— Конечно, — тихо и обреченно произнес Йенс.

Они втроем зашли на кухню, после чего Ольсен усадил Эрика на самый красивый стул, с ненавистью и презрением оглядываясь по сторонам, постоянно сталкиваясь взглядом с немытой посудой и мусором. В этот момент Йенс хотел себя убить, задушить собственными руками, но Ричардсон не говорил никаких укоризненных слов и, казалось бы, даже не обращал внимания на окружающую его обстановку. Йоханесс поставил чайник на плиту, и только потом заметил, как потух огонек в глазах Эрика, который был там всего пару минут назад. Художник больно прикусил губу, пытаясь понять, как помочь Ричардсону. Он пришел, потому что почувствовал себя одиноким? Потому что что-то произошло? Потому что его тревожили какие-то тяжелые мысли? Но почему к Йенсу, почему не к жене? Или к матери, которую Эрик, по всей видимости, все-таки любил?

— Я принесу тебе что-нибудь из одежды, — вздохнул Йоханесс и вышел из кухни.

Оливер украдкой поглядывал на гостя, чувствуя себя крайне некомфортно в его компании, тем более что теперь Эрик выглядел как-то слишком подавленно, что сильно противоречило его недавнему настроению.

— Как Вы познакомились с папой? Мне казалось, что он не общается ни с кем, кроме Эльфриды и дяди Гловера, — осторожно спросил Оливер, прикусив губу.

Ричардсон медленно перевел печальный взгляд на Расмуссена и завис на какоето время, смотря не на мальчика, а куда-то сквозь него.

— Это вышло случайно, — наконец, ответил Эрик. — Твой папа нагрубил моей жене, — гангстер чему-то улыбнулся.

— И вы подружились? Мне казалось, что после такого ссорятся.

— Не всегда, как видишь, — гангстер посмотрел прямо в глаза Оливера, отчего мальчику стало немного не по себе.

Эрик совсем не казался тем человеком, которому можно было довериться, у которого можно было попросить совета. Он вообще казался достаточно сложной личностью, при этом определенно чем-то убитой и очень печальной. Однако почему-то Эрик все равно не казался Оливеру плохим, и вообще почему-то хотелось узнать о нем чуть больше, поговорить с ним на какие-нибудь отвлеченные темы.

— Вы считаете моего папу порядочным человеком? — почему-то выпалил Олли, после чего захотел ударить себя по лбу.

— Считаю, — после недолгого молчания кивнул головой Эрик.

Они некоторое время сидели в полной тишине, погруженные каждый в свои мысли. Из комнаты доносились ругательства Йоханесса, разыскивающего что-то порядочное.

— О чем ты мечтаешь, Оливер? — спросил гангстер, причем так, словно это самый важный вопрос, на который он хочет услышать ответ.

— Я? — удивился Расмуссен. — О том, чтобы папе стало лучше, и чтобы мы вырвались из этого ужасного района, — грустно ответил Олли.

— Ты чудесный мальчик, — Эрик улыбнулся уголками рта. — Но о чем ты мечтаешь для себя? Может быть, о любви? Или ты хочешь покорить космос? Или написать великолепный роман?

— Я хочу научиться играть на фортепиано, — смущенно ответил Расмуссен, чувствуя, как его щеки алеют. Он никогда еще ни с кем не делился этой своей мечтой.

— Так ты у нас любишь музыку?

— Очень, мистер Эрик.

AURORA — Runaway

Ричардсон как-то слишком грустно улыбнулся и перевел взгляд на стол, поникнув окончательно. Спустя еще пару минут показался Йоханесс, который тут же бережно накинул на плечи Эрика свою вязаную кофту, подаренную мамой, задержав свои кисти на руках гангстера чуть дольше, чем нужно было, что не укрылось от любопытного взгляда Оливера.

— Спасибо, — тихо прохрипел Ричардсон.

Йенс достал три кружи и налил туда чай. Также он пытался найти в шкафчиках что-то похожее на еду, чтобы угостить гостя, но потом понял, что это бесполезно, поэтому просто сел на стул рядом с Эриком. Хотелось положить руку на колено Ричардсона, прижать его к себе за талию, поцеловать в макушку, обнять, прикоснуться к нему хоть как-нибудь, но Йоханесс прекрасно понимал, что не имеет права, да и здесь Оливер, которого наверняка приведут в шок такие действия отца.

— У тебя что-то случилось? — тихо спросил Ольсен, столкнувшись взглядом с печальными глазами Эрика.

Ричардсон резко опустил глаза вниз. Тогда Йоханесс нашел под столом руку Эрика и осторожно провел по ней пальцами, сделав при этом вид того, что задел гангстера случайно. Эрик дернулся и подавился чаем, а Йенс бережно похлопал его по спине.

— Случилось, — наконец, отозвался Ричардсон.

— Что, мил… — Йоханесс чуть не назвал Эрика «милым», поэтому постарался заглушить это наигранным кашлем. Черт подери, он так ненавидел себя и свою неосторожность.

— Пожалуйста, не заставляй меня говорить об этом, — уныло отозвался гангстер.

Сердце бешено добилось о ребра и кричало во весь дух: «Я люблю тебя, Эрик Ричардсон! Я так хочу касаться тебя! Я так хочу вытащить тебя из дерьма! Я так хочу обладать твоим сердцем, а не телом!», но Йоханесс продолжал неподвижно сидеть на своем месте, впитывая глазами образ любимого мужчины и умирая от безысходности и бесполезности, потому что никак не мог ему помочь. Эрику не нужна была поддержка Ольсена так же, как и не нужен был сам Йоханесс.

Художник чуть двинулся в бок, соприкоснувшись коленями с Ричардсоном. В этот раз Эрик не совершил никаких резких движений и даже не попытался прекратить тактильный контакт. Он положил руку себе на колено и медленно провел мизинцем по ноге Йоханесса, при этом никак не выдавая себя в лице, в то время как Йенса сводило от чувств и внезапной нехватки воздуха. Ричардсон вновь провел пальцами, но уже двумя, по коленке художника, медленно поглаживая его.

— Я, п-пожалуй, п-пойду сп-пать, — почувствовав неловкость, произнес Оливер, после чего поднялся со своего места.

— Добрых снов, Оливер, — мягко произнес Эрик.

— С-спасибо. Вам тоже, — с этими словами Расмуссен тут же покинул кухню.

Ричардсон поднял руку с колена и взял чашку, поднес ее к губам и сделал пару глотков. Йоханесс внимательно наблюдал за действиями Эрика, мечтая даже о таких глупостях, как стать кружкой, при этом все еще ощущая фантомные прикосновения гангстера.

— Это самый ужасный чай, который я когда-либо пробовал, — улыбнулся Эрик. — Не выёбывайся тем, что можешь позволить себе чай, который стоит больше, чем мой дом, — усмехнулся Йоханесс.

— Я обязательно дам тебе попробовать чай, который стоит дороже, чем твоя жизнь, — все так же улыбаясь, произнес Ричардсон. — Это был удар ниже пояса! — возмутился Ольсен.

Эрик приложил ладонь ко рту, пытаясь сдержать смешки, после чего, осознав, что все попытки бесполезны, тихо засмеялся, закрыв лицо обоими руками. Йоханесс восхищенно смотрел на Ричардсона, который бесполезно пытался сдержать свой смех, но при этом продолжал смеяться. Это были самые восхитительные звуки, которые только слышал Ольсен за свою жизнь. Он никак не мог стереть глупой улыбки, наблюдая за таким Эриком, совсем не жестоким, не безумным и не печальным, а смеющимся.

Внезапно Ричардсон перестал смеяться и перевел на Йоханесса взгляд, полный ужаса и немой глубокой грусти, которую не мог выразить словами.

— Пожалуйста, не заставляй меня идти домой! — почти прохныкал Эрик, отчего у Ольсена ушло сердце прямиком в пятки.

— Я не буду, если ты не хочешь, — растерянно отозвался Йенс. — Я могу расстелить свой диван. А сам посплю на полу.

— Тебе не обязательно спать на полу, — покачал головой Ричардсон.

— Но тебе спать на полу я не позволю.

— Почему бы нам не поспать вместе?

Йоханесс сдавленно ахнул, пытаясь понять, спит ли он сейчас или нет. Может быть, это опять галлюцинации, как тогда с Эльфридой? Ольсен незаметно ущипнул себя за руку и не проснулся. Что ж, если это настолько реалистичный сон, то нужно пользоваться происходящим. К тому же, еще все можно свалить на алкогольное опьянение Эрика и на то, что он пытался отвлечься от чего-то, что его очень тревожило.

— Конечно, — мягко и сипло ответил Йоханесс, попытавшись унять все свои эмоции.