Да нет, не может это быть НКВД, они не звонят, а сразу приезжают и барабанят в дверь. Щегоцкий приложил ухо к эбонитовой трубке, спросил, кто это. К его облегчению, на том конце ответил возбужденный голос приятеля – адвоката Гуревича.

– Костя, война!

– Оставь свои глупые шутки! Ты что, загулял где-то?

– Костя, я не шучу! Ты слышишь?! Война! Немцы напали на нас!

Гуревич бросил трубку. Ошарашенный Щегоцкий сначала не знал, что делать и за что хвататься. Затем вспомнил о своем московском приятеле, комментаторе Вадиме Синявском, который специально приехал в Киев, чтобы комментировать сегодняшний матч. Константин не знал телефонного номера гостиницы «Континенталь», в которой тот остановился, поэтому быстро оделся и чуть ли не побежал, чтобы предупредить о свалившемся на них всех несчастье.

Историческая справка: Вадим Святославович Синявский – комментатор всесоюзного радио в 1924–1971 годах, основоположник советского радио- и телерепортажа. Комментировал первый зарубежный матч сборной СССР по футболу. В годы Великой Отечественной войны был… военным комментатором. 7 ноября 1941 года вел прямой радиорепортаж с легендарного парада на Красной площади, в 1942 году – из блиндажа в осажденном Сталинграде, в 1943-м – из танка на Курской дуге. Перед этим в осажденном Севастополе был тяжело ранен, потерял глаз. Пережил войну. Вел первый в СССР телерепортаж 2 мая 1949 года с футбольного матча «Динамо» (Москва) – ЦДКА.

Он ворвался в номер Синявского, когда уже на весь Киев гремела канонада зениток и слышались разрывы бомб. Вадим, высунувшись в открытое нараспашку окно, лежал животом на подоконнике и комментировал кому-то по телефону все происходящее.

– Бьют зенитки!.. Мимо!.. О! Кажется, попали!.. Нет! Снова мимо!..

Вскоре канонада стихла. Вадим слез с подоконника, задумчиво опустил трубку на рычаги аппарата и обернулся к Константину:

– Вот такие дела… война… Фашистская нечисть на нас напала! Только что звонил в Москву.

Историческая справка: Матч «Динамо» (Киев) – ЦДКА (Москва) 22 июня 1941 года так и не состоялся, его отменили из-за опасения новых бомбардировок. Ровно через 25 лет те киевляне, кто сохранил билеты, приобретенные на открытие стадиона и эту игру, смогли прийти и посмотреть «матч памяти», который сыграли на этой же спортивной арене ветераны киевского «Динамо» и ЦСКА… те, кто остался в живых.

Комэск Вася Шишкин уехал в Черновцы еще 19 июня. Он должен был забрать там новый истребитель ЛаГГ-3, и теперь, как фактически первому заместителю командира, командовать эскадрильей пришлось Дмитрию. Полк был укомплектован 54 истребителями (из них два на тот момент числились неисправными): монопланами И-16, которые в частях прозвали «ишаками», и полуторапланами И-153. Последние за специфическую форму крыльев назывались «чайками». Для 1941-го года тихоходные «ишаки» и «чайки» были уже довольно устаревшими, поэтому новый самолет ждали, и надеялись поскорее его освоить.

Летчики жили в палатках на резервном аэродроме в Ольшанке, так как на основном, Васильковском, где располагались склады, казармы, столовая и военный городок для семей комсостава, проводились работы по строительству бетонированной взлетной полосы.

Историческая справка: Бетонная взлетная полоса Васильковского аэродрома размерами 1100 на 100 метров действует до сих пор.

Васильков располагался за восемнадцать километров от летного поля, поэтому летчики и техники ездили на выходные поэскадрильно, и как раз подходила очередь третьей эскадрильи проведать родных. Но когда Дмитрий зашел к командиру их 43-го иап полковнику Я.В. Шипитову, тот в категорической форме заявил, что сегодня в Васильков никто не поедет. В штабе все были напряжены, царила нервная атмосфера, постоянно звонили телефоны, но никто причину этого летчикам не объяснял. Расстроенные пилоты побрели в палатки, обсуждая столь вопиющую несправедливость.

Впрочем, через некоторое время Шипитов еще раз вызвал Дмитрия к себе. Он сообщил, что посоветовался с командиром дивизии, и тот все-таки разрешил отпустить летчиков к семьям. Панов немедленно воспользовался разрешением. Дорога пролетела незаметно – после недавних дождей воздух дышал свежестью, по сторонам разбитой грунтовки, радуя глаз, колосились тучные поля пшеницы.

Утром Дмитрий проснулся рано, долго смотрел на занимавшийся на востоке рассвет, потом лег еще поспать, но хорошо знакомые по Китаю звуки далеких взрывов авиабомб, донесшиеся со стороны Киева, подкинули его с кровати. Жена Вера испуганно спросила, что это. Он успокоил ее, сказав – видимо, в Киеве что-то взорвалось на одном из предприятий, но сам подумал совсем о другом и начал поспешно одеваться.

В дверь постучалась жена замполита полка батальонного комиссара Г.С. Щербакова. Она сообщила, что звонили из лагеря, летчиков срочно вызывали в Ольшанку. Дмитрий набрал гараж, чтобы прислали машину, но там сказали, что она уже выехала к ДОСам.

Историческая справка: ДОСами до войны (да и в наше время) называли дома офицерского состава.

Летчики и техники, одеваясь на бегу, выскакивали из домов и запрыгивали в бортовую трехтонку. Когда все собрались, шофер дал по газам и грузовик стремительно понесся к аэродрому. Когда они уже были на полдороги, кто-то из летчиков закричал: «Смотрите! Смотрите!» Над землей на километровой высоте курсом на запад не спеша «плыли» три девятки чужих двухмоторных бомбардировщиков с белыми крестами на крыльях. Никто их не атаковал ни с земли, ни с воздуха. Летчикам оставалось только бессильно скрипеть зубами и поторапливать водителя.

Шипитов встретил их руганью, три эскадрильи уже находились в воздухе, а вновь прибывшие, вместо того чтобы защищать Родину, болтались черт знает где. Техники быстро заправили в пулеметы заранее набитые ленты, двигатели «чаек» радостно взревели, и Дмитрий доложил комполка о готовности эскадрильи к взлету.

Уже через несколько минут их бипланы патрулировали небо над Киевом. В глаза бросался жирный черный столб дыма, поднимавшийся в районе завода «Большевик». В остальных районах города пожары и разрушения не наблюдались. Эскадрилья сорок минут «провисела» над городом, а затем пошла обратно на аэродром. В воздухе ее сменили взлетевшие со своего аэродрома в Брусилове самолеты 2-го иап. В тот день эскадрилья еще два раза поднимались в воздух, и каждый раз безрезультатно.

Война ворвалась в жизнь Адриана стремительно. Он жил с родителями в частном доме на Соломенке недалеко от Жулян, поэтому начало бомбардировки аэродрома услышал сразу, точнее, почувствовал. Стены их дома закачались, а стекла в оконных рамах начали жалобно дребезжать. Уже через несколько минут Адриан и двое его товарищей выбежали к месту пересечения «канавы» с улицей Шевченко (сейчас она носит имя Максима Кривоноса). Оттуда было хорошо видно, как двухмоторные бомбардировщики утюжат аэродром с высоты 350–500 метров. Друзья, не сговариваясь, вывели на улицу свои «велики» и стремительно помчались на Чоколовку, в ту ее часть, которая примыкала к летному полю.

Когда они доехали, самолеты уже улетели, но результаты их бомбежки оказались налицо. На улице Волынской дымились развалины шести или семи частных домов, тут же лежали и бездыханные тела первых жертв. Андрей про себя отметил, как странно разрушились дома – те стены, которые оказались перпендикулярно к взрывной волне, она безжалостно смела со своего пути, а те, которые параллельно – уцелели и остались стоять со всеми шкафами, полками и прочей мебелью, среди битого кирпича, глины, соломы и обломков стропил. Под ногами прямо на улице валялись книги, кастрюли, какие-то тряпки. На аэродроме догорал один ангар, пожар на втором, поврежденном, уже успели затушить. Ребята еще покрутились среди взрослых, поглазели на неразорвавшуюся бомбу и разъехались по домам, где все рассказали старшим.