. Не помогало то, что стены в комнате были сиреневыми с тех времен, когда я обожала фиолетовый, и на шторах и кровати внизу были кружева.

У моей семьи был неплохой доход, но мы относились к среднему классу, и нынче это означало, что денег на ремонт в спальне, чтобы она подходила для девушки, которую ждал колледж, не хватало. Я не переживала. Я не собиралась тут задерживаться. Вскоре я буду в общежитии в местном университете, филиале Колорадского университета, потому что я не могла позволить университет в Боулдере. А еще так я могла оставаться близко к дому.

Потому что, хоть я думала, что была готова начать новую жизнь и быть взрослой, кошмары мучили меня, сколько я себя помнила, намекая, что я была не такой взрослой, как считала себя.

Какому подростку нужен был ночник, чтобы прогонять страшные тени?

Мне. Лирике Камарон, ходячему воплощению нерешительности, не готовой полностью ни к чему.

Я провела рукой по лицу, не дала себе скривиться от того, как вспотела, и вздохнула. Сны раньше были не такими частыми, а теперь я видела их почти каждую ночь, и я не знала, что они значили. У меня всегда было хорошее воображение, но сны теперь были на другом уровне.

Я уже не была девочкой, но мне все еще снились принцы и принцессы, магия. Дворы и красивые платья, цветы и дождь. Но я думала, что это было лишь оболочкой. Вуалью поверх ненависти, лжи и тайн, которые скрывались за снами.

Я всегда тайно хотела записать их, сделать из них книгу или пару историй, но почему-то сдерживалась. Не было смысла записывать то, в чем не разобраться. Сны пугали меня, хотя не должны были, и, если их записать, они станут только реальнее.

И записи не помогли бы мне в жизни вне снов. Мне нужно было вырасти, перестать думать о сказках, которые не были сияющими, и понять, кем я хотела быть, когда вырасту. Потому что я уже не была ребенком, и, к сожалению, пора было уже принимать решения, а я все еще сомневалась.

— Молчи, Лирика, — буркнула я себе. Было еще слишком рано, и я еще не проснулась, так, чтобы размышлять о таком. Меня могли похоже отчитать и родители за завтраком, а то и обедом и ужином.

Они любили меня, а я любила их.

И мне нужно было вести себя как лучшая дочь.

Для этого нужно было выбраться из кровати и смыть пот с кожи. А потом постирать простыню, проветрить одеяло и, может, пробежаться, чтобы прогнать паутину из головы. Я не любила кофе, потому что туда нужно было добавлять слишком много сахара, чтобы мне оно нравилось, так что я не могла взбодриться так. Поэтому я отвлекалась занятиями и свежим воздухом, заставляя сны оставаться подальше от моей реальности и не мешаться моему дню.

Я могла сделать это. Точно. Только нужно было прогнать из головы обрывки сна.

Те две тени появлялись часто в моих кошмарах, и я невольно думала, что они что-то означали. Кем они были и что представляли? Почему были важными? Я не знала, были это мужчины или женщины, были ли это люди. Если бы они были любовными интересами, то это могли быть мужчина и женщина, и тогда сон представлял бы мое влечение в настоящей жизни к обоим полам, ведь я и на свидания ходила с обоими полами. Но я все еще не знала, что означали сны или тени.

В паре снов призраки двигались, и я могла почти представить, что они хотели быть ближе. Они всегда протягивали руки, словно я должна была выбрать, с кем из них пойти.

Времена года казались символом выбора и изменений. Как и те сны, где я была в земле, воде, воздухе или огне. Все указывало на выбор.

Может, сны и не намекали на что-то, чего я не знала.

Мне на самом деле пора было делать выбор.

Выбор, кем быть. Кем Лирика Камарон могла быть во взрослой жизни.

Этот выбор был самым сложным, но и важным. Все подростки проходили это, они все принимали решения, как бы на них ни влияли со стороны.

Я знала, что передо мной лежала дорога, которая приведет в жизнь, не сильно отличающуюся от той, что я вела сейчас. Она делала решения практичными. Мне нужно было пойти по этой дороге, ведь это было проще, и многое там было уже продумано.

Но часть меня хотела чего-то другого. Я хотела быть Лирикой, которая не застыла посреди дороги, как подросток-бисексуал, живущий в Денвере, Колорадо.

Мне нужно было принять четкие решения, не связанные с принцами и стихиями, временами года и переменами.

Я приму правильное решение.

Должна была.

И я собиралась игнорировать сны и то, что меня могло ждать нечто большее. До этого ничего такого не было, и я не собиралась ждать ответов, которые пугали меня, переводов снов, которые путали меня.