Ноги сами вынесли его на знакомую улицу, по которой стоял их дом. Или дом Гавриила, если уж тот считал, что всё, что им оплачено, принадлежит ему безраздельно. Азирафаэль тогда тоже ему принадлежал со всем оплаченным образованием, лечением и остальным. Противное чувство.

Домой он не пошёл: свернул и направился к мерцающей в темноте вывеске книжного магазина. Прохожих на улице было совсем мало, оно и не удивительно. В конце концов, это вечер дня Благодарения, который принято проводить в кругу семьи, все сидят по домам, пьют горячий чай и наворачивают индейку, от мысли о которой Азирафаэля снова начинало тошнить.

Когда он толкнул дверь магазинчика, над ним мелодично зазвенели колокольчики. Внутри горел приятный, тёплый свет и не было никакого снега.

― Ох, прошу прощения, мы уже закрываемся! ― послышался знакомый голос из-за стеллажей и через секунду из-за дальнего появилась мадам Трейси. ― Я, похоже, забыла закрыть дверь… О, мистер Фелл!

― Я не хотел вас тревожить, пойду, если у вас уже закончился рабочий день, ― пробормотал Азирафаэль, понимая, что его голос звучит до необычного глухо и вряд ли убедительно.

― Молодой человек, вы в таком виде никуда не пойдёте! ― Мадам Трейси просеменила к нему и, закрыв входную дверь на ключ, принялась снимать с него пальто. ― Для начала вы снимете свои ужасно мокрые вещи и выпьете со мной чашечку горячего чаю, а потом мы посмотрим, что с вами делать.

― Не стоит, ― только и успел сказать Азирафаэль, но уже оказался без пальто, с чашкой чая в руках, где-то глубоко в подсобке магазинчика, под заботливое воркование мадам Трейси. Казалось, что зайдя сюда, он оставил за дверью не только плохую погоду, но и с десяток проблем.

― Стоит, стоит, поверьте женщине с опытом, ― говорила она, усаживая его в кресло и накрывая пледом. ― Человек, мокрый от снега, точно не должен уходить обратно в холод.

― Вы всех посетителей так принимаете? ― спросил Азирафаэль с усмешкой. Отказываться от чего бы то ни было уже совсем не хотелось.

― Ну что ты, только друзей Энтони. Точнее его одного не совсем друга.

Многозначительный взгляд мадам заставил Азирафаэля залиться краской и опустить взгляд в чашку. Ну конечно, Кроули ведь говорил о них со своей необычной подружкой. Это только ему самому не с кем было поделиться эмоциями и мыслями.

― Я давно хотел зайти в этот магазин, не знал, что он ваш, ― пробормотал он, чтобы как-то сгладить неловкую паузу.

― Он моего бывшего мужа, тот был просто помешан на книгах! Оставил его после своей смерти, а я никак не могу разобраться, как вести дела. Очередная девочка-продавщица куда-то делась, и мне даже не на кого было оставить магазин на праздник. По-хорошему, нужно было закрыться пораньше, но что-то пошло не так.

Мадам усмехнулась и развела руками.

― Сегодня всё идёт как-то не так, ― с грустной улыбкой кивнул Азирафаэль.

― Ужин с вашими родителями всё же сорвался? ― со знанием дела спросила мадам Трейси. ― Кроули всю неделю был как на иголках из-за него, так распереживался, что у него кисти из рук валились.

― Даже так?.. ― Азирафаэль опустил взгляд в чашку, где медленно кружилась долька лимона. Он до последнего не замечал состояния Кроули, слишком погрузился в собственное. Так не должно было быть. Азирафаэль никогда не считал себя эгоистичным, но как только у него появился человек, рядом с которым он чувствовал себя равным, а не младшим, как с отцом, оказалось, что всё просто ужасно. Мало того, что Азирафаэль всё внимание требовал на себя, так ещё и даже не замечал проблем Кроули, был совершенно слеп. ― Всё прошло просто ужасно. Я даже не смог досидеть до конца и сбежал… Ещё и на Тони наехал за то, что он выпил перед ужином.

― Это он от нервов, ― вздохнула мадам и погладила его по руке. ― Не суди его строго, он старался как лучше, не его вина, если всё вышло из-под контроля.

― Я понимаю, ― выдохнул Азирафаэль. Теперь ему становилось понятно, почему Кроули так легко общался с этой женщиной: она действительно всё понимала и давала правильную поддержку. К такому человеку хотелось возвращаться. ― Всё так вышло, потому что каждый из нас ошибся. Отец ― не сдержался, я ― понадеялся, что всё как-то само образуется, Кроули ― потому что перенервничал и выпил, Вельз… Она просто была собой и не имела никакого интереса ко всему этому.

― Вот с этим позволь не согласиться. Дженифер, скорее всего, таким образом защищала Кроули от человека, к которому не стоило подлизываться.

― Дженифер? ― рассеянно переспросил Азирафаэль. Мадам Трейси чинно кивнула и, откинувшись на спинку кресла, закинула ногу на ногу.

― Полное имя тётушки Кроули ― Дженифер Мэйсон. А Вельз Кроули её называет с детства, с тех пор, как кто-то из её парней при разрыве пошутил о том, что она страшная, как князь преисподней - Вельзевул, получается. Несмотря на то, что Дженифер немного резкая и бывает грубой, это не отменяет того, что она удивительно проницательная женщина, уж мужчину она может оценить с первого взгляда, и, полагаю, твой отец ей очень не понравился.

― Не понравился, ― кинул Азирафаэль. ― Но… Он просто такой. Немного… Даже не знаю, как описать. Жестокий. Заносчивый.

― Но ты его любишь, ― заметила мадам. Она не спрашивала, утверждала, и Азирафаэлю не оставалось ничего, кроме как кивнуть. ― А он любит тебя. Все родители любят своих детей, просто по-разному. Кто-то проявляет любовь давая свободу и не замечая, что её слишком много, как Дженифер. А кто-то, как твой отец, хочет дать своему ребёнку всё, ту жизнь, которую он сам считает идеальной, без тёмного прошлого и сомнительных знакомств. ― Она сделала паузу, но не отвела от Азирафаэля взгляда серых глаз. Пока за окном завывал ветер, а хлопья снега бились об окна, в книжном магазине было тепло, светло и, кажется, раскрывались самые страшные тайны взрослых людей. ― Вы ― дети, склонны преувеличивать, особенно когда дело касается возможностей ваших родителей. Вам очень долго кажется, что отцы и матери всемогущи, бессмертны, вечны, хотя на самом деле мистер Шедвелл не слишком далеко ушёл от своих учеников, и лишние пятьдесят лет жизни на него положительно не повлияли.

Азирафаэль рассеянно моргнул, а потом тихо рассмеялся, осознавая, что сказанное было шуткой, пусть и основанной на реальных фактах. Мадам Трейси тоже улыбнулась.

― Я это всё веду к тому, что все иногда делают глупости. Иногда эти глупости глубоко ранят. Но прощать их или нет, решать только тебе, опираясь на собственное чувство любви. Если любишь ― прощаешь всё, без исключений, а когда не можешь простить, значит, уже не любишь. ― Улыбка мадам Трейси стала неожиданно грустной. ― Наверняка тебе интересно, как я уживаюсь с мистером Шедвеллом, мы ведь «такие разные». Почти как ты с Энтони. Но в этом и ответ: вы прекрасно уживаетесь, потому что любите друг друга. И, конечно, для вас эти отношения первые, вы только учитесь быть вместе и оба делаете ошибки. Но пока вы прощаете друг друга, всё будет продолжаться, а это ведь главное, правда? Точно так же и с твоим отцом. Он-то тебя точно простит, каким бы ты ни был.

Азирафаэль слушал и чувствовал, что вместе с горячим чаем по телу разливается спокойствие. Слова мадам Трейси были лучшим успокоительным средством в мире, и с каждой новой фразой он всё больше убеждался в её правоте. Какие бы проблемы у него ни возникали с отцом, они всегда были решаемы, под конец всё складывалось пусть и не идеально, но хорошо, определённо хорошо. И было бы глупо сомневаться в любви отца к сыну после того, как тот бросил отличную работу и переехал в другой конец штатов, только чтобы Азирафаэль мог без страха ходить в школу.

― Мне нужно вернуться, ― пробормотал Азирафаэль. ― Кажется, теперь я могу нормально поговорить с ними обоими.

― Вот и замечательно, ― удовлетворённо кивнула мадам. ― Я дам тебе денег на проезд, чтобы не ходил под снегом. А то простудишься ещё накануне проверочных работ. Тебе подходит двенадцатый автобус по этой стороне улицы, он должен прийти с минуты на минуту.