Если осмелишься, спустись в колодец своей души. И пусть тем, кто остался снаружи, твой доносящийся из глубины голос покажется иллюзорным, но однажды ты непременно поднимешь на свет истинного себя.

***

Одиннадцатилетняя девочка стояла под бронзовой кроной и тихо считала вслух. Остановившись на цифре тридцать четыре, она открыла глаза, и ее тут же ослепило яркое, не по-осеннему ласковое солнце.

В тот год осень была удивительной. К обычному в этот сезон буйству красок примешивался какой-то тонкий, почти неуловимый аромат, и многие дачники даже и не думали запирать свои дома, чтобы осесть в городских обустроенных квартирках. Погода в первую неделю октября стояла солнечная и теплая.

И девочка, защищенная кровлей могучего дерева, всем своим существом тянулась навстречу свету, доверчиво подставляя его позолоте лицо. Дети редко способны выразить эту смесь неясных предчувствий и ожиданий словами, но едва ли хоть один взрослый способен на подобную глубину погружения в жизнь. Девочка ощущала себя на пороге какого-то великого открытия. Казалось, что стоит ей только захотеть, и ветер соткет из листьев ковер, который понесет ее над полем, лесом и их бревенчатым домом. Упоенная чудесным видением, она приникла к старому дубу и снова закрыла глаза.

***

Повсюду царил хаос, порожденный скорым переездом. Но в одной из комнат старого дома беспорядок был вызван совсем иной причиной. Казалось, в этой маленькой комнатушке прошел настоящий ураган. Столик был перевернут, и его ножки, словно умоляя о пощаде, беспомощно таращились вверх. На полу валялись фантики от жвачек, письма, выцветшие листы с детскими каракулями и рисунки на любой вкус и цвет. И во всем этом пестром великолепии островками проступали черно-белые фотографии, заботливо вырезанные из семейного альбома.

В эпицентре же этого беспорядка, подперев ладонями пылающие щеки, сидел мальчик лет десяти. Его загорелое худое лицо блестело от слез. Он потерял друга. Навсегда, безвозвратно. Наконец, вздохнув и решительно вытерев ладонью глаза, мальчик принялся собирать фотографии, теперь единственную овеществленную память о друге.

***

Рита росла мечтательной девочкой, с раннего детства увлеченной приключенческими детективами и романами. Светлая кожа, русые волосы и унаследованные от матери выразительные серые глаза – все это служило примером гармонии черт, хотя внимательный наблюдатель мог заметить в ее облике излишнюю напряженность, что несколько портило общее впечатление. В этом году она перешла в шестой класс и ничем особым среди сверстников не выделялась. Школьные успехи, исключая твердой пятерки по математике, были довольно посредственны, однако девочке всегда удавалось держаться в рядах хорошистов. Несмотря на искреннюю приветливость, никто бы не решился назвать ее общительной. Даже когда случалось, что Риту принимали за свою в шумной девчачьей ватаге, она очень скоро уставала от стихийных детских проказ. Забыв об игре, девочка уединялась в каком-нибудь укромном уголке, привлеченная бабочкой или каким-нибудь необычным цветком. Поэтому дети быстро теряли к ней интерес и в следующий раз играть уже не звали. Она и в одиночестве находила себе массу занятий. Ей было свойственно загораться какими-либо проектами, например, составить алфавитный каталог для своих книг или сшить кукле платье. Но через какое-то время, потеряв вдохновение, Рита бросала свое занятие на полпути, оставляя без сожаления кучу резаной бумаги и ворох тканевых обрезков на своем письменном столе. Мать часто отчитывала ее за отсутствие усердия, а отец же, согласно поддакивая, тайком подмигивал дочери. С родителями девочка близка не была. Им в равной мере были чужды и ее обманчивая внешняя флегматичность, и подлинное бурное течение души. Они угадывали в своем ребенке нечто отличное от природы их бытия, а их дочь, в свою очередь, чувствуя эту отстраненность, все больше погружалась в мир собственных грез. Она могла часами просиживать, уставившись в одну точку, размышляя, например, над тем, у какого именно моря встретились Ассоль и капитан Грэй и каким образом он смог в толпе зевак на берегу разглядеть неприметную девушку. Мама планировала поехать отдыхать летом в Сочи, и сердце Риты всю весну было наполнено радостными предчувствиями. Она представляла, как, взяв пару книг, устроится на сказочном морском берегу, совсем не походящим на серый финский залив или море из скучных рассказов родителей.

Но ожиданиям не суждено было сбыться. В последний момент отпуск матери перенесли на октябрь, и на семейном совете было решено провести отпускной месяц на собственных шести дачных сотках. И на этот раз, не встретив сопротивления в исполнении задуманного, в конце сентября семья Ерофеевых выехала за город.

***

От реки веяло утренней прохладой и дул ветерок. Он забавлялся с листьями деревьев, высаженных вдоль берега, с игривой легкостью срывая их и пуская в последнее путешествие по воздуху. Мальчик завороженно следил за их плавными кульбитами, провожая взглядом до самой земли. Вот уже месяц он жил в столице и успел облюбовать открытую площадку на берегу неглубокой узкой речушки. Джину нравилось проводить время у воды, наблюдая за речной рябью, что напоминала о старом доме и о его прежнем беззаботном существовании. За последние несколько месяцев ему пришлось многое пережить, и пережитое оставило след и в облике, придав миловидному лицу задумчивое выражение. В прежней школе, являясь одним из первых по успеваемости учеников, Джину успевал быть и зачинщиком мальчишеских проказ. В то время открытая широкая улыбка, постоянно гостившая на его лице, не раз заставляла взрослых останавливаться, засмотревшись на обаятельного худого подростка. Но здесь он был чужаком, и непрошедшая горечь утраты еще давала о себе знать.

С грустью простившись с западным побережьем, а заодно и с уходящим летом, его семья, состоящая теперь из мамы и брата, перебралась в одноэтажный домик на окраине Сеула. Джину, привыкшему проводить все время на воздухе, их новое жилище казалось тесным и неуютным. Кроме того, тоску мальчика обостряло постоянное отсутствие матери, вынужденной брать подработки. Сам же он, проводив с утра младшего брата в сад, без тени протеста приступал к домашним обязанностям, что теперь полностью легли на него. На побережье Джину оканчивал последний класс младшей школы1, однако, желая взять на себя часть забот по обустройству их нового быта, убедил женщину отложить его зачисление до весны2. Успокаивая мать, переживающую из-за перерыва в его образовании, мальчик, приученный с ранних лет к дисциплине, уделял много времени самостоятельным занятиям. А в редкие часы, не занятые помощью по хозяйству и учебой, находил радость в созерцании тех незамысловатых пейзажей, что мог предложить стремительно отступающий к горам столичный район.

***

Рита собралась на свою обычную прогулку, когда солнце уже было давно за работой, любовно разукрашивая пейзаж за окном в теплые оранжевые тона. Едва покончив с накопившимися за неделю скучными школьными уроками, она выглянула на улицу, и ей тут же передалась радость от этого солнечного творчества, распространяемого повсюду лучистыми кистями. Девочка потянулась от удовольствия. Дела были сделаны, и можно было вернуться в родную стихию. Ни минуты не медля, она вышла за калитку и, перейдя небольшое соломенное поле, нырнула в чащу леса. Жадно вдыхая аромат прелых листьев, согретых за день на солнце, она то неспешно шла по тропинке, а то перепрыгивала затененные деревьями участки, словно играя с лесом в незримые классики. Захваченная этой забавой, девочка не заметила, как оказалась на своей полянке с укорененным в самом центре раскидистым дубом. И заключив его в свои объятья, словно дуб был старым добрым дядюшкой, с которым она не виделась последние сто лет, Рита приступила к любимой игре.