Хотя с чего это Йенс взял, что Эрик сейчас «взаперти»? Забавно думать о таких вещах касательно главного гангстера города, который запросто может застрелить всех, кому не нравится то, что он делает. Может быть, Ричардсон вовсе и не прячется, просто художник не знает ничего ни о том, что происходит вокруг Эрика, ни о том, что происходит внутри него.

Мужчина вышел из кинотеатра, вдыхая в себя свежий воздух. Йоханесс провел руками по отросшим волосам и спрятал в ладонях лицо. Ольсен определённо сходил с ума. С какого момента его вообще начала волновать судьба Эрика? Художник с ужасом осознавал то, что все его мысли за этот день сводились к Ричардсону. Это ведь неправильно? Это ведь… болезнь!

Ольсен не прав. Мать бы не осуждала сына, она бы испугалась. Это нормальная реакция, потому что психическое расстройство – это страшно. Куда теперь дорога Йенсу? Прямиком в больницу для сумасшедших? Мужчина ринулся со своего места и резко побежал вперёд, не обращая никакого внимания на мимо проходящих людей. Не думать. Забыться. Недуматьнедуматьнедуматьнедумать.

Дома Йоханесс появился достаточно поздно, потому что в порыве эмоций свернул не в ту сторону, отчего опоздал на свой троллейбус. Пришлось ждать последнего рейса, нервно измеряя шагами улицу, на которой находилась остановка. Ближе к ночи воодушевлённое настроение Ольсена полностью исчерпало само себя. Теперь мужчина был погружён в глубокое отчаяние, полностью запутавшись в своих мыслях и чувствах.

Low Roar — Help me

— Где ты был так поздно? — раздался слишком писклявый даже для Оливера голос, который Йенс услышал, когда вошёл в коридор собственного дома.

Мужчина перевёл усталый взгляд на Эльфриду, растерянно хлопающую глазами. Художник нахмурил брови, искренне не понимая, почему глубоко обиженная недавно девушка решила первой сделать шаг к примирению. Из-за такого ее поступка Йоханессу даже стало стыдно: он действительно не имел никакого права оскорблять человека, который желал Ольсену добра. И может быть, мужчина действительно хотел проводить с подругой, которой обязан многим, больше времени, однако в последнее время художник чувствовал себя выпавшим из жизни.

— Я опоздал на троллейбус, — тихо отозвался Ольсен, делая неуверенный шаг вперед. — Олли спит?

— Да, — кивнула головой Фрида. Кажется, ни в тоне ее голоса, ни в ее глазах не было враждебности. — Оливер сказал, что сегодня утром ты вел себя странно.

Йоханесс тихо простонал. Господи, в какого омерзительного человека он превращался, если уже позволял себе срывать свою злость на родном сыне, который и так был чересчур шуганным и стеснительным. Мужчина виноватым взглядом посмотрел на подругу, ища в её лице пощады. Пауэлл лишь сконфуженно улыбнулась.

— Пойдём в гостиную, дорогой? Мне кажется, нам есть о чём поговорить, а будить Оливера я не очень хочу. Он и так был… неспокоен.

Ольсен согласно кивнул и зашёл вслед за Эльфридой в гостиную. Девушка робко присела на шатающийся стул, в то время как мужчина разместился на диване, причем на почтительном расстоянии от подруги.

— Во-первых, у меня есть некоторые сбережения. Мне не жалко, могу отдать всё до последней монеты. Я хотела купить квартиру, но сейчас это совсем не важно, потому что ты и Гловер, безусловно, гораздо важнее, чем какая-то там квартира, — бешено затараторила Пауэлл, опустив глаза вниз и слегка покраснев. — Я готова отдать всё, честное сло-

— Фрида, — мягко прервал девушку Ольсен. — Не нужно никаких денег. Всё нормально, ладно? Меня никто не преследует, Гловера тоже. И не будет. — Не говори так уверенно, — испуганно отозвалась Пауэлл, бросив быстрый взгляд в окно, словно ожидала что-то там увидеть. — Я родилась в Детройте, ты всего лишь турист здесь по сравнению со мной. Ричардсон не прощает долгов. Будь уверен, он первый узнал о банкротстве Гловера. То, что он всё ещё не дал о себе знать — определенно какой-нибудь из его очередных гениальных планов. Люди в плащах явятся, когда ты будешь ожидать их меньше всего.

Фрида говорила так, словно рассказывала какую-то страшную историю про демонов или вампиров, в которую сама до дрожи верила и которую боялась даже произносить вслух. Йоханессу даже стало жалко свою подругу. Может быть, она крайне скандальная и тревожная личность, но зато Пауэлл всегда была искренняя в своих чувства и мыслях, в чём Ольсен всегда находил сходство с самим собой. Она умела бояться, она умела любить, она была живым человеком. Но в чём-то Эльфрида была определённо права. Йенс узнает, отчего жители города так боятся «Нацию розы», только если сам переживёт все те трагедии, которыми в течение многих лет щедро «одаривал» их Эрик Ричардсон. Если некоторые даже боятся произносить вслух имя «демона из преисподней», то с чего Ольсен взял, что он вне опасности? Права Пауэлл и в том, что гангстер, если не первым, но одним из самых первым узнал о банкротстве Томсона. Иначе почему он так быстро среагировал? Розовые очки начинали сползать с переносицы Йенса.

— Я понимаю, что я кажусь тебе параноиком, — нервно усмехнулась девушка, — но ты даже не представляешь, насколько опасен может быть гнев этого ублюдка, — последнее слово Эльфрида буквально выплюнула.

Одна часть Ольсена прекрасно понимала смысл сказанных подругой слов и подписывалась под каждой мыслью девушки насчёт Ричардсона. Выходит, что Йоханесса просто взяли в сексуальное рабство в обмен на лекарство, вместо денег, словно последнюю шлюху с переулка. Но другая, уже полностью поражённая страшной и быстро распространяющейся болезнью, отчаянно сопротивлялась с этим мнением, потому что никто не может знать, что на самом деле творится в голове Эрика. Он ведь не такой, каким его видит окружающий мир. Ричардсон, вопреки всеобщему мнению – человек, а не монстр. Ведь так?

— Мы должны расплатиться как можно скорее, — вздохнула Пауэлл.

— Но ведь у нас на руках нет того самого обещанного лекарства, — соврал Йенс, прекрасно понимая, что скоро правда всплывёт наружу, потому что рано или поздно он запутается во всём дерьме, которое говорит.

— Меня это настораживает, — покачала головой Эльфрида. — Я не могу сидеть на месте, зная, что самые близкие для меня люди влезли в это дерьмо. Я так боюсь, что рано или поздно вы в нём захлебнётесь.

Голос девушки задрожал, она обняла себя руками, словно пытаясь успокоиться.

Все мысли Ольсена совершить чистосердечное признание исчерпали сами себя.

Вероятнее всего, Пауэлл не станет легче, если она узнает страшную правду. Наверное, ложь, пускай и не такая уж и сладкая, иногда безопаснее.

Йоханесс поднялся со своего места и встал на колени перед Эльфридой, осторожно взяв её за руку, нежными движениями поглаживая мягкую кожу. Невольно в голову залезли мысли о прикосновениях к Эрику, которые Ольсен тут же постарался отогнать куда подальше.

— Хей, перестань, — хрипло произнёс Йоханесс. — Мы выкрутимся, ладно? Не забивай себя так. Всё будет хорошо.

Пауэлл согласно кивнула и спрыгнула со стула прямо в объятия к мужчине, крепко прижимаясь к его груди. Ольсен осторожно поглаживал девушку по спине, осознавая, что впервые за несколько дней почувствовал себя совершенно нормальным.

— Я люблю тебя, — сиплым голосом сказала Фрида.

— Я тоже люблю тебя, — отозвался мужчина, до ужаса боясь того, что это признание девушке станет последним в его жизни.

***

После ухода Эльфриды Йоханесс вторую ночь подряд не мог заснуть. Он пустым взглядом смотрел в стену, уже ни о чём не думая и ничего не желая. Пару раз Ольсен находил себя разглядывающим мирно покоящийся телефон. Устройство предательски молчало, не собираясь подавать хотя бы какие-нибудь признаки жизни. Мужчину жутко раздражало то, что, несмотря ни на что, он продолжал ждать звонка от определённого человека. Но одно ужасное имя, казалось бы, вжилось в сердце Йенса, с каждым ударом вновь и вновь выкрикивая или даже болезненно выстанывая: «Эрик!»