В этот день прогуливались две семейные пары. Несмотря на то что в России пока ещё принято главой семьи считать мужчину, мы, тем не менее, представляя первую семейную пару, начнём с женщины.
Галина Ивановна, миловидная круглолицая блондинка с большими голубыми глазами миндалевидного разреза, ещё стройная, но уже с некоторой чуть заметной полнотой в фигуре, была коренным обитателем этих мест. Она родилась в Ленинграде, и на определённом этапе её жизни этот факт сыграл немаловажную роль в успешном развитии её карьеры, в отличие от «лимиты» – таким эпитетом награждали приезжих. Галина успешно окончила школу и без особых усилий поступила в институт. Уже в стенах родной альма-матер она проявила себя активным общественником и комсомольским организатором.
По окончании вуза, придя на предприятие, производящее сладкую и всеми нами любимую продукцию, она быстро пошла в карьерный рост, потому как смогла от мастера смены до секретаря партбюро фабрики «взлететь» всего за четыре года.
Конечно же, не обошлось и без комментариев так называемых злых языков, которые объясняли её быстрое восхождение только одним свойством её натуры, а именно: быть женщиной в нужное время и с нужными мужчинами, облечёнными партийной и государственной властью. Так судачили в кулуарах интеллигенты. Что до рабочего люда, то там особо не церемонились в выборе выражений: «Ааа, эта… ну, конечно же, пи***й сделала карьеру. Все деловые бабы так поступают, она не исключение».
С Валерием Петровичем Черняевым, своим будущим мужем, она познакомилась на студенческом вечере в университете, где он учился на юридическом факультете и куда её однажды пригласила подруга.
Ухаживание продлилось чуть меньше года, прежде чем Галя решила, что Валерий, хотя и приезжий, ей принципиально подходит как спутник жизни. На последнем курсе института у них родился сын Борька, воспитанием которого занялись, конечно же, её родители, что для Ленинграда было делом обыденным. Этим они дали своей дочери возможность делать карьеру.
Выбранная Галиной форма восхождения по карьерной лестнице во многом сформировала в ней и специфические черты характера, более присущие мужскому полу, – командовать на работе и дома. Она частенько спорила с мужем, обсуждая на кухне свои производственные дела. Ей хотелось непременно быть в курсе дел Валерия, чтобы иногда удерживать его, как она сама считала, от опрометчивых шагов. При этом она частенько повторяла выражение одного из героев любимого ими фильма: «Баба – она сердцем видит».
Валерий делился с ней многим, но не всем. И это понятно. Вот уже несколько лет он работал в одном известном всей стране учреждении, наводившем в прошлом ужас и страх на её граждан. Но сейчас это учреждение больше вызывало простое любопытство, связанное с увеличением потока публикаций в газетах и журналах о массовых репрессиях в прошлом.
Были некоторые разоблачения тех, кто, старательно сберегая идеалы коммунизма, выслеживал и доносил на многочисленных «врагов народа». Однако о полном и массовом выявлении откровенных садистов и палачей сталинской эпохи и предании их законному возмездию не могло быть и речи.
Вожди менялись, но созданный когда-то аппарат репрессий оставался незыблемым, как гарант устойчивости созданного картавым карликом-вождём режима лжи и человеконенавистничества.
Вторая семейная пара могла представлять интерес для окружающих прежде всего своим внешним видом: полной гармонией природной красоты и изящества в облике, в поведении и манерах. Главу семьи звали Владимир Андреевич Сашенко. Это был мужчина, ещё не разменявший сорокалетний рубеж, да и внешне он выглядел необыкновенно молодо. Его основная профессия, видимо, ему в этом помогла. После окончания института физкультуры имени Лесгафта он работал по специальности в средней школе преподавателем физического воспитания. Обладая с юности серьёзными навыками в области восточных единоборств, стремительно входивших в моду в СССР благодаря хлынувшим в это время западным фильмам, он щедро делился своим опытом с молодёжью, обучая их вечерами после работы в спортивной секции. Последние три года он по совместительству преподавал эту науку и в стенах КГБ, куда его в своё время порекомендовал Валерий Петрович Черняев.
Его жена, Ирина Борисовна Ямпольская, была пятью годами моложе. Стройная, со светлыми от природы волосами и карими глазами, с утончёнными чертами лица и приятным тембром истинно женского голоса, она могла привлечь к себе взоры любой аудитории мужчин, включая и тех, кто хоть раз сам хотел бы почувствовать себя женщиной. Общаться с ней было истинным удовольствием. Умение слушать и говорить с собеседниками, не навязывая своего мнения, рождало у них желание проводить как можно больше времени в обществе этой очаровательной женщины.
Но этого времени у неё как раз и не хватало, порой даже для близких ей людей. Вот уже несколько лет Ирина Ямпольская была ведущим специалистом в области детской урологии, практикующим хирургом, и работа её поглощала всецело. Уже в такие молодые годы она стремительно взлетела на медицинский олимп, успешно защитив кандидатскую диссертацию. Конечно, ей помог любимый супруг, взяв большую часть домашних забот на себя, не деля работу по принципу мужская или женская. Владимир много занимался с дочерью, помогая ей с уроками, занимаясь с ней физической культурой, которую всегда считал для себя и для других людей самым важным делом в поддержании хорошей формы и здоровья.
У Владимира была ещё одна домашняя обязанность. В семье Сашенко проживал молодой человек примерно двадцати восьми лет, которого все соседи воспринимали как родственника семьи. Его звали Алексей Викторович Рощин. Он работал переводчиком-синхронистом, сопровождая музейные экскурсии. Его также приглашали на переговоры с приезжавшими в город официальными зарубежными лицами, учитывая, что он абсолютно свободно владел несколькими иностранными языками. Только родным и близким ему людям было известно, чего стоило Алексею стать профессионалом высокого класса и добиться таких успехов в работе. Полная слепота – вот приговор, который многим в жизни перечеркнул и талант, и трудолюбие, но только не Алексею.
Когда-то мир в его глазах отражался в картинах, которые он писал, запечатлевая в них природные и бытовые сюжеты из жизни дорогих ему людей. Но долг, исполненный им однажды на чужбине, по воле других людей, данной им властью распоряжаться чужими жизнями, подвёл итог беззаботной юности, сделав его в одночасье взрослым мужчиной в мире, который погрузился для него во мрак.
Все эти люди не были коренными ленинградцами. Они приехали сюда около семи лет назад. Ирина Ямпольская приехала из Москвы, когда была приглашена на работу в известную детскую больницу. Володя и Алексей в один год поступили учиться: первый – в институт, а второй – в университет. Через какое-то время они въехали в новую четырёхкомнатную кооперативную квартиру, не вызывая особого любопытства у соседей, по какому праву, учитывая, что очередь на жильё, существующая в Ленинграде, растянулась для многих очередников на десяток лет. И лишь только в правлении ЖСК, которому принадлежал дом, некоторые товарищи немного посплетничали в кулуарах о том, что эта семья получила квартиру благодаря протекции какой-то «волосатой лапы» и по её звонку из обкома КПСС.
– Ирочка, – сказала с особой лаской в голосе Галина Ивановна, – как ты съездила в Москву? Как поживают Борис Борисович и Ольга Ивановна?
– Пока работают оба. Но папа, видимо, после всех этих пертурбаций уйдёт на пенсию. Москва заметно меняется. Последнее время людей потянуло к митингам. Им хочется высказаться после многих десятилетий жизни в закрытом обществе. Но от высказываний жить легче не становится. Митинги сами по себе людей не накормят. Самые необходимые продукты становятся всё большим дефицитом даже в Москве. Вот уже и до талонов дошли, ситуация становится хуже, чем было после войны.
– Да, Ирочка. Я согласна с тобой полностью. У нас уже старые коммунисты на предприятии ропщут. Говорят, что все эти реформы, которые задумал наш новый генеральный секретарь, ни к чему хорошему не приведут. Через четыре месяца будем проводить выборы в Верховный Совет СССР. Я лично ничего хорошего от этого не жду. Та схема, по которой будут голосовать, боюсь, внесёт ненужный раскол и озлобление в общество.
