Ворона грустно повела глазами – какое коварство!
– А ожерелье?!
Я отодвигаюсь подальше от сумки.
– Да оставил я паучков, не бойся. И остальное тоже. Мне чужого не надо…. Ну так вот. Подкрался я к кухне послушать, как тебя там экзаменуют, да кто-то в дверь изнутри толкнулся, я и придержал ее.
После вниз спустился и отпер люк в полу. Побегал я сегодня!.. Но теперь я намерен хорошо отдохнуть.
– Какой отдых, Федя?! Бежим отсюда! Постой, а почему ты решил, что школяры из кухни пойдут в класс?
– Элементарно! Раз набедокурили, значит, будут учить уроки, чтобы Мастера не огорчать. Это тебе не Игорь Палыч.
– Да уж…
– Залез я, значит, в ящик, и сижу себе потихоньку. Немного подождал, вы и пришли. Ворону только пришлось стреножить.
– А огонь над столом?
– Пиротехника! – Федор кивает на мешок.
– Ну а голос? – не сдаюсь я. – Странный был голос.
– Это я в трубку говорил. Прижал ее к полу, и эхо разнеслось над каменным полом. Неплохо, правда?
– Прямо голова кругом.
– Вот и отдохни здесь.
– Где это здесь? На чердаке, что ли?!
– А что? Школярам скажу, что превратил тебя в ворону, как обещал. Им это должно понравиться. А сам я должен осмотреть школу. Интересно, как их тут учат? Да и пособия учебные…
– Бежим отсюда, Федор!
– Успеем! Пока Мастера нет, я этим воспользуюсь. Хоть раз побыть в роли директора школы!
– Да ведь они скоро догадаются и тогда все, пропали! Этот Морквин настоящий пройдоха!
– Лады. Только переночуем, а утром уйдем. Ты отдохни пока, а то видок у тебя…. Можешь даже в кресле посидеть.
И Федор бодро отправляется к выходу с вороной на плече и сумкой, набитой колдовскими книгами.
– Послушай! – мне совсем не хочется оставаться тут в одиночестве, – А за какими такими травами ты их посылал?
– Успокоительный сбор, – не оглядываясь, бросает Федор, – его моя бабушка пьет. И еще по мелочи, из книги…
– Ты бы их еще в аптеку послал, за аспирином, – ворчу я и, тщательно заперев за ним дверь, усаживаюсь в кресло Мастера.
Кругом такой покой, тишина, что незаметно для себя, я задремал. Наверное, проходит совсем немного времени, и сна уже ни в одном глазу. Под окном очень зябко, не разоспишься. Да и в кресле Мастера мне как-то неуютно.
Трясясь от холода, я принимаюсь бродить по чердаку. Где-то здесь должны торчать смотровые трубки, так говорил Федор.
Споткнувшись прямо об одну из них, я прилипаю к стеклу: подо мной коридор, освещенный факелами! Скоро в поле моего зрения попадает Федор с вороной. Он тычется поочередно в запертые двери, пробует ключи, идет дальше и исчезает. Наблюдать за ним сверху очень занятно, и я торопливо ищу следующую трубку. Заглядываю в класс – его нет, в какие-то пустые комнаты – не то, не то…
– Ага! Вот он!
Федор, видимо, так и не сумев открыть ни одну из дверей, зашел в кухню. Обедать, что ли, собрался?
Он по хозяйски ворошит угли в очаге, подбрасывает в него несколько сухих поленьев и выходит куда-то. Через некоторое время возвращается с большой ощипанной куропаткой. «В кладовку ходил», – заключаю я.
Насадив тушку на вертел, Федор усаживается на пол, скрестив под собой ноги. На коленях он раскладывает толстую книгу – наша «Черная магия» – и углубляется в чтение. Вскоре появляется огрызок карандаша, Федор делает им какие-то пометки на полях. Если бы ты так в школе занимался!
Ворона с ученым видом заинтересованно вглядывается в пожелтевшие страницы, водит клювом из стороны в сторону, словно пытаясь что-то прочесть. В такой обстановке Федор сильно смахивает на колдуна, не хватает только черного балахона.
Но пора подумать и о еде. Сверху хорошо видно, как быстро подрумянивается куропатка. А Федор так увлекся, что, чего доброго, прозевает, и она сгорит. Ничего доверить нельзя! Я торопливо пробираюсь к выходу, и, поравнявшись с открытым окном, мельком выглядываю из него.
глава пятая
ПОБЕГ
По лесу в нашу сторону быстро движутся какие-то темные фигуры. Приглядевшись, я различаю в руках у некоторых увесистые суковатые палки.
Школяры возвращаются! Вот и сходили за пауками…
Опрокинув кресло, я перепрыгиваю через разный хлам, ударяюсь о многочисленные углы, кубарем скатываюсь по темной лестнице, пролетаю класс и выскакиваю в нижний коридор.
Налево или направо?! Бегу направо. Тут должна быть лестница на кухню, но вместо этого я вижу дверь. Открываю ее – ступени наверх. Возвращаться долго – в кухню можно попасть и через верх. Взлетаю по лестнице – коридор! Пот застилает глаза – скорее! А в какую сторону?! Тут, наверное, только Мастер разберется. И вдруг слева, из недр коридора, раздаются приглушенные голоса и топот ног. Я бросаюсь обратно – но поздно! Сзади слышны крики:
– Вот он! Держи его!!
Через три ступеньки – вниз, в подземный ход, и огромными скачками мимо класса и дальше, к Федору! Вот и лестница наверх, в кухню. Головой подкидываю люк.
– Федор!!!
А в дверь уже колотят, хорошо, что он ее запереть догадался, чернокнижник доморощенный! Сдвинув тяжелую лавку на люк, я наваливаюсь на нее всем телом.
– Открывай!! – ломятся в дверь.
Снизу в люк тоже бьют чем-то тяжелым. Федор, пометавшись по кухне, прячет сумку с книгами за низкий шкаф, набитый глиняной посудой. Потом достает из своего мешка камышовую трубку и манит меня за собой.
Что он еще придумал?
Дверь угрожающе трещит под ударами, да и люк в полу вот-вот не выдержит.
В углу кухни стоит широкая бочка с водой. Федор сдвигает тяжелую крышку – воды только на треть.
– Полезай!
– Да ты что?!
– Полезай, живо! – он почти запихивает меня в воду.
– Брр! – Вода ледяная, несмотря на духоту в кухне.
Федор ныряет следом, мы с трудом умащиваемся в бочке. Он ломает трубку и, сунув мне в рот половину, топит меня. Сам же, пригнувшись, задвигает крышку на прежнее место и тоже погружается. Вода поднялась под самый край. Интересно, сколько мы так высидим? Из-под воды ничего не слышно. Что там делается?
Проходит пять, десять минут…. Мне кажется, нам уже никогда не всплыть. Я совершенно околел и вот-вот превращусь в ледышку. Вдруг свет проникает в бочку – крышка сдвигается!
От неожиданности я выпускаю трубку изо рта, и, поперхнувшись ледяной водой, вскакиваю, бешено кашляя.
Торжествующие вопли раздаются со всех сторон. Нас выдергивают из бочки и тащат, угощая пинками и затрещинами.
– Стойте! – командует Морквин. Он, не спеша, взвешивая в руке, снимает со стены тяжелую кожаную плеть. – Мастер говорил о двадцати плетях…
Федора останавливают и, крепко держа за руки, живо поворачивают спиной.
Плеть поднимается и тяжеленный, крученый удар обрушивается на него! Мы так околели, что совершенно не способны к сопротивлению. Федор получает еще несколько ударов, и староста, не без сожаления говорит, сворачивая плеть:
– Остальное – утром! Надо же и на завтра что-то оставить.
Нас волочат вниз и, толкнув в спину, запирают в темноте. Отвратительно лязгает засов.
Мы снова в том самом погребе. Только на этот раз вырваться отсюда нам, кажется, не удастся. Чтоб хоть как-то согреться, я начинаю бегать по земляному полу, трясясь от холода и подпрыгивая на негнущихся ногах. Федор выливает из обуви воду и, скрестив ноги, усаживается на пол.
– Вставай, замерзнешь!
– Отлезь, я согреюсь раньше тебя.
«Опять за свои штучки», – думаю я, продолжая описывать круги по подвалу.
Самовнушением занялся. Сейчас, наверное, повторяет про себя: мне тепло, тепло, уже жарко…
Не выдержав, Федор вскакивает и принимается носиться с бешеной скоростью. «Самовнушение не помогло», – делаю я вывод, размахивая руками, как ветряная мельница. Становится чуть теплее. Вот только одежда не просыхает в таком холоде.
– Как ты думаешь, что с нами сделают, когда Мастер вернется?
