Морквин, полностью войдя в роль Мастера, – пародист поганый! – похоже скрипит:

– Умихмасс и вы двое, быстро вниз за треногами!

Еще трое послушно покидают столовую, спускаясь в открытый люк.

– Тащите все семь! – кричит он вслед, а потом вдруг поворачивается и вперивает свой водянистый взгляд прямо мне в глаза.

«До Мастера тебе, конечно, далеко», – думаю я, вежливо улыбаясь.

Минуты две-три он упорно таращится, выкатив из орбит блекло-голубые глаза и. чтобы доставить ему удовольствие, я не отворачиваюсь. Что он еще придумал? Меня почему-то беспокоят треноги, за которыми он отправил этих… ну, тьфу ты, язык сломишь!

Наконец, открывается дверь, и, пятясь, Флорин и Норин втаскивают жбан, сгибаясь под его тяжестью. Почти одновременно в открытом люке возникает лохматый затылок. Вот и треноги! Умих, или как там его, с командой волокут семь тяжеленных металлических треног, вроде тех, что используют фотографы, но с причудливо изогнутыми коваными ножками. Вместе с ними в комнату вползают душные запахи сушеных трав. Под мышками у школяров зажаты свертки, из которых выглядывают сухие стебельки.

– Травы не понадобятся! – напыжившись, цедит староста и вдруг выкрикивает: – Я вызову Покровителя Озера!

– Неужели решится? – у Шона отвисает челюсть. Мне становится как-то нехорошо. Только Покровителя здесь не хватало. Маг прыщавый…

– Подойди!

Приходится подчиниться.

– Ну?

Морквин, почти вплотную приблизивши ко мне лицо, выдыхает:

– Возьми треногу…

Эти трое сложили треноги в кучу у стола, а сами сидят теперь на своих местах и с плохо скрываемым любопытством лупятся на меня.

Ну и рожи! Я поднимаю одну из треног.

– Поставь сюда!– проникновенно говорит Морквин, указывая в центр кухни.

– Ну, поставил, если тебе так хочется.

– Теперь вторую!– голос его еще мягче, но от этого настроение у меня портится окончательно.

Я мельком взглядываю на Шона. Лицо у него, как мел, даже веснушки побледнели. Он страдальчески морщится. Остальные сильно смахивают на зрителей, которые специально пришли в зоопарк к пяти часам. Обычно, в это время там кормят хищников…

Вторую треногу я тоже устанавливаю точно на место, указанное старостой. В конце концов, мы с ним расставляем все семь треног.

Оглядев нашу «совместную» работу, я обнаруживаю, что располагаются они по двум строго перпендикулярным линиям, образующим собой неправильной формы крест.

Потом Морквин сам, не прибегая к моей помощи, устанавливает в центре его широкую деревянную подставку.

– Подать большой таз!

Флорин и Норин проворно исполняют приказ. Обо мне как-будто забыли, и я потихоньку пытаюсь вернуться за стол.

– Куда?

Этот Морквин видит и затылком! Он грубо вытаскивает меня в центр кухни и определяет рядом с деревянной подставкой, на которой сияет начищенный до блеска, но довольно неказистый и уж никак не большой таз красной меди, с гнутым по краям ободом.

– Не вздумай сойти с места, гаденыш!

Пожав плечами, я делаю вид, что разглядываю дальний угол черного деревянного потолка. «Давай, давай. Видали мы таких чародеев».

Староста подходит к столу и, расстегнув сумку Мастера, несколько секунд всматривается в ее темное нутро, не решаясь сунуть туда руку. Наконец, он вытаскивает толстую черную книгу, вроде нашей, только очень потрепанную. Кажется, ей здесь частенько пользуются.

Чуть помедлив, он достает узкую бутылочку мутного пупырчатого стекла. На лице его снова выступил пот. Он тяжело дышит. И вдруг, сунув обе руки в сумку, молниеносно выхватывает отвратительное мохнатое ожерелье и, выкатив глаза от ужаса, накидывает его себе на шею!

Пауки! Огромные, мохнатые – все ожерелье из них! Горящие факелы отражаются в остекленевших глазах засушенных тварей, и ожерелье само как будто источает красноватый свет.

– Воды мне!

Флорин и Норин срываются с места. Мешая друг другу, они волочат жбан с водой к медному тазу. Отпихнув меня, пыхтя, отрывают жбан от пола и опрокидывают его над тазом.

Невольно отшатнувшись, я жду, что вода перельется через край, но, к моему изумлению, воды в тазе меньше половины.

Что такое? Эти близнецы-водоносы изображали здесь непосильный труд, потели и кряхтели, а воды-то чуть. Я уже готов предположить, что это жбан такой тяжелый, но они, как ни в чем ни бывало, играючи относят его к стене. Ну, клоуны!

И тут меня посещает нелепая мысль. Я заглядываю в таз. Вода в нем черная и отливает стылым неподвижным блеском. Как смола застывшая. Пробую чуть сдвинуть таз – свинцовая тяжесть.

– Руки!!– захлебывается Морквин, потрясая пухлыми кулаками.– Не прикасайся к тазу, выкормыш болотный!

– Ладно, ладно, – я демонстративно засовываю руки в карманы. – Чего ты так перепугался? Воды вон целое озеро!

Но Морквин меня уже не слышит. Он деловито водружает на каждую треногу по толстобокой керамической плошке и откупоривает бородавчатую бутылку, из которой тут же начинает струиться бледный дымок.

По нескольку капель зловонной ядовито-зеленой жидкости он наливает в каждую посудину и, подозрительно глянув на меня, в таз.

– Не двигаться, жаба!– предупреждает он и берет со стола черную книгу. Торопливо полистав ее,– тоже не отличник, всего не помнит,– Морквин водит пальцем по строчкам. – Ага!

Он закладывает веревочкой нужную страницу, кладет книгу рядом с тазом и, появившимся откуда-то огрызком известняка быстро очерчивает на полу большой круг. Все семь треног, и он сам, и я возле медного таза в центре оказываемся внутри него.

В полной тишине Морквин громко чиркает огнивом, и над треногой, стоящей от центра дальше всех, вспыхивает узкое зеленое пламя.

Лицо его окривело от возбуждения. Он беспрестанно что-то бормочет и стремительно проводит второй круг, охвативший уже шесть треног, кроме одной, с горящей плошкой. Она оказывается между первым и вторым кругом. Двигаясь по непонятному маршруту, Морквин зажигает вторую плошку – на одной линии с первой и третью – крайнюю слева.

Когда он проводит третий, внутренний круг, диаметром не более трех метров, в нем остаются четыре треноги с еще не зажженными фитилями.

Эти приготовления начинают меня сильно беспокоить. Дело в том, что хотя пламя впереди и слева вроде не высокое, я ничего не могу разглядеть за ним. Словно зеленый огонь отгородил пространство с двух сторон. В горле сильно першит. Удушливый запах не расползается по кухне, а наоборот, как будто стягивается и собирается над тазом. Тем временем староста зажигает последние четыре чаши, обходя их по кругу:

– Север, запад, юг, восток, не поднять чужому ног!

Это он обо мне, что ли? Пламя над треногами с четырех сторон вдруг плавно поднимается вверх и, широко раздвинувшись огненным веером, почти смыкается у потолка, отгородив нас душным зеленоватым колпаком. Жара от него почти не чувствуется, но духота становится нестерпимой.

Я хочу пошевелиться, но ноги как приросли к полу! Вот тебе и шарлатан Морквин. Север, запад…. Треноги расставил по сторонам света! Я безуспешно пытаюсь сдвинуться с места, а Морквин подскакивает к тазу и, распахнув книгу, склоняется над ней.

Запинаясь, по слогам он читает какую-то абракадабру. Над тазом поднимаются густые клубы пара и, собираясь вверху под потолком, образуют круги похожие на круги от брошенного в воду камня.

– Духи Темного озера, я вызываю вас!!! – неожиданно завывает Морквин срывающимся голосом и, напрягшись, склоняется к самой воде.

Тут же, словно порыв ветра обжигает мне ноги, и внутри огненного купола появляются три большие черные птицы.

– Слуги Покровителя, – шепчет Морквин побелевшими губами.

Одна из птиц садится старосте прямо на голову, отчего он весь как-то съеживается, становится меньше. Еще две опускаются ему на плечи и, сложив крылья, замирают точно чучела, уставившись в смоляную воду.

– Покровитель Темного озера!.. – во второй раз хрипит Морквин.

Хорошо, что я не знаю, где Федор…