И вообще, я такая белая и пушистая, пошла дожидаться Ваню спокойно на трибуне.

А пока жду — есть время реально немного подрастянуться даже там, и руки надо будет перемотать, а то кожу содрала с ладоней.

— Ну что, главная героиня этого дня, — недовольно говорит Соболь, накрывая меня своей тенью.

— Но-но, я бы попросила, — я поправила очки, уже час тут строя из себя дохуя умную, читая «Анну Каренину» и не привлекая к себе внимания. — Я даже не пискнула за весь час. Тихо мирно тут сижу.

— Но как ты сидишь! — Усмехнулся парень, уже переодетый, собирая свои вещи в небольшую спортивную сумку. Я лишь недоуменно посмотрела на свои раздвинутые в шпагате ноги и приподняла бровь в ожидании ответа. То, жопкой я сидела на лавочке, а вот локтями упиралась в маты на полу я умолчала. — Как об стену горох. — Закатил глаза парень. — Собирайся, пошли в киноху. Будем смотреть фильм и есть еду.

— Охуительные планы. — Моей радости не было предела. — Чур, мне две порции.

— Да я даже не сомневался, Вишня. — Парень устало, но тем не менее с улыбкой на губах вздыхает, — я даже не сомневался.

Поход в кино был отдушиной сегодняшнего дня, где мы сидели, ели вредную еду и постоянно шептались, обсуждая всякие глупости и нестыковки фильма.

Я чувствовала себя просто отлично, имея возможность положить на него голову, жаль только, я еле макушкой достаю до плеча.

Но почему-то рядом с Ваней я совсем не ощущала себя… дискомфортно. Не было вот этого гложущего чувства собственной ущербности, которую я испытывала рядом с родителями. Может, потому, что чтобы общаться со мной, Ваня опускает голову и смотрит мне в глаза, понимая, что я, как бы, немного не достаю. А родителям всегда было плевать на такие условности.

В детстве я даже таскала с собой стремянку, чтобы в диалоге быть с ними на равных.

Условности моего роста их волновали только на соревнованиях, в которых меня насильно заставляли участвовать.

Но, на самом деле, корень моих проблем кроется в моих семи лет, когда меня насильно запихнули на соревнования по гимнастике.

Гимнастки — как элитные морские котики, и если тех — хренова гора, то элитных гимнасток — пара сотен, и наши тренировки переживают не каждые.

Родители съюлили, указав в анкете, что мне десять. Ну, а что, мелкая и мелкая. Они хотели славы, что мол вот, смотрите, наша младшая взяла среднюю лигу. Небывалое событие!

Но они почему-то не подумали, что перекладины ставят на расстояние для старших — на полметра дальше друг от друга и на метр выше. В шесть лет эти цифры могут сыграть большие роли.

И у меня сыграли — я плашмя упала на мат со всем ускорением и массой, просто не допрыгнув до следующей перекладины. Как итог: отбитые легкие, сломанные ребра, множественные травмы рук и ног. Я была похожа на отбивную. И дальше — проблемы с сердцем. У меня просто лопнула сердечная мышца от нагрузки.

Я помню чувство, когда лежишь и просто не можешь втянуть в себя воздух, потому что легкие будто пропали, а глотка заполнялась кровью от чего-то разорвавшегося внутри. Жаль, я не слышала криков, потому что барабанные перепонки лопнули от компрессии.

Я бы, может, и стала бы олимпийской чемпионкой — видов спорта дохуя и больше, но из-за спеси собственных родителей половину своего детства я провела в инвалидной коляске на домашнем обучении.

Поэтому я ненавижу всех. Поэтому я готова была сжечь всех и вся, жаль, до плиты дотянуться не могла — больно мелкая. Именно поэтому я готова перегрызть глотку каждому из семьи, кто хотя бы пытается заговорить со мной. И первое, что я сделала, когда наконец-то смогла встать на ноги в восьмом классе после пятилетки реабилитации — это ушла из дома на месяц. Подальше. Потому что дочь-калека олимпийских чемпионов — это пизда какой позор.

Поэтому меня надо спрятать. И подальше.

Такие дела.

— Чё, Вишня, восемь часов. — Он что-то быстро печатает в телефоне, полностью сконцентрировав внимание на переписке. — Домой или еще погуляем?

— Давай еще погуляем по пути домой. — Парень отрывается от экрана, недоуменно посмотрев на меня. — Пойдем через парк. — И я передергиваю плечами, будто пытаясь сбросить с себя какой-то камень.

Потому что мне было некомфортно. Страшно некомфортно, будто я совсем голая на улице, а на меня смотрит тысяча глаз.

Что вообще за день такой ебаный сегодня? Одни какие-то неприятности сплошные, слов нет.

— Вань, давай пошли отсюда скорее. Мне как-то не по себе. — Я посильнее кутаюсь в свой шарф, начиная тянуть Соболя за рукав олимпийки. — Кроме шуток, Соболь, я готова с низкого старта лететь домой, лишь бы быть подальше отсюда.

— Ты темноты боишься, что ли? — Парень чуть проказливо улыбается и берет меня за руку, переплетая пальцы. Моя ладонь буквально теряется в его ручище.

— Я не боюсь темноты, потому что самый главный монстр в ней — я. — Мы шли по темной улице, и я постоянно вертела головой, пытаясь понять, что, блядь, не так. Потому что реально что-то было не так! И от этого «не так» меня буквально наизнанку выворачивало! — Но давай реально поскорее, потому что, блядь, Вань, без пизды, мне в жизни так дико не было. Будто в клетке с тигром. Мы лучше лишние пару часов у меня посидим, чем я буду вот это вот пиздец чувствовать.

Соболь не успел ничего сказать, я молча на буксире его тянула в сторону своего дома, но прекрасно видела его проказливую улыбочку.

Перед тем, как захлопнулась железная дверь домофона, мужик, что шел за нами от самого кино, уселся на лавочку прямо перед моим подъездом.

Да блядь!

И только оказавшись в собственной прихожей и заперев дверь на все семь замков, я смогла расслабиться.

— Все, Соболь. Теперь я спокойна. — Я прижала руку к сердцу, чувствуя его бешенный бег. — Ситуация из категории «меня ебут, я плачу». Чай какой будешь?

От такого резкого скачка по темам Ваня не сразу сориентировался, но тут же отошел от фотографий на стене и начал снимать огромные спортивные кеды.

— Зеленый. Без сахара. В отличие от тебя, мне нельзя жрать, как на убой.

— О да, — я скрылась на кухне, сразу щелкая чайником и доставая сладости к чаю. — Мало того, что я карлик, так я еще и жирная?

— Заметь, — он проказливо улыбается, щуря свои наглые глазищи. — Это ты сказала, а не я.

— Да, да, шутник. — Я тоже усмехнулась, разливая чай по кружкам и ставя все на поднос. — Бери поднос и пошли в мою комнату. Посмотрим фильм, и пойдешь домой по тихой грусти.

— А твои против не будут? — Он оглядывает мою комнату в темных и красных тонах и останавливает взгляды на золотых медалях.

— Уже девять, если сейчас их нет, значит, они уже не появятся. На дачу свалили, наверное. На шашлыки, Алинка же с Колей вернулись — празднуют. — Я завалилась на мягкий плед, накрывая им ноги и закидывая на них ноутбук. — Падай, родной, будем смотреть ужасы.

— Вишневская, ты в курсе, что это крайне жалко, что твои родители уехали отдыхать, но забыли тебя. Я понимаю, что ты не самый любимый ребенок, но не настолько же. — Ваня приземляется рядом со мной, держась в некотором отстранении, сохраняя мою зону комфорта. Но я не даю ему и шанса, нагло забираясь под руку и укладываясь на грудь.

— Не жалко. После одного случая со мной вообще стараются не контактировать. Во избежание, так сказать. Коля и Алина не понимают, потому что одному тогда было восемь, второй десять. Мы погодки все, и их в ту историю не посвящали, а они и не лезли. Но родители конкретно так отстранились, точнее, я стену конкретную выстроила. Тоже во избежание, так сказать.

— Стесняюсь прям спросить, — Ваня, осмелев, кладет руку мне на талию, чуть подтягивая меня выше, чтобы наши лица были ближе друг к другу. У-у, а вечер-то перестает быть томным. — Что же там случилось?

— Посмотри в тот угол и переставай стесняться. — И я подбородком кивнула в сторону закиданного всяким хламом инвалидного кресла.

— Оу, — и еще парочка нечленораздельных звуков. — Я… не знал…