– Надо отсюда выбираться, пока совсем не окоченели!

У меня тоже зуб на зуб не попадает. Но тащиться куда-то ночью, да еще и волки в округе рыщут…

Но Федор не отстает:

– Давай, давай, поднимайся, если не хочешь остаться тут насовсем. К утру мы оба получим здесь воспаление легких.

Кряхтя, я сползаю с копны и, следом за Федором, наощупь, ковыляю к выходу. Все тело ноет после падения. Ноги с трудом слушаются. Скрипучая дверь хлопает, весь сарай вздрагивает, как в ознобе от бешеных порывов ветра и, кажется, вот-вот рухнет.

Ворона на плече у Федора громко каркает, мы, как по команде выскакиваем из этого ненадежного убежища и ступаем на раскисшую от дождя землю.

– Ну и куда теперь?– уныло спрашиваю я. Темнота – хоть глаз выколи, и даже звезд больше не видно – небо совсем затянуло.

– Иди за мной!– и Федор делает первый шаг. Дверь за нами разъяренно скрипит и снова хлопает с пушечной силой. Оглянувшись, я различаю на фоне темного неба кособокий силуэт покинутого нами строения с пустыми провалами окон. А над проломленной крышей торчит неправдоподобно большая черная труба.

– Федор!

Он оглядывается.

– Вот это да! И как она его не развалит совсем? Ладно, пошли! Где-нибудь, наверное, есть нормальное жилье.

Через несколько шагов на ноги налипает по пуду грязи. Идти дальше – сплошная пытка, но не возвращаться же назад. Ворона преспокойно едет у Федора на плече, на поясе у него болтается мешок, а за пазухой он тащит книги. А я-то иду налегке!

– Давай,– предлагаю,– понесу что-нибудь.

Но Федор даже не оборачивается, а продолжает брести в одному ему известном направлении. Мы с трудом вытягиваем ноги из чавкающей грязи. На нас нет и сухой нитки, но озноб, действительно, прошел. Становится даже жарко.

«Где же, в конце концов, деревня?»,– думаю я, из последних сил тащась за Федором, и вдруг понимаю, что мы лезем в гору. Что-то я не припомню, чтобы около деревни были горы.

– Эй,– окликаю я Федора,– разве обязательно забираться на гору?– Задыхаясь, я догоняю его.

– Куда мы идем?!

И почти сразу я замечаю невдалеке темную стену леса. Не сговариваясь, мы устремляемся вперед, и вскоре оказываемся среди колючих еловых лап.

Здесь гораздо теплее и почти сухо. Через несколько минут мы забираемся в такую чащу, что дальше продираться не имеет смысла. Повалившись на мягкую хвою, устилающую землю, и немного отдышавшись, я спрашиваю:

– Может, ты все-таки знаешь, где мы?

– Утром разберемся!

И скрестив ноги, Федор опускает голову на грудь и тут же засыпает. Во дает! Мне здесь ни за что не уснуть. Ворона тоже нахохлилась и спит, так и не расставшись с Федором. И чего она к нам привязалась?

Наверное, я все же уснул…

Федор еще спит, а вороны на привычном месте нет! Неужто улетела? В чаще висит сырой полумрак. Высоко в просвете между макушками елей виднеется хмурое небо. Ночь прошла…

Внезапно откуда-то сверху на Федора планирует ворона. Он проснулся и как-будто даже рад ей. А я начинаю бубнить:

– Из-за этой проклятой птицы мы ввязались в такую историю. Сбросила книги в сундук, а ты тоже хорош – полез за ними. Что теперь делать? Ты хоть представляешь, куда мы попали?

– Не больше твоего. И перестань ворчать!

– Очень есть хочется,– не унимаюсь я,– зря ты ей все сушки скормил. Может, грибы поищем?

– А, может, вообще поселимся в лесу? Нет! Пора выходить отсюда, искать жилье.

Надо вставать, и мы отправляемся в путь.

Каждый шаг дается с трудом. Надо обходить завалы из старых деревьев, отводить колючие ветви, перепрыгивать через мелкие овраги. В лесу полно пауков, притаившихся в ожидании добычи, и мы вынуждены часто нагибаться, чтобы не задеть их.

Впереди, уверенно, как всегда, шагает Федор, и приходится, очередной раз довериться его чутью. Мы движемся все время в гору. Ворона летит где-то над вершинами елей, изредка каркая, как бы давая понять, что не забыла о нас.

Лес выглядит девственным. Кроме нас, наверное, в эту чащу никто никогда не забирался. Густые еловые ветви цепляются за одежду, не пускают вперед, ноги утопают в толстом сыром мхе.

Кругом так тихо, что хруст веток под ногами разносится, кажется, по всему лесу. Нам не встречается ни одной птицы. Не попадается ни одного гриба, ни одной ягоды. Даже муравейников нет в этом лесу. Только огромные мохнатые пауки.… Да еще наша ворона. Мы больше не разговариваем, впав в какое-то странное оцепенение, и с непонятным упорством продираемся вперед.

– Федор! Ты уверен, что мы не ходим по кругу? Так бывает в лесу.

Федор не оборачивается:

– Сам не пойму. Но меня словно тянет идти в эту сторону. Я не могу остановиться или свернуть. Такого со мной не бывало…

Мне становится по-настоящему страшно. С нами явно происходит что-то неладное. Я понимаю, что иду вслед за Федором, будто привязанный к нему невидимыми нитями. А он, повернувшись, неожиданно ныряет под тяжелую еловую лапу и через пару шагов исчезает. Я торопливо кидаюсь вдогонку.

Через какой-нибудь час, а может, и полтора, в течение которых мы не сделали ни одной остановки, наша ворона в очередной раз планирует на плечо к Федору и вдруг начинает радостно каркать:

– Каррр-каррр-каррр!!! – разносится по всему лесу, на который уже спускаются тяжелые сумерки.

Несмотря на наше знакомство с этой птицей – все равно мороз по коже! Она каркает без умолку и, если бы можно было так сказать о ней – даже заливисто. Прибавив шагу, я догоняю Федора:

– Если ворона радуется, нам следует ожидать неприятностей.

– Забыл, что ли, кто нас от волков спас? То-то…

– А из-за кого мы вообще сюда попали?

– Нет в тебе исследовательского духа, все бы ты ныл, – переходит в наступление Федор.

Мы бы долго еще препирались, но неожиданно к карканью нашей вороны примешивается очень далекое, но уже ясно слышимое карканье ее собратьев. И доносится оно как раз с той стороны, куда мы идем.

– Вот и разгадка! – говорю я.– У вороны слух лучше нашего. Она давно услышала этот хор и отвечает ему. В этом лесу кроме пауков, значит, есть еще и вороны. Так что здешняя фауна – не такая уж бедная.

– Да что ты привязался к птице?! – не выдерживает мой друг. – Надо прибавить шагу, если не хочешь опять заночевать в лесу.

Я, конечно, не хочу ночевать в лесу, но вот надежды на то, что мы выйдем к какому-нибудь жилью, у меня остается все меньше.

В это время над нами появляется целая стая едва различимых в темном небе ворон. Они каркают, хлопают крыльями, и наша птица вдруг плавно взмывает вверх, делает над нами прощальный круг и, слившись со стаей, исчезает за верхушками елей.

Карканье разом обрывается…

За эти несколько минут лес окутала густая темень. Вокруг так тихо и черно, что и в двух шагах ничего не видно.

– Странно, – медленно говорит Федор, – ворона улетела, и у меня такое чувство, что мы уже пришли.

– Знать бы еще, куда…

Но Федору явно не до шуток. В темноте он обламывает несколько веток и щелкает газовой зажигалкой. Она, ясно, лежала до сих пор в заветном мешочке у пояса. Получается небольшой факел. Горящие иголки потрескивают. Огонь то вспыхивает сильнее, то начинает слабо трепетать, и Федор, держа факел в вытянутой руке, направляется в ту сторону, куда улетели вороны. Едва мы проходим с десяток шагов, как плотная стена леса неожиданно расступается: прямо под ногами – вода! Что это – река, озеро? Что теперь делать?

Свет факела отражается в глади воды, как в черном зеркале. Не сговариваясь, мы наклоняемся – и из глубины на нас смотрят два испуганных и взъерошенных типа – мы сами. Нет ни малейшей ряби. Вода застыла, и воздух вокруг застыл, и само время, кажется, остановилось в этом лесу.

Федор нагибается, шарит рукой по земле и бросает в воду кусочек коры.

– Если речка или ручей – кора поплывет по течению. А если озеро – мы его обойдем.