Комната была небольшой и находилась, вероятнее всего, в покинутом полноценными хозяевами дома, однако можно было заметить, что за зданием всё-таки кое-как ухаживают. Правда, со стен свисали порванные обои, а занавески на окнах были заштопаны по несколько раз. На полках старого шкафа, стоящего возле стены и прикрывающего трещину на ней, находились разные причудливые статуэтки, хотя некоторые из них были очень даже пугающими, например, фигурка женщины с вырванными глазами и сердцем. Также на полках были взвалены огромные стопки бумаг, некоторые из которых пожелтели от старости и сырости. Возле большого окна, закрытого занавесками, стоял деревянный стол, на котором так же было полно всяких документов, записок и писем. С другого края стоял красный бархатный диван и кофейный столик, на котором находилась единственная в комнате свеча, благодаря чему помещение было погружено в полумрак. Но смотреть в эту часть кабинета Ольсен не хотел, потому что на мягкой ткани расположился сам Эрик.

— Йоханесс, посмотри на меня, — нетерпеливо произнес гангстер.

Йоханесс с большой неохотой перевел взгляд на мужчину, который пафосно развалился на диване, держа в руках бокал, наполненный бордовым вином. Эрик таинственно ухмылялся, прикрывая свои бирюзовые глаза. Изъяны его лица вновь прятал толстый слой пудры, но Ольсен всё ещё помнил очаровательный шрам, пересекающий бровь и до неправильности пухлые губы. При таком освещении лицо Ричардсона казалось мертвенно-бледным, словно у мраморной статуи, над внешним образом которой работали самые искусные мастера. Тёмные ресницы вздрагивали на глазах Эрика от его спокойного дыхания, которое Йоханесс мог услышать. Мафиози примкнул губами к бокалу вина, сделав несколько небольших глотков. Его кадык резко двигался вверх и вниз, по подбородку стекла красная капля, а Ольсен уже забыл, как дышать и совершенно потерялся в пространстве и времени, словно Эрик, так красиво пьющий вино, грациозно сжимающий тонкими длинными пальцами бокал – это настоящее искусство, шедевр, увидеть и понять который могут лишь избранные.

— Ты так смотришь, словно увидел восьмое чудо света, — усмехнулся Ричардсон, странно сверкнув глазами.

Йоханесс быстро отвёл взгляд от гангстера на бархатный диван, почувствовав, как к щекам зачем-то прилила кровь, а руки задрожали, поэтому мужчина решил засунуть их в карманы брюк.

— Мистер Ричардсон, — осипшим голосом начал Ольсен, взяв себя в руки. В самом деле, он же пришёл сюда не для того, чтобы Эрик так злобно издевался над ним, теша свое самолюбие! — Зачем я Вам понадобился?

Ричардсон слегка прищурился, улыбнувшись ещё шире, словно наслаждаясь непониманием Йоханесса и жадно питаясь его страхами. Кто знает, может быть гангстеру действительно доставало удовольствие знание о том, что в маленьких гниющих домиках в уголках сидят зашуганные люди, с болезненно ускоренным биением сердца ожидающие звонка в дверь.

— Когда ты был пьян, ты вёл себя более естественно, — внезапно поменялся в лице Ричардсон, надув губы и щёки, словно обиженный ребенок, которому не досталась игрушка. — Подойди ко мне. Я налью тебе вина! — приказал Эрик. — Спасибо, я не хочу, — с ноткой раздражения в голосе отозвался Ольсен. — Мне кажется, Вы позвали меня не для того, чтобы пить вино с простым смертным.

Однако гангстер уже налил в ещё один хрустальный бокал, подготовленный на столе заранее, несколько капель вина, не забыв при этом добавить волшебной жидкости и себе.

— Ты, кажется, забыл, с кем разговариваешь, cafone ⁰ , — уже более серьёзным тоном произнес Ричардсон, намеренно понизив голос, чтобы казаться еще более устрашающим.

И почему Ольсен его так испугался? Прямо сейчас Эрик вёл себя, как маленький ребенок с дурным капризным характером, не умеющий сдерживать себя и свои глупые желания. Выходит, что теперь теория о том, что Ричардсон убивает людей и издевается над ними лишь для того, чтобы разбавить свою скуку, уже не казалась такой глупой. Ох, а как же раздражала сейчас Йоханесса эта дурацкая привычка мафиози пихать в свою речь иностранные слова языка, которого киномеханик не знал. Вероятнее всего, это ещё один способ злой насмешки. «Смотри, ты настолько олух, что не можешь даже понять того языка, на котором я свободно говорю!» Почему Эрик выбрал Анджелль? Потому что Ричардсон – такая же пустышка, как и его накрашенная и разодетая куколка!

— Ты прав, я позвал тебя не ради того, чтобы угощать тебя дорогим вином. Я позвал тебя для того, чтобы проверить одну примечательную вещь, — зло оскалился гангстер, а в его глазах заплясали чертята. — Клянусь тебе, я хотел тебя убить. Я думал об этом. Однако, взвесив все «за» и «против» я решил, что это глупая затея. Понимаешь ли, Йоханесс, я во всём стараюсь искать выгоду. Ты болен астмой, значит, твои органы повреждены, не здоровы. К чему мне мусор, которого у меня и так полным-полно?

Ольсен невольно вздрогнул, представив, как Эрик маленьким ножичком вырезает из груди какого-нибудь парня или прекрасной девушки сердце, безумно хохоча. Хорошо, теория про убийство ради смеха оправдывает себя лишь частично, если опираться только на последнее слово, но в целом и в общем она не подходит ситуации с Ричардсоном совершенно. Глупый Йоханесс. С чего он вообще решил, что гангстер с безумными глазами – просто кукла? Что делает Эрик с органами? Продает их на чёрном рынке, чтобы загрести себе ещё больше денег? Убийство ради богатства?

— Кажется, у тебя есть сын? Юная кровь, живая и трепещущая, — Ричардсон сделал глоток вина. — Надо сказать, что Оливер в этом плане мог заинтересовать меня гораздо больше, чем астматик или старик. Но я более чем благороден. Я не убиваю детей, тем более за грехи своих отцов. Пусть отвечает тот, кто виноват. Хотя я почти уверен, что ты бы без лишних размышлений выбрал бы свою смерть, чтобы сохранить жизнь своему сыну, — Эрик протянул застывшему в немом страхе Йоханессу бокал вина. — Мой друг, возьми бокал, иначе я вылью его тебе на голову.

Ольсен дрожащими руками взял протянутую хрустальную посуду, все ещё пытаясь унять бешеное сердцебиение. Только из-за того, что Ричардсон решил поговорить про возможную смерть Оливера, Йоханесс возненавидел его ещё больше. И, может, начал бояться ещё сильнее. Никакой смелости, только спокойствие, вежливость и покорность. Эрик – эгоцентричный маньяк, не знающий страха и жалости. Не стоит его раздражать.

— Mi piace se ⁰ , — довольно улыбнулся Ричардсон, что-то прошептав себе под нос. — Гловер меня не интересует совершенно. Не понимаю, отчего ты только решил послушать его. Он стар и глуп, — Эрик сморщился. — Однако, если бы не его благородное содействие, мы бы с тобой сейчас мило не беседовали бы, правда, Йоханесс?

— Да. Да-да, — быстро ответил Ольсен.

— Мне не нравится, как ты себя ведёшь, — Ричардсон нахмурил тонкие брови. — Мне не нужна ещё одна механическая кукла. Я достаточно насмотрелся на них в жизни. Я знаю, что ты не такой. Я заметил твою язвительность, резкость и грубость. Не пытайся скрыть себя от меня, — раздражённо прошипел Эрик, присаживаясь обратно на диван, закидывая ногу на ногу. — Выпей вино в своём бокале до самого дна, тогда я продолжу.

Гангстер добивался непослушания? Грубых речей? Резкости? Суть в том, что показать свой очаровательный характер Йоханесс действительно мог, стоило ему только выпить алкоголя. Контролировать себя, будучи опьянённым, крайне трудно, а Ольсен и без того чувствовал, как от сладких речей Ричардсона его мозг начинал плавиться и поддаваться искушению, запретному плоду. Но мужчина, прекрасно понимая, что выхода у него нет, залпом выпил всё вино до конца.

— Eccellente! — восхищённо воскликнул Эрик. Кажется, Йенс уже слышал это слово. — Ты мне нравишься, Йоханесс, ты мне очень нравишься! — вероятнее всего, от тёплого воздуха в комнате и от алкоголя щёки художника вспыхнули алым пламенем. — Мой друг, скажи мне, почему ты решил согласиться на заключение контракта с мафией?

— У меня астма? — изогнув бровь, пробормотал Ольсен, не совсем понимая, какого ответа ждёт от него Ричардсон.