Вот как это произошло.

Хансгеорг Вагнер был одним из первых музыкантов, обученных языку дойч, который также называют немецким или тевтонским, когда Переоткрытие человека начало возвращать в мир культуры, существовавшие до эпохи Разрушения.

Глаз Хансгеорга Вагнера был наметан на драматизм. Когда история Рода Макбана получила огласку, вскоре после того, как он вернулся на свою родную планету, Старую Северную Австралию, Вагнер отказался рассматривать очевидные сцены: мальчик на своей далекой засушливой планете делает ставку на Землю и выигрывает большую часть денег во вселенной; мальчик гуляет по Марсу; мальчик встречает свою «жену», К’мелл, самую красивую из женщин-кошек, которая работает эскорт-девушкой на Земле; мальчик вступает в смертельную схватку с Амаралом; загадку «Универсама заветных желаний» и что там произошло с Родом; и даже пугающую последнюю сцену с О’телекели. Вагнер также не пожелал использовать трагичную сцену, в которой спутница Рода, его работница Элеанор, расстается с ним в башне Землепорта вскоре после того, как К’мелл спела Роду свою знаменитую песенку:

Вместо этого Вагнер, движимый инстинктом подлинного художника, выбрал встречу в музыкальной комнате.

В музыкальной комнате: встреча с прошлым

Пассажирская полетная шахта Землепорта напоминала древнюю лифтовую шахту, вот только настоящий древний человек очень удивился бы, если бы ее увидел. Глубина шахты составляла десять миль, если не больше (трудно точно установить, что такое мили, но они были намного длиннее километров), и в ней не было лифтов. Шахта была красиво освещена. Там имелись информационные знаки, частые остановки для отдыха и любопытные обзорные виды. Она была только для людей. Люди надевали магнитные пояса, шагали в пустоту и летели вниз или вверх со скоростью около двадцати метров в минуту, в зависимости от выбранной шахты; шахты всегда располагались попарно, одна вела вниз, другая вверх.

В грузовых шахтах, напротив, не было ни знаков, ни мест отдыха, ни достопримечательностей. Скорость вниз была намного выше. Грузы поднимались или падали, прикрепленные к магнитным поясам; недолюди и роботы надевали пояса на себя, если только не забывали про них и не превращались в кровавое месиво или разбитый механизм далеко внизу. В обеих грузовых шахтах, как и в пассажирских, имелись предупреждения, поскольку потерявшие свои пояса люди неслись вниз к неминуемой смерти. В каждой паре шахт имелись улавливающие сети, чтобы спасать падающих людей и предметы и защищать от них других пассажиров внизу, однако эти сети работали не слишком хорошо.

В первой сцене драмы Вагнера Род Макбан и К’мелл стоят на вершине грузовой полетной шахты. К’мелл держит на руках маленькую обезьянку-хирурга О’гентура, который уснул, измотанный путешествием. Род Макбан, на голову выше большинства людей-кошек, спорит жестами более грубыми и настоящими, чем те, которыми пользуются люди-кошки. Перед высадкой на Землю его копне светлых волос придали сходство с кошачьим мехом; длинные редкие усы странно подергиваются, пока он излагает свои выразительные желания откровенными севстралийскими жестами.

После краткого развития сцены Вагнер заставляет обоих спеть лирический припев. «Земля моя, но что мне проку в том?» – поет Род. «Земля твоя, но прояви терпенье, мой любимый», – поет К’мелл. Комедийную нотку привносит то, что К’мелл пытается надеть на корчащегося Рода магнитную упряжь. Сцена кончается тем, что оба шагают за край полетной шахты (которая кажется бездонной), навстречу долгому падению к поверхности Земли.

Мы знаем, что оба без проблем добрались до низа. Единственная трудность заключалась в склонности Рода слишком много болтать, когда предполагалось, что он, богатейшая личность в мире, будет путешествовать под видом бедного, глупого человека-кота. Разрываемая между любовью и раздражением, К’мелл то потакала ему, то утихомиривала его.

Кризис разразился (и Хансгеорг Вагнер передает это в своей пьесе), когда Род услышал звуки невероятной музыки.

Прежде он никогда не слышал ничего подобного.

– Что это? – воскликнул он.

– Музыка, – ответила К’мелл успокаивающим голосом.

Он не назвал ее глупой, но, сердито рыкнув, потянулся к перекладине бесконечной аварийной лестницы, которая тянулась вдоль шахты. Поднялся на несколько перекладин и заглянул в кромешную тьму бокового туннеля, который, казалось, никуда не вел, но из которого определенно доносилась странная, яростная, чудесная музыка. Род поднимался, преодолевая мягкую, пульсирующую тягу магнитного пояса, и потому запыхался от двойной нагрузки. К’мелл пролетела еще десять метров вниз, прежде чем заметила, чем он занят. Устало, но без возражений она вскарабкалась к нему по лестнице, неся собственный вес и вес спящей обезьяны-хирурга и преодолевая тягу собственного пояса. Когда ее голова оказалась на уровне ступней Рода, тот аккуратно сошел с лестницы и сделал два очень робких шага в глубину темного бокового коридора.

Оба отчетливо слышали музыку.

Пульсирующие, бьющиеся струны издавали прекрасные звуки.

К’мелл почувствовала вопрос Рода, хотя в темноте не могла видеть его лица.

– Этот инструмент – это фортепиано. Их снова начали делать.

Род положил ладонь на ее руку, чтобы она умолкла.

– Слушай. Кажется, он поет.

Объемная, богатая фортепианная музыка и мужской тенор неслись к ним из коридора, скрытые тьмой, но, казалось, близкие:

Голос умолк. Последовало несколько аккордов, словно человек пытался подобрать аранжировку.

– Частично это старый аглицкий, – сказал Род, – но другого языка я никогда прежде не слышал. И я точно никогда не слышал подобной мелодии.

– Мне знакома большая часть музыки, которую исполняют на Земле, – прошептала К’мелл, – но я тоже не слышала ничего подобного. Идем, Род. Давай спустимся по шахте. Когда мы окажемся в безопасном месте, я отправлю посланников, чтобы они выяснили, что происходит в этой части башни Землепорта.

– Нет, – возразил Род. – Я иду туда.

– Род, ты не можешь. Нельзя. Это поставит под угрозу все. Маскировку, планы лорда Жестокость, твою безопасность.

– Я купил этот мир, – ответил Род, – и будь я проклят, если не получу хотя бы немного музыки. Я иду.

– Род! – воскликнула она.

– Останови меня, – грубо бросил он и смело зашагал по коридору во тьму, словно не боялся люков и электрических экранов. К’мелл последовала за ним, неохотно и осторожно.

В коридоре вспыхнули красные предупреждающие буквы:

Записанный голос крикнул:

– Уходите! Уходите! Роботам вход воспрещен. Недолюдям вход воспрещен. Настоящим людям вход воспрещен. Лорды Инструментария должны получить индивидуальный допуск. Секретная работа. Уходите! Уходите! Роботам вход воспрещен. Недолюдям вход воспрещен… – и так далее по кругу.