— Привет, сын!

— Пап, очень скоренько. Я тебе отправил на почту. Связь может прерваться. Ты к родителям ребят съездил?

— Да. Все успокоены.

— Наверное, надо будет опять прокатиться.

— Понимаю. В течение недели.

— На словах — все хорошо. Любят, надеются скоро…

«Увидеться» я договаривал уже в «мертвую» трубку. Связь как появилась, так и пропала. Посмотрим, что мне там наприходило… Фигушки! В дверь забарабанили. Энергично так, вкладывая душу! Что, на всех сёр напал, что ли? Я рявкнул: «Минуту!!!», убрал телефон и открыл дверь, матеря особо нетерпеливых… Нетерпеливые были, аж двое.

— Вы нарушали режим радиомолчания?

— Я срал!

— Дурака не валяй! Где телефон?

Я начал емко и сжато объяснять, где телефон и куда он может пройти вместе со своим товарищем, но меня грубо прервали ударом в живот. А вот хренушки! Ударившему молчуну тут же прилетело с левой в челюсть, а говорливого я попытался оттолкнуть, но безуспешно. Как-то хитро он меня обнял, чуть ли не обвился, как змея, и вместе с ним мы начали падать на пол. Всё, на что меня хватило — попутно засветить по кнопке ревуна пожарной тревоги. «Засранцев», кстати, это не отвлекло — «осьминог» на пару с «недобитком» одарили меня наручниками и поставили вертикально.

— О! Сань, а чё за пальба была?

— Ща узнаем. Всё равно этого туда тащить…

Ревун замолчал. Неожиданно появился третий — Сергеич, и раскомандовался сразу:

— Вы чо? Ох…

Он сдержался, наливаясь на глазах свекольным соком.

— Вам что сказали??? ВЕЖЛИВО сопроводить на мостик! Из-за вас война начнется!

Наручники с меня тут же сняли и предложили, действительно вежливо, прогуляться на мостик. Молчун, правда, тут же «простучал по команде».

— Телефон во внутреннем кармане!

Сергеич посмотрел на него с умилением. Как на альтернативно одаренного ребенка.

— Молодец! Не забудь упомянуть в рапорте! Может, клизму тебе не аджичкой, а вазелинчиком смажут!

По дороге отметил, что стволы «акашки» направлены точно на мостик… Если Пашка, по договоренности, выгнал всех из машинного и заперся там, будет о чем пообщаться с «клиентами». Хрен нас тепленькими возьмете!

На мостике Серега объяснял клиентам правила поведения на воде:

— А как нам ещё это расценивать? Только как попытку захвата с неведомыми целями! О, Родь! Живой?

— Живой. Но помятый непонятно за что. И недобрый в связи с этим!

— Итак, объясните внятно, в связи с чем было совершено нападение на Родиона?

Внимание присутствующих сконцентрировалось на моих противниках. Они переглянулись. «Говорун» отрицательно покачал головой и пожал плечами. «Молчун» тяжело вздохнул и начал:

— Мы его нашли. Он в туалете заперся!

Я счел возможным прокомментировать:

— Неудивительно! Я какал, вообще-то! А вы, по ходу, слабитесь с привлечением большого числа зрителей?

«Молчун» глубоко вздохнул:

— Ну он ругался. Сопор… сопротивление оказал…

— Не оказал, а ответил на немотивированную агрессию!

Карпсатов, с грустью глядя на Сергеича, произнес:

— Под арест. Оба.

Потом обратился к нам с Серегой, глядя то на него, то на меня:

— Очень неприятная ситуация. Плюс самоволие и инициативность…

Я потер пузо.

— А что за паника-то, собственно?

— Опасались утечки, ну и…

— Так она произошла.

Карпсатов закрыл глаза и недолго помычал, как от боли:

— Вы же…

Серега его перебил:

— Подписка староземельная, здесь не действует. А здесь мы никому её не давали!

— Но условия контракта!

Я тем временем достал телефон и открыл файлик, который отцу отправлял:

— Вот! Почитайте и скажите, тянет это на измену Родине?

Карпсатов читал быстро, но внимательно. Хе! Каких откровений он там ждал? Я вольно переложил содержание «памятки переселенца» в части географии, климата и политики, рассказал о наших приключениях и высказал свои впечатления. О «рейсе» там ни буквы не было, не говоря уже о словах или цифрах.

Разошлись, в общем, краями. Нам всем принесли извинения, и мы их приняли. С «москвичами» даже и разговаривать не стали бы, а с протекторатом РА… Если и шла о них злая молва, то распространяли её те, кому и руку подавать не хотелось, и спиной не то что в бане — вообще поворачиваться не стоило. Так что замирились. Уговорились о «недопущении впредь» — и как по заказу случилось то, что ожидали заказчики. С криком «Началось!» прибежал вахтенный радист — и все ломанулись на крылья мостика — искать в округе нечто невиданное и неописуемое. Телефон, отданный мне начальником экспедиции, дернулся в кармане, сообщая, что связь опять появилась… А чего искать-то, вот оно — овал метров пяти в ширину и семи в высоту висел, почти касаясь волн, метрах в пятидесяти от нас и исторгал из себя вроде бы воду. Оп! Из него появилось нечто оранжевое… С белыми переливающимися полосами! Черт, это спасательная шлюпка же! Это диво дивное плюхнулось в воду. Я тихонько отправился вниз — пока на палубе ажиотаж и радость, попробую-ка бате набрать.

Облом-с! Связь с Землей как появилась, так и пропала. Шо делать — пошел к себе, освобождать Пашку от нечаянной вахты и рассказывать, что было.

Возвращение к служебным обязанностям прошло без эксцессов. Пашка на диво спокойно выслушал мой рассказ о попытке бунта на корабле, хмыкнул, пожал плечами и усвистал наверх, ничем не выказав своего отношения к произошедшему. А я тянул лямку часа три в гордом одиночестве, пока не прибыл мой сменщик и не сменил — пора было принять пищу и вздремнуть. Попутно он рассказал, что пожаловал к нам некий физико-электронный деятель, светило аж из самой Москвы! Хромоногий и истеричный! Где поранился и чего нервный такой — не говорит, правда, да Диме и этот кадр, и физика особо интересны не были. А вот его недоумение по поводу неоднократного упоминания Владивостока и ТОФа слегка меня взбудоражили. Мы с ТОФа, корабль с него же, теперь москвич этот оттуда же прибыл — не до хрена ли тихоокеанцев скапливается в одной точке безымянного моря на неизвестной планете? А если… И тут меня как захлестнула волна идей! Самая здравая была — плюнуть на прием пищи и бежать отлавливать Пашку. Если этот новоявленный Келдыш имеет отношение к нашим приключениям и Пашка об этом узнает — одним светилом науки может стать меньше. Не задавая более вопросов и завершив ставшее традиционным приемо-сдаточное чаепитие, я подорвался наверх. Правда, перед уходом, вспомнив папины заветы, произвел кое-какие манипуляции, замаскировав их под ППР (планово-предупредительные работы).

Похоже, я слегка припоздал: шум нового скандала на мостике был хорошо слышен на дальних подходах! Я солидно вошел в рубку — а чего, чай, не матрос и не прислуга входит! А там Серега с Пашей объясняли на повышенных тонах Карпсатову и Сергеичу, с какого перепуга у новоприбывшего «светила» закрылась опухолью левая глазница и кровь носом идет. У командированного уже суетился ПРАшный медик и сочувственно толпились местные Капицы с Курчатовыми. Это я удачно зашел!

— Товарищи командиры, разрешите пройти!

Как-то неожиданно упала тишина.

— Не-не-не, я вам мешать не буду, продолжайте ругань! Меня к найденышу пропустите! Мне кое-что прояснить надо…

В меня вцепились все четверо, единым фронтом. А я… Стыдно сказать, я сперва упорно пытался сквозь них продраться, аккуратно, чтоб не задеть никого, а когда понял, что не пройду — истернул по полной. Всё, что держало в напряжении со староземельского второго июня, все тревоги за родных, закончились бессвязными криками и угрозами сквозь слезы… Ох, как мне стыдно стало через десять минут, когда успокоился — хорошо, хоть обошлось без психолога, таблеток с уколами и спиртного. Кстати, под конец слезу я точил не один, а на пару с Пашкой, в обнимку. И попрошу без подозрений в гомосячестве! Меня нормальные родители воспитали! Серега, кстати, лицо удержал командирское, хотя похожая реакция организма была у него на подходе. Наконец я унялся, извинился за ля скандаль, пообещал новенькому скорую яркую встречу и пошел обратно к себе. «Отложенную смерть» машинам надо было отменять, переводя в «готовность № 1» обратно.