Из штаба КОВО ему позвонили еще поздним вечером 21 июня. Заместитель начальника штаба округа просил срочно приехать к ним на Орджоникидзе. Хрущев чертыхнулся, очередные выходные отправлялись псу под хвост, но делать ничего не оставалось, надо ехать. Еще утром он вернулся из Москвы, с трудом вырвавшись от хлебосольного Сталина, и вот снова куда-то нестись, на ночь глядя. Автомобиль быстро доехал от дома на Шелковичной, 14, который Никита Сергеевич делил с Михаилом Гречухой, председателем Президиума Верховного Совета УССР, к монументальному серому шестиэтажному зданию штаба округа. Его массивные колонны торжественно и мрачно нависали над маленькой улочкой, носившей имя Серго Орджоникидзе. Когда бывший командующий округом покойный Иона Якир заказывал дом архитекторам, те первоначально спроектировали четыре этажа, но амбициозный маршал ни за что не хотел, чтобы «его» штаб был ниже, чем шестиэтажная махина республиканского НКВД, которую «строил» также уже покойный бывший главный чекист Украины Всеволод Балицкий. «Мерились своими этажами, мерились, – насмешливо подумал про себя Хрущев, прежде чем выйти из автомобиля, – и в результате оба сгинули. А я – выжил».

Историческая справка: В бывших зданиях Киевского Особого военного округа и Совета народных комиссаров УССР (НКВД здание не досталось, поскольку к моменту окончания его строительства назначение поменяли) сейчас соответственно располагаются Администрация президента Украины и Кабинет министров. Улице Орджоникидзе после распада СССР вернули ее дореволюционное название – Банковая.

В кабинете связи его соединили с Тарнополем, куда накануне отправилось фронтовое управление КОВО. Оттуда сообщили о немце-перебежчике и о возможном начале войны в 4:00 по Москве. Следом из Генерального штаба поступила Директива № 1, которую зам. Пуркаева тут же и зачитал Никите Сергеевичу и присутствовавшим офицерам связи вслух. Лица у них сразу стали строже и сосредоточенней. Было понятно, что остались буквально последние часы мирного времени, за которые надо предупредить все приграничные части, чтобы они успели подготовиться к встрече незваных гостей.

Хрущев отправился к себе в республиканский ЦК партии и уже до самого утра не покидал кабинет.

Ночь у бывшего курсанта КТТУ выдалась тяжелая. Все началось с учебной тревоги. Шурлакову пришлось обзвонить и вызвать на аэродром на́рочными всех техников, летчиков и командиров подразделений аэродромной охраны. После отбоя первой тревоги те уже хотели разъехаться по домам, когда последовала вторая. Тогда все, махнув рукой, остались на аэродроме, примостившись на стульях и ступеньках лестниц, чтобы хоть как-то вздремнуть. Но спать им не дали, последовала новая тревога. Происходило что-то непонятное, то ли действительно стартовали большие учения, слухи о которых муссировались в городе последние несколько недель, то ли, не дай бог, началась война. Военные гнали от себя дурные мысли, но те упорно возвращались.

Шурлаков решил проскочить на машине батальона аэродромного обслуживания к окраине летного поля, проверить самый дальний пост у складов с боеприпасами. Вместо себя он оставил за главного помкомвзвода Родионова. Не успел Петр сесть в машину, как Родионов прибежал из дежурки – объявлялась очередная, уже четвертая тревога. Летчики и техники собрались возле здания управления аэродрома, они ждали новых распоряжений или отбоя, Петр не знал, что им сказать, он сам был озадачен.

Настало утро, рассветное солнце уже выглянуло из-за горизонта, часы показывали начало восьмого, и тут вдалеке послышался гул авиамоторов. Он приближался к аэродрому с запада, нарастая с каждой минутой. Вскоре вдали уже можно было различить большую группу самолетов в полсотни единиц, идущую правильным строем. У Шурлакова в голове забилась, затрепетала мысль: «Что это, учения или война? Объявлять боевую тревогу или, как все, спокойно наблюдать за происходящим?» В это время кто-то заметил, что появившиеся на горизонте самолеты – это бомбардировщики и, судя по тому, как тяжело они идут, бомбами загружены под завязку. Тут Петр вспомнил, что никаких предупреждений о полетах в зоне аэродрома он не получал. Шурлаков забежал в дежурку, быстро набрал домашний номер коменданта Киева Горрикера, однако трубку никто не брал, видимо, генерал ночевал вне дома. На воентехника второго ранга навалилась огромная ответственность, ибо в случае объявления ложной боевой тревоги можно было загреметь под трибунал. Но если это не ошибка… Петр вспомнил друзей, обмывающих свои звания, а может, уже и спящих где-то там, в мирном городе, сонные киевские улочки и кварталы. Он отбросил сомнения, подскочил к красной кнопке боевой тревоги и с размаху ударил по ней. Над аэродромом понесся пронзительный вой сирены.

Техники и пилоты бросились от здания управления в разные стороны к своим боевым постам. Неизвестные самолеты были уже совсем близко от аэродрома, а на их крыльях теперь четко просматривались нацистские «балькенкройцы» (балочные кресты), контуры которых образовывали четыре выведенных белой краской прямых угла.

Основная масса бомбовозов, пролетев в стороне от Жулян, пошла вдоль Брест-Литовского шоссе по направлению к центру города, но часть самолетов отделилась от основной группы и направилась в сторону аэродрома. На летное поле посыпались бомбы. Некоторые из них угодили в ангар № 4, где стояли самолеты Р-5, часть уничтожила расположенные рядом с летным полем жилые дома. Несколько вражеских самолетов перепахали бомбами взлетную полосу, пытаясь вывести ее из строя, но полностью им этого сделать не удалось.

Со стороны города тоже слышались разрывы. Где-то в районе Шулявки к небу поднялся высокий черный столб дыма, с той стороны утро прорезали такие же пронзительные, как и на аэродроме, завывания сирен.

Историческая справка: Шулявка – исторический район Киева. Название происходит от старославянского «шелвова борка» – низкорослый лесок с большим количеством лужаек. Упоминается в древнерусских летописях X–XI веков. В документах XVII века фигурирует как Шелвов Борок и Шелвово сельцо, в XVIII веке – как село Шулявка, Шулявщина (вблизи Лыбеди) или Шульжанский двор Софийского монастыря. В XVIII веке на Шулявке располагалась летняя резиденция Киевских митрополитов. С 1847 года – в госсобственности. В 1848– 1857 годах на месте резиденции митрополитов возведено здание Кадетского корпуса, оно описано в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия», пьесе «Дни Турбиных» и снято в одноименном фильме. В наше время в нем расположено здание Министерства обороны Украины. В конце XIX века на Шулявке сооружен Политехнический институт (знаменитый выпускник – И.И. Сикорский). Напротив него выросли зоосад и парк Пушкина. За Шулявкой на пустыре построили завод Гретера и Криванека, будущий завод «Большевик», вокруг которого быстро разрослись рабочие кварталы. С 12 по 16 декабря 1905 года во время революции рабочие Шулявки захватили район, провозгласив Шулявскую республику которую царские войска ликвидировали уже через две недели. В 20—30-е годы здесь же появилась Киевская кинофабрика, известная сейчас как Киностудия им. А.П. Довженко.

Вчерашний полковник со звездой Героя на груди, который вместе с друзьями-пилотами до сих пор слонялся у здания управления, бросился к своему красному истребителю. Не обращая внимания на разрывы бомб, он резко, почти отвесно поднялся в небо, но бомбардировщики к тому времени уже удалялись от Жулян, намереваясь присоединиться к основной группе самолетов, которая возвращалась от Киева. Сбросив бомбовую нагрузку, они значительно прибавили в скорости, потому у тихоходного И-16 не оставалось никаких шансов догнать их. Однако один вражеский самолет задержался над аэродромом – по-видимому, фотографировал результаты налета. Красный истребитель бросился к нему. «Ишачок» набрал высоту, зашел справа, атакуя вражескую двухмоторную машину, потом слева. Воздух наполнился дробным треском пулеметных очередей – стрелял истребитель. Вскоре бомбардировщик задымил и потянул на запад. Вооруженные курсанты и помкомвзвода тут же прыгнули в машину и помчались следом за ним, чтобы пленить вражеских летчиков. Теперь сомнений ни у кого не осталось – началась война. Когда красный И-16 приземлился, все бросились качать удачливого пилота.