Настала очередь людей.
Очень быстро криогенный сон превратился в атланта, удерживающего на своих плечах всю космическую отрасль.
Эпоха активного освоения Солнечной системы началась, когда большую часть времени экипажи межпланетных кораблей смогли проводить во сне, словно марсианские тихоходки. Анабиоз значительно экономит ресурсы, которые раньше требовались в ходе любого долгого путешествия. Продовольствие, вода, кислород для дыхания – ныне занимают совсем немного места. Это касается и экипажа, что находится в компактных капсулах гибернации на протяжении всего полёта.
Корабли стали переносить на дальние расстояния больше полезного груза. Снижение затрат на перемещение техники и строительных материалов дало возможность человечеству приступить к созданию колоний на других планетах Солнечной системы.
В двадцать третьем веке начался процесс терраформирования Марса. Его население на тот момент составляло более двух миллионов человек. Некоторые из них родились на «красной планете», но большинство прибыло с Земли, в огромных контейнеровозах, забитых тысячами криогенных капсул.
Параллельно разворачивалась не менее активная колонизация Венеры.
В двадцать пятом столетии население Марса перевалило за миллиард. Одними планетами человек не ограничивался: миллионы оказались рассеяны по космосу, едва только стартовала «золотая лихорадка» – разработка богатств главного пояса астероидов. Церера превратилась в крупнейший промышленный центр Солнечной системы. В 2778 люди взялись за спутники Юпитера.
Сегодня мы уже обустраиваем Сатурн. Первый город на Титане был основан этой весной.
На днях по всем новостным каналам сообщили, что Верховный Совет утвердил дату старта исследовательской миссии к Тихее – таинственному газовому гиганту в облаке Оорта.
Человечество готовилось шагнуть за горизонт. Следующим рубежом станет путешествие к ближайшей звезде.
Одно микроскопическое животное изменило всё.
«Чёртовы тихоходки действуют изнутри, постепенно превращая людей в самых настоящих марсиан. Научные достижения последних веков не имеют никакого отношения к естественному человеческому прогрессу», – горячо убеждал меня Мэнсон Грин.
Большую часть своей жизни он провёл на борту космического корабля одной из многочисленных грузовых флотилий. Годы анабиоза обернулись проблемами с психикой.
Даже не знаю, кто на самом деле больше страдал от навязчивых идей моего соседа по палате, я или он. Мэнни редко начинал разговор первым, но, если уж открывал рот, его было тяжело заставить замолчать.
Каждая беседа предсказуемо сводилась к одной теме.
«Жидкость тихоходок невозможно синтезировать искусственно. В наши вены закачивают кровь марсиан. Посредством этого древняя раса тайно управляет человечеством», – настаивал Мэнни.
Действительно, крохотных беспозвоночных разводили на специальных фермах. Каждый день тонны «антифриза» отгружались корпоративным структурам, отвечающим за космические перевозки.
Чтобы ввести человека в криогенный сон, его предварительно усыпляют с помощью комбинации специальных препаратов. Затем всю кровь в организме меняют на «антифриз», постепенно снижая окружающую температуру. Через несколько часов все жизненные функции, в том числе и кроветворение, замирают.
Спящему больше не требуется ни кислород, ни калории. Его охлаждают до минус ста двадцати пяти градусов по Цельсию. В подобных условиях тело можно хранить теоретически вечно.
Со всеми процедурами прекрасно справляется автоматика. Возвращение к жизни происходит обратными действиями: медленно повышается окружающая температура до привычных значений, а из организма выводится инородное вещество.
В некотором смысле Мэнни был прав. Все космонавты, во время анабиоза, на 6-8% становились марсианами, пока их кровь заменяла инопланетная биологическая жидкость.
Но видят ли люди под воздействием тихоходок какие-то особые сны? Неужели биологический «антифриз», добываемый из микроскопических беспозвоночных, способен воздействовать на нервные центры человека?
Чушь полнейшая.
Мэнни же был уверен в обратном. Он настаивал, что по этой причине его и преследуют странные видения о Марсе.
Верилось с трудом, ведь у меня имелся собственный опыт. Я тоже мог похвастать тем, что провёл десятки лет в состоянии тихоходки. Пару раз даже изучал записи своих снов после особенно долгих перелётов. Что я там увидел? Пустоту. Бессвязные образы на этапе наркоза, а дальше – ничего.
Как бы то ни было, теории Мэнни насторожили специалистов, и он оказался в «Бевусстлос Парке». К тому моменту, ему снилось странное, уже не только в анабиозе, но и в обычной жизни. Нейронный имплант в голове Грина раз за разом фиксировал одинаковые образы и ощущения: унылые пейзажи марсианских пустынь, жуткий холод, паника, бег от неведомой опасности.
Интересный факт: мой сосед по палате никогда не посещал Марс. Он всю жизнь работал на рейсах Земля-Церера-Земля.
Беднягу мучили кошмары, он перестал высыпаться. Ухудшилось общее состояние. Из ниоткуда появились странные навязчивые идеи. Человек начал считать себя марсианином. Очередной предполётный медосмотр Грин попросту не прошёл. Вызвал вполне обоснованные подозрения у штатного психолога, который послал Мэнни обследоваться в Центральную городскую больницу Карлстада. Недолго думая, там ему вручили направление в специализированную клинику.
В «Бевусстлос Парке» мы с ним и познакомились. Я попал сюда с похожей проблемой: повторяющиеся сновидения, отрицательно действующие на самочувствие. Вполне вероятно, по этой причине нас и поселили вместе.
Скромная палата, площадью двадцать квадратных метров, была рассчитана на две персоны. Комната находилась в самом конце длинного коридора отделения общей и специальной психотерапии.
Тихий, спокойный уголок.
Вид из окон радовал взгляд. Особенно я ценил вечерний пейзаж после дождя. Низкое рыжее солнце. Грузные тёмные тучи, намекающие на близкую осень. Разноцветный лес, от которого приятно веяло сырой свежестью. Успокаивающая серая гладь озера Венерн…
В первый день моего прибытия в санаторий состоялся разговор с Хансом Хельмутом – главой отделения общей и специальной психотерапии.
На столе у врача лежала моя история болезни. Тонкая жёлтая папка. В ней было не так много документов: заключения двух независимых психотерапевтов, направление из городской больницы, описание текущих жалоб и несколько плёнок с графиками, фиксирующими отклонения в мозговой активности.
Врач закончил изучать распечатку с визуализацией моих снов и отложил её в сторону. По листу бумаги были разбросаны силуэты деревьев, сформированные из чёрных ромбов. Строки со словом «unfereigt» забивали собой всё оставшееся пространство.
Я сидел напротив Хельмута, скрестив руки на груди.
– Скажете мне, что всё это означает?
– Хотелось бы сперва услышать ваше мнение, Кайн. Что сами думаете?
– Выглядит не хуже некоторых образцов современного искусства, но наблюдать эти картинки каждую ночь вместо снов, несколько напрягает. Так, что со мной, доктор?
– Вы не совсем здоровы, – мягко улыбнулся Хельмут.
– На это мне намекнули ещё в городской больнице, когда вручили направление сюда. Речь шла о переполнении памяти.
– Всё верно. Коллеги из Центральной не ошиблись с предварительным диагнозом: опасный уровень информационной нагрузки. Ваши видения – таким образом организм подаёт сигнал бедствия, сообщает о возникших проблемах.
– Показывая мне странные картинки?
– Самый распространённый вариант. Ваша болезнь не успела развиться до следующего этапа, сейчас её можно легко победить. Вместе, мы разгрузим ваш мозг, Кайн.
– Надеюсь, ваши запасы спиртного от этого сильно не пострадают, – пошутил я.
Ханс Хельмут неодобрительно посмотрел на меня.
– Вы слишком легкомысленно воспринимаете свой недуг, а ведь без курса лечения он способен закончиться синдромом Белова-Ричардсона. Никакого алкоголя пока вы находитесь в стенах моей клиники. Уделите своему организму максимум внимания в ближайшее время, иначе рискуете проснуться слюнявым идиотом, с кашей в голове вместо логических связей.
