Он вскинул голову, и Азирафаэль увидел, насколько у Кроули сейчас отчаянный взгляд. Тот явно был готов получить по лицу за такое заявление. Но Азирафаэль не смог бы даже руку сейчас поднять, не то что ударить. В его голове только и крутились мысли одна быстрее другой. Зачем Кроули говорит такие вещи? Издевается, что ли? Куда ягодицам Азирафаэля до его? В сравнении с почти модельным Кроули, он бы выглядел неуклюжим медведем, за что его вообще любить и… хотеть?

― Кроули, если это шутка, то не слишком смешная, ― пробормотал он, понимая, что нарушает обещание, но совершенно не способный что-то с собой сделать. ― Я же… Толстый, трусливый и совершенно не способен за себя постоять. Всё что ты говоришь… Это про кого-то другого, а не про меня.

― Нет, ты не понимаешь! ― Кроули сделал шаг к нему, но замер, не решаясь подойти ближе. Почему-то всплыло воспоминание, как Азирафаэль оттолкнул Кроули в парке, стоило ему коснуться его руки. ― Ты не видишь этого, и никто вокруг тебя никогда не видел, но Азирафаэль, ты замечательный человек. Потрясающе добрый и решительный, когда это действительно необходимо. Ты сделал кучу вещей, которые я бы никогда не смог. Я же не просто так называю тебя ангелом, ты такой и есть… Прощающий. По-другому я вообще не знаю, как ты мог пожимать руку Лигура после того, как он тебя ударил. И то, как ты разговаривал с Уриэль… Не смей себя недооценивать!

― Ты… Ты отходишь от темы разговора, ― выдавил из себя Азирафаэль с усилием. Сложно слушать то, как тебя так открыто нахваливают, особенно, когда вроде как должен сердиться на человека, который всё это говорит. ― Кроули, почему я был в спущенных штанах, когда проснулся?

Кроули молчал. Он словно выговорил все слова, которые у него были и теперь не знал, какие звуки нужно произносить, чтобы они сложились в нужные фразы. Смотреть на его растерянное лицо было сложно, Азирафаэль даже поймал себя на сочувствии.

― Мне кажется, что это очевидно, ― пробормотал Кроули наконец. ― Ты был в сознании, когда мы добрались до машины. Лез целоваться. Стянул с меня куртку… Я просто… Ты даже не можешь представить, как я сожалею. Мне не следовало, я готов себе руки отрубить за то, что так тебя тогда касался. Но я ничего не успел сделать, на самом деле. В смысле, как ты выразился, я не «взял». Ты отключился. ― Кроули потёр затылок, смотря при этом в пол. Вид у него был почти болезненный. ― Я просто подрочил и всё. Ничего больше.

Чайник медленно закипал. Азирафаэль смотрел на свои руки, не готовый поднять взгляд на Кроули. Тот поступил просто отвратительно по отношению к нему, если уж быть совсем честным. Хотел воспользоваться его пьяным состоянием, отчасти даже так и было. С другой стороны, злость на него прошла, улетучилась в тот момент, когда Азирафаэль поверил, что Кроули может себя убить из-за его слов. Сейчас на чашах весов лежало его сердце и здравый смысл, который подсказывал, что такое нельзя спускать на тормозах. К сожалению, сердца у людей совершенно глухи к доводам разума.

― Я не помню, как это ― целоваться с тобой, ― пробормотал Азирафаэль тихо, всё ещё не поднимая взгляда. ― Это жутко обидно, знаешь ли. У тебя столько воспоминаний обо всём этом, а я даже не знаю, было ли мне приятно. Я хочу вспомнить. А потом уже что-то решать.

Кроули ничего не сказал. Какое-то время он стоял неподвижно: Азирафаэль видел его ноги, руки, но не лицо. Он стоял, будто окаменелый, наверное, не верящий в то, что только что услышал, почти целую минуту. А потом рывком сделал последний шаг к Азирафаэлю, коснулся пальцами его подбородка и заставил поднять взгляд. Увидев его лицо, уже нельзя было отвести взгляда. Азирафаэль вдохнул и не смог выдохнуть: ещё никто на него так не смотрел. С дикой смесью обожания, желания и чего-то такого тёплого, от чего в сердце щемило. До этого дня он вообще не знал, что обычные человеческие глаза могут выражать так много и сразу.

Губы у Кроули оказались тёплыми, жёсткими, обкусанными, с солоноватым привкусом крови. Азирафаэль чувствовал отвердевшие корочки кожи на них, чувствовал дыхание на своей щеке и прохладную ладонь на шее. И вместе со всем этим, внутри разливалось что-то тёплое, заполняющее его всего, от пяток до макушки.

Тем временем на плите во всю кипел чайник.

― Решил? ― тихо спросил Кроули, отстраняясь, но не убирая руки от затылка Азирафаэля.

― Нет, ― тот покачал головой и порывисто провёл языком по губам. ― Можно ещё раз?..

― Конечно.

Комментарий к Глава двадцать шестая. Второй шанс

Иллюстрация:

https://vk.com/photo-139148478_457239333

Комикс-синопсис главы:

https://vk.com/photo-139148478_457239331

https://vk.com/photo-139148478_457239330

========== Глава двадцать седьмая. Первая неделя ==========

У них был очень долгий разговор. До конца дня они пили чай, говорили, Кроули держал Азирафаэля за руку. Столько всего нужно было рассказать, столько всего объяснить и раскрыть последние карты. Азирафаэль хотел понять Кроули, а тот был готов понимать его. Сложнее всего в этом было то, что сам себя Азирафаэль совсем не понимал.

Ему понадобилось около часа, чтобы собраться с силами и рассказать о самых травмирующих моментах в предыдущей школе. О чужой руке на его ягодице в грязном переулке, о предательстве того, кто ему нравился, возможно, чуть больше, чем друг, о противной кличке, которая закрепилась за ним и на которую так неосторожно в своё время надавил Шедвелл, об отце, который слишком консервативен для того, чтобы смириться даже с замкнутостью сына, не то что его «особенностью». Кроули молча слушал, гладил его по руке и доливал чай. Когда Азирафаэль закончил, он поцеловал костяшки его пальцев, вызывая мелкую приятную дрожь и прилив крови к лицу.

― Я никогда не сделаю тебе больно и не заставлю бояться, ― сказал он тихо, смотря прямо ему в глаза, и Азирафаэль не смог бы усомниться в этом, даже если бы захотел.

Нельзя сказать, что с тех пор всё изменилось. Азирафаэль думал, что в таких ситуациях жизнь переворачивается с ног на голову, всё преображается и мир предстаёт в совершенно других цветах. На самом деле никаких резких изменений не наблюдалось. Было даже удивительно, как те чувства, которые Азирафаэль считал дружбой, плавно перешли во что-то большее, при этом практически не изменив формы. В школе они вели себя как обычно: разве что случайных касаний стало значительно больше. Кроули садился ближе к нему во время обеда, изредка задевая его бедро своим, в ожидании начала урока в коридоре, они стояли рядом, так что соприкасались плечами. А когда они оказывались одни в туалете, Азирафаэлю доставался быстрый, порой слишком внезапный поцелуй. Поначалу всё это вызывало лёгкое напряжение, определённо было уместным, но вместе с этим слишком новым, немного пугающим. За неделю Азирафаэль привык и в пятницу уже сам поймал Кроули в туалете, чтобы поцеловать в щёку, чувствуя себя при этом крайне неуклюже: отчасти потому, что пришлось привстать на носочки, отчасти потому, что, слишком торопясь, он промахнулся и попал в уголок губ. Правда, вся неловкость ушла, когда он увидел, как Кроули улыбается после этого. В тот день он прижал Азирафаэля к раковине и впервые поцеловал не нежно, а жадно, проведя языком по нижней губе, проскальзывая в рот и при этом обнимая поперек спины, прижимая к себе. Их чуть было не застукали: Ньют очень не вовремя ввалился в уборную. Но если бы он этого не сделал, у Азирафаэля наверняка бы позорно подкосились колени, а сердце бы выпрыгнуло прямо через горло.

После этого они договорились, что всё новое они пробуют только с разрешения Азирафаэля. Даже поцелуи. Больше никаких внезапностей. Не то, чтобы Кроули строго придерживался этой договорённости, но так было проще.

Понадобилась всего неделя для того, чтобы Кроули приучил его к мимолётным касаниям и поцелуям, и Азирафаэль даже не заметил, когда держание за руку для них стало нормой. Ему просто не хотелось отпускать прохладную ладонь, пока та не согреется в его собственной, а Кроули, кажется, совсем не возражал: он вообще был за любую инициативу, что и привело их к текущему положению дел.