— Поиграем, Оленнара, раз уж ты так хочешь, — прошипел он ей вслед.

Английский я учила долго — десять лет в школе. Но говорить на нем начала, только когда начала ездить в другие страны.

Местный язык мне пришлось осваивать сразу и на ходу.

Мы уже трое суток шли по пустыне. Актаур за эти дни даже ни разу не подошел, ограничиваясь отрывистыми командами. Он вел караван. И явно не собирался тратить еще сколько-то времени на то ли гостью, то ли пленницу-добычу, а стремился как можно быстрее уйти от города в пески.

И, подозреваю, он старался держаться подальше от меня специально. После того, как он вручил мне этих служанок, я едва не сбежала снова. Остановило только хныканье малыша, он проснулся и настойчиво требовал кормежки.

Кана, эта наседка, тут же утянула меня за локоть в женские комнаты, и принялась кудахать. Указала на желтолицую рабыню: “Лейли”, и чернокожую: “Мегриб”, на чем представление и закончилось. Распоряжаться девушками я пока не могла — не хватало слов, так что Кана быстро пристроила их к делу сама.

В доме же вертелась бешеная карусель — все спешно выносилось и паковалось. К рассвету мы уже отбыли за городские ворота.

Хотя выезд этой огромной гусеницы, которую представлял собой караван, вряд ли был быстрым, мне казалось, что все произошло в мгновение ока.

Меня опять завернули в черный покров и вывели наружу. А там царил сущий бедлам — ржали лошади, фыркали ослики и утробно рычали — иначе и не назвать — верблюды. На одного такого меня и попытались усадить.

— Нет, нет! — возмутилась я. — Я не поеду на животном! Оно меня уронит!

Возмущалась я минут десять, прежде чем рядом возник Актаур.

— Женщина, ты задерживаешь караван, — сухо проинформировал меня он.

— Но я не могу ехать на этом! — повторила я в который раз.

— Почему?

— Это животное! А если оно взбесится?!

— Хади очень смирный верблюд, и его специально тренировали возить на спине людей, — ответил Актаур с такими же интонациями, что и автоответчик Гугла. — Тебе ничего не грозит, женщина.

— Но почему не в повозке? Это было бы удобнее!

Он тяжко вздохнул и посмотрел на небо, словно прося его о терпении.

— Потому что в пустыне нет дорог. Повозка застрянет и все равно придется идти пешком. Пойми это, дикая женщина.

Это кто еще здесь дикарь! Но поводы для возмущения у меня еще не закончились.

— Почему ты все время называешь меня “женщина”?!

— Потому что ты не сказала своего имени. — раздраженно ответил он, и продолжил со странной интонацией: — Или я должен поименовать тебя сам?

Чтобы это ни значило, позволять ему давать мне кличку я не собиралась. Хотя, конечно, стыд пробежался жаркой волной по моему лицу. Хорошо еще, что ничего не видно под тканью.

— Меня зовут Ольга, — все-таки представилась я.

Он чуть кивнул.

— Садись в паланкин, Ольга. — От того, как он произнес мое имя своим низким бархатным голосом, у меня мурашки пробежали по коже. — Это хороший верблюд, он не уронит тебя. Подыхать будет, но не уронит, поверь мне.

Другого выбора у меня не осталось. Сбежать и затеряться в этом городе у меня, как я уже поняла, нет никаких шансов — слишком приметная внешность. Да и куда я пойду? Но ведь и он не объясняет, зачем я ему! Просто предлагает идти с ним, скрываясь от какой-то мифической погони.

Но если все участники ночного бедлама мертвы, а он — явно не на их стороне, то кто и как узнает, что именно за нами надо гнаться? Не похоже, что здесь есть полиция, спецслужбы или что-то в этом роде. Да и на высокотехнологичную цивилизацию местный город никак не тянет. Работорговля, готовка еды вручную, никаких машин или техники на улицах — хотя кое-где видны следы использования магии. Словом, я уже начала сомневаться и в искренности Актаура, но все же он поклялся и, может быть, это что-то в мире магии да значит.

Когда мы уже вышли за городские стены, и место, где мне пришлось провести такой странный день, стало дымкой на горизонте, я ощутила волну ужаса.

Такую же, как при появлении дива Дахара в степи, когда он собирался меня купить.

И эта волна шла как раз от города.

Пожалуй, Актаур все-таки прав. Надо убираться отсюда, и поскорее. И чем дальше, тем лучше.

Это тело, в котором я оказалась, до безумия боялось дива Дахара. Хотела бы я знать, что их связывает.

Моему вместилищу явно досталось по жизни — одно только перечисление шрамов эпическое! Два параллельных на спине, след на запястье и кривые шрамы на бедре, словно оцарапала большая кошка.

Паланкин был маленький и тесный, но я быстро оценила комфорт. Меня везли. Кана, Лейли и Мегриб шли пешком. И мне это очень не нравилось. Но при этом мы двигались с хорошей такой скоростью, явно больше, чем обычная скорость пешехода.

Это было странно.

Но спросить было не у кого. Служанки меня не понимали и ни одна из них не владела дивной речью. А Актауру было не до нас.

Через щель в пологе паланкина я видела, что он возглавляет карван. Его нес на себе совершенно великолепный конь — золотисто-рыжий, с черной гривой и хвостом. И Актаур выглядел единым целым с конем, когда он время от времени оглядывался, разворачивая коня и проходя вдоль строя, и указывал на что-то или подгонял.

Всего в караване было около трех десятков верблюдов, столько же лошадей и с десяток ослов. Насколько я поняла, это были именно они. Живых настоящих ослов мне раньше видеть доводилось только в их офисной двуногой вариации, а это совсем другое!

На ночлег мы устроились в крошечном оазисе, который словно сам собою возник перед нами ровно в тот момент, когда солнце осветило пустыню последним лучом и исчезло за горизонтом. Животных привязали, мне помогли спуститься и размять ноги. Ребенок всю поездку мирно спал у меня в слинге, который теперь был из хорошего шелка, и просыпался только чтобы поесть.

Первые две ночи прошли относительно спокойно.

Но на третью весь лагерь был разбужен жалобными криками.

К третьей ночи мы уже далеко углубились в пески — кругом были только они, изредка появлялись даже не оазисы, а сухие деревья, или, шелестя песком, проносились колючки.

Кана, старшая из трех приставленных ко мне служанок, добросовестно следила, чтобы я учила и запоминала слова. Но слов было не очень много: обращение к Актауру, названия животных, имена людей. Немного действий — просьбы о пище, воде, остановке.

Но действительно интересные вещи я пока не могла узнать. Хотя любопытство уже сжирало меня до печенок. Например — как так получается, что ровно в тот момент, когда караван собирается на ночлег, мы оказываемся около оазиса?

Когда я ездила по стране, с родителями или друзьями, нам нередко приходилось ночевать в машине: гостиницы не всегда появлялись точно по нашему желанию, а навигаторы тогда еще не были такими популярными. Неужели Актаур может так точно планировать путь, что всегда оказывается в нужном месте в нужное время? И разве тогда любой желающий не может заранее предсказать, где он окажется в тот или иной день?

И поэтому когда снаружи палатки начали доноситься сначала жалобные крики, а затем и грубые окрики, я решила, что на нас напали. Разницы — оставаться внутри или выйти наружу, я не видела. Поэтому и высунулась, прихватив все тот же нож, который утащила из дома Береса. С ножом я не расставалась, он давал хоть какую-то иллюзию защищенности.

Двое людей, Ендик и Займик — первый купил меня, а второй продал, — стояли на коленях в окружении воинов Актаура. Сам он возвышался напротив них и неторопливо перекатывал в пальцах синие шарики заклинания. Задавал вопросы, а когда плененные торговцы отвечали — шарики меняли цвета: на белый или желтый. Желтый шарик испускал свет, ударявший в торговцев, и они синхронно вскрикивали. Похоже, процесс допроса идет полным ходом.

Но стоило мне подойти, как Ендик уставился на меня, лицо его было почти черным в лунном свете, глаза сужены в щелочки, а губы скривились от отвращения.