Я боюсь безличного между нами, вещей, которые мы отбрасываем,
вместо того чтобы терпеливо нести, вещей, чью историю мы уже не
пытаемся вспомнить, и путей, идущих окольно, без надежды
я боюсь спины, ещё с остатком потребности к преображению под её
кожей, ещё с мелочным нервозным светом под опущенными веками,
боюсь я спины
боюсь одежды, одеял, дверцы шкафа, всего, что скрывает ещё живое,
с мелкими движениями и отверстиями в плоти, боюсь я век – не хочу
их полностью поднять, не хочу видеть спину, и ничего видеть не
хочу
наверное, мы искали крылья на спине, наверное, мы искали света
в глазах, искали мест, ходя по дорогам, друг друга, Бога
эта грязь, как тряпка, небрежно наброшенная на лицо, эту мстительную
рожу, смешки и захлопнутые двери – зрачок начеку во тьме,
царапающий вернувшегося домой
этот ком в горле, эти крики повторяющие прочтённые книги раздирают
их зубами без голода и глотают эти безвкусные таблетки прозил
ниамид мене текел упарсин и не думай не думай ничего такого, пока
наклоняется кастрюля луны, и блестящий жирный соус покрывает
всё слизью
чего хочет это отверстие в промежности – чего хочет эта знакомая
с детства плюшевая собачка, которая всё сидит как человек, передние
лапы сложив как руки, и смотрит
я боюсь этой собачки, фотографии на стене – мать с ребёнком, голубь
мира Пикассо который больше Земли, календарь смотрящий на нас
пустыми листами, наш страх и бегство, когда мы покрываемся по́том
каждый сам по себе
я боюсь этого отверстия в промежности, пытаюсь его закрыть – всё как
кактус и камень и спина и электропроводка которая не дотягивается
что есть встреча, сейчас когда мы закурили сигареты и обернулись
в воспоминания, теперь когда глаза уже не ждут чтобы посмотреть
в глаза, лишь изредка украдкой посматриваем один на другого,
любимого другого чужого, пылесосим, выворачиваем карманы, смотрим
пресыщенно на угри, плохую причёску но никогда не добираемся
до глаз
что есть встреча – кто-то мёртв, кто-то жив, комната полный ящик
картотеки, трамвай где видишь лишь спину другого, потрёпанная картонная коробка набитая хламом с давешнего переезда мыслей,
что есть встреча пока нас не разлучит смерть
выйдем ли мы – есть отверстие, проводка, контакт, когда мы неожиданно
его находим, и крылья понесут всё что не смогли мы, и смерть не будет
владычествовать,
но сон – Бог – что есть встреча, я хватаюсь за гребень, чтобы расчесать
его волосы, но у него самого гребень в руках, он вкладывает это яблоко
в мою промежность, но я ведь пресытилась, о осень, выдвижные
ящики, коробки и закрытый футляр радио, порыться бы в них
эти дороги, голоса на улице как блестящие рельсы, кто едет друг в друга
сквозь зияющую брешь, остался ли ещё кто-то – все ли уже внутри,
кран их швырнёт через склон.
Здесь должен быть предупреждающий знак, чего хочет эта смерть пред
моим взором, почему он не повернётся спиной, болен ли он
я боюсь этой болезни которая всё время сменяет сама себя внутри нас,
этой скаредности, запаха пота, забери его, он не похож на мой, комок
в раковине, удали его – всё заразно, вот смотри что даю тебе, так что
ты никогда этого не увидишь, что беру – улыбнись, ловко я, такое
большое-большое… да было неплохо, или раздражение, если не столь
уж оно большое, так ведь тут ты сам же и виноват, дружок
а дружок снова закуривает сигарету, смотрит вокруг себя и на частицы грязи
под ногтями, боится изысканных фарфоровых часов, где больше не
тикают ласточки и тройник, заполнивший всю комнату, ведёт ток по
всем направлениям, где мы сидим и не можем прикоснуться друг к другу
боюсь ржавых велосипедов, на которых некогда ездили на пляж, сон
опять, но чувство потери, вожделение и надежда, желание, наконец
ребячество, теперь когда пепел заметают под дверной коврик и гуталин
давно кончился
пока дверь заперта, и никто не знает, то ли мы ушли, то ли до́ма, то ли
целый год, то ли когда ещё, что ты сказал другим, мужчинам там на
углу, есть ли вообще угол – кому я писала о моём сердце, как будто
речь шла о чувствах, прочёл ли ты всё в газетах, кому
я боюсь спины, спины которая отвечает на все вопросы без рта и глаз,
закушенная невинность кофейной банки и холодные плечи гладильной
доски
что скрыто, что скрыто, что спрятано в старом чемодане в наклейках,
приехали-уехали, к кому – от кого, что спрятано на дне ящика
с грязным бельём сдавленное под гнётом влажного и жирного
и ползучего, хотя у нас и нет паразитов, что там внутри одеял, что
спрятано в моём сердце
не останавливайся, не останавливайся на этом, эти туфли, эта долгая
затяжка, вытащи меня, перетяни меня через край, край колодца,
ящика, чего угодно, край стула, вот так, ещё малость, нет ради Бога
хватит и слышу твой голос: я пожалуй вздремну – или то был мой,
что есть встреча
я боюсь этого безличного между нами, пожимания плечами, гримасы
спины, so long, so long, ты ничего не имеешь против, не бери это
в голову, это ничего не значит – священник спиной к толпе прихожан,
а видит-то он всё Бога? о повернись, обернись, скажи что-нибудь
боюсь старых голосов на ленте, нет не говори ничего, посмотрим,
посмотрим, посмотрим
что я сказала, когда ты вдруг стал требовать, молить, упрашивать,
просить —
о эта всё растущая шишка на спине, когда мозг головной стекает
в спинной, гнёт превращения, воспоминание о соли на губах после
поцелуя, долгие истории, творчество, уверенность ветра, широкое
отверстие в промежности
встретится ли мне кто-нибудь по пути
я сижу обратившись к нему лицом просьба ответить
