— Я еду! Еду! Нет никакого ребенка! Больше нет! Мама сделала это! Я еду! Я буду чемпионкой! Мама будет мной гордиться! Она этого хотела! Хотела, чтобы я избавилась от ребенка и поехала! И я избавилась! И поеду! И буду лучшей! И Еве надо вернуться! Потому что тогда мама будет ненавидеть ее, а не меня! Я снова буду самой любимой девочкой!

Она еще что-то кричала, рассказывала, что мне надо скорее вернуться, иначе она, Алина, не будет жить счастливо, что я должна снова стать козлом отпущения. Мать пыталась ее заткнуть, но Алину понесло, а я просто не могла больше выносить этого. Я, спрятавшись на груди у Кристины, покидала зал заседания, не произнеся ни слова в свою защиту. И, наверное, слава богу.

— Что теперь будет? — Спросила я у Крис, когда мы курили на улице, греясь в лучах яркого апрельского солнца. Уже апрель. Уже прошло восемь месяцев, как это дерьмо завертелось по трубам.

— Да кто его знает, сладкая моя. Поедем отдыхать куда-нибудь. — Она протягивает мне айкос и улыбается. — Сгоняем в Италию или Испанию на недельку, а потом подберем тебе вуз. Может, конченных с собой возьмем, но это не точно. Они мне не особо нравятся.

— Нет, я про решение суда?

— А, да что там решать? Документы были подписаны еще вчера все. Все это было ради твоей родни, чтобы они официально все приняли, и для публики. А так ты со вчерашнего дня моя официальная подопечная. — И Крис улыбается, подставляя довольное лицо под лучи солнышка. Кажется, я вижу первые маленькие веснушки на ее остром носике.

Я лишь открывала и закрывала рот, совсем ничего не понимая. Как такое возможно?

— Милая, — Кристина жмурится, и ее губы растягиваются в теплой улыбке. Вся Кристина была похожа на весеннее апрельское солнышко. — Знаешь, я ведь была почти такая же милашная, как ты. Дерзкая, веселая. Детдом дал мне семью. Даже тех же конченных. И дал мне понимание, что мне нужны деньги. Деньги, которые будут решать абсолютно все мои проблемы. И там же, в детском доме, ко мне пришло осознание, что этими деньгами можно заткнуть любую дырку. И рот любого человека. И даже любовь, милая, можно купить за деньги. Главное: знать где и как ее продавать. Я тоже продаю свою любовь. Втридорога. Поэтому первая половина этого города меня ненавидит, а вторая половина копит денежки за возможность провести со мной час. Деньги делают тебя счастливой, позволяют тебе жить в комфорте, дают тебе безопасность и обеспечивают твою красоту. Люблю деньги и ебаться, сладкая. Вот мой девиз. — Она улыбается уже мне, гладя меня по плечу. — Это моя философия. Осталось только теперь найти твою. А когда мы ее найдем, мы ее повертим и решим: подходит ли она тебе. Главное — искать в правильных местах. Конченные же не просто так тебя ко мне привели. Я тоже была когда-то жертвой неоправданно завышенных ожиданий из серии «Ты из графского рода! Графини не едят картошку!». Правда, мать моя не удосужилась прогуглить, что там едят графини, поэтому ели мы фиговый листочек и росинки полкапельки, чтобы меня не разнесло. В пять-то лет. И конченные знают, какая для меня это была рана. И свою рану я уже никогда не смогу ни залечить, ни затянуть. Она всегда будет гниющем наростом на моем теле. Но я могу помочь тебе затянуть твою рану. Она ни меньше и не больше моей, она твоя. Их нельзя сравнивать. Но я хочу жить со своей раной. Я уже привыкла к ней. Она не дает мне спать ночами и заставляет двигаться дальше, чтобы однажды плюнуть на бедную материнскую могилу и могилы всех тех, кто в меня не верил. Вопрос лишь в том, готова ли ты расстаться со своей раной и строить жизнь дальше, или вариться в собственной желчи мести и ненависти?

Я даже как-то испуганно смотрю на Кристину, понимая, что сейчас она впервые открылась передо мной. Не полностью, скорее, просто показала голое плечо, но уже этого было достаточно, чтобы я почувствовала себя на своем месте.

— А совмещать нельзя? — Я хитро ей улыбаюсь, приваливаясь к ее теплому боку. Кристина укрывает меня рукой, будто крылом, пряча от всего на свете.

— А совмещать можно, и даже весело.

В ее глазах отражаются блики солнца. Я смотрю на дрожащие ресницы и тоже улыбаюсь, понимая, что наконец-то могу выдохнуть.

Из здания выбираются Царёвы. Саша потирает щеку, а Филипп крутит запястьем. Интересно.

— Что, подрали вас кошки? — Хохочет Крис, откровенно издеваясь над ними.

— Короче, я въебал этой Татьяне. Она кинулась на Саню, успела ей губу разбить, ну я ее и вырубил. М-да уж у тебя семейка была конечно, просто пиздец. Я ебал в рот таких конченных.

Он продолжал бушевать, наворачивая круги вокруг Саши, что упорно делала вид, как ей больно и обидно, но на деле я видела, как девушка еле сдерживает губы от улыбки — уголки губ так и норовили подтянуться вверх.

Я сидела среди этого медленного домашнего хаоса в объятьях Кристины и понимала, что если и будет у меня когда-нибудь своя семья — она должна быть именно вот такой: заботливой, понимающей, принимающей и готовой рвать всех друг за друга. И я наконец-то нашла свой кусочек рая.

— Ну что, конченный и жена конченного, отпразднуем нашу маленькую мерзкую победу?

— Конечно, я бы сейчас слона сожрал, но Сане вот много нельзя, у нее попа в дверной проём не помещается.

— Слыш, смелый, ты в себя поверил? Ты не смотри, что я жена твоя — отмудохаю так, что себя забудешь.

— Дорогая, после стольких лет жизни с тобой, я себя и так не помню. Только твои прекрасные глаза и попу, что закрывает мне обзор.

— А у тебя и не должно быть обзора, когда я сижу у тебя на лице. Ты должен отдаваться делу, а не по сторонам смотреть.

— Теперь ты понимаешь, почему они конченные? — Хихикает Кристина, прижимая меня к себе, а я киваю ответ, потому что да, теперь вот точно понятно. — А я это пол жизни слушаю.

Саша с Кристиной улыбаются, зажимая Фила с двух сторон, крепко держа его за руки, предлагая мне запрыгнуть ему на спину, чтобы увеличить нашу «бабью мощь», и я с удовольствием оказываюсь у него чуть ли не на шее, держась за голову под веселый хохот девочек.

Заполошное дыхание я слышу даже сквозь громкие звуки города и задорный смех. Я спрыгиваю с Филипповой спины и разворачиваюсь к нему.

— А вот в тебе я, почему-то, даже и не сомневалась. — Мои губы тянутся в улыбке, когда он берет меня за руку и целует кончики пальцев.

Что ж, значит, вот так.