– Папа, перестань. Ты сам постоянно рассказываешь, как с семнадцати лет был сам по себе и все решал сам, – не сдавалась дочь.

– Да, это так. – Костыльков откинулся на спинку стула и сложил руки на груди: – И уже с семнадцати лет я понимал, что для того, чтобы чего-то добиться, нужно много учиться и много работать. Этим я и занимался.

Разговор постепенно переходил из обвинительного тона в поучительный, и Костя невольно заинтересовался. В нем боролись два противоположных желания: первое – поскорее закончить и бежать показывать Насте сюрприз, а второе – дослушать, чем завершится спор.

– Времена меняются, – вмешался Костя. – Сейчас важнее качество, а не количество. Просто работать с утра до вечера – ничего не даст.

– Не нужно работать? Ты откуда это все знаешь? – Костыльков приподнялся и, опершись о стол, навис над Костей: – Ты сам-то хоть что-то сделал в своей жизни, чтобы рассуждать? Я – владелец крупнейшего в области завода. А ты кто?

Костя смутился и замолчал. Костыльков победоносно усмехнулся и отошел к плите, взял у Светланы заварочный чайник и принес к столу. Светлана смахнула крошки в раковину и снова присела рядом с мужем.

– Завтра отмени все свои курсы и иди в университет. Я буду каждую неделю звонить Гвоздецкому и проверять твои посещения. – Костыльков оставил в покое побежденного Костю и снова переключился на дочь: – Все твои художества – только в свободное от учебы время.

Настя, решившая, что все улеглось, не ожидала прямого приказа уйти с курсов. Она медленно задвинула стул, скрипнув по паркету, обошла стол и взяла картину. Не глядя на отца, она подошла к стоящему на специальной подставке бронзовому Зевсу и насадила картину ему на голову. Голова древнегреческого бога заменила голову отца, а вместо бокала с виски зазмеилась молния.

Все за столом притихли. Костя не ожидал от Насти такой реакции, но этот поступок вызвал в нем восхищение. Костыльков со Светланой молча смотрели на Настю.

Настя вдруг начала смеяться. Она смотрела на статую и заливалась смехом. Со стороны не было видно, как Зевс заменил на картине сидящего в кресле Костылькова, который теперь вместо бокала держал в руке молнию.

Настя вдруг прекратила смеяться и обратилась к отцу:

– Папочка, я все поняла. Все будет так, как ты захочешь. Я никогда не стану художником, а буду самым лучшим в мире адвокатом. – Приторно-сладкий голос недвусмысленно передавал настроение Насти. Костя подумал, что сейчас скандал примет новые обороты. Но Костыльков промолчал. Он сник, будто на него резко навалилась усталость. Он повернулся к Светлане, обнял её и прикрыл глаза.

Настя вышла.

Костя тихо встал из-за стола, пробормотал: «До свидания», и бочком выскользнул в прихожую. Настя сидела на пуфике и зашнуровывала кроссовки.

– Пойдем? – спросила она, взглянув на Костю.

Они вышли из подъезда, держась за руки. Было уже темно. Закат пропустили, поэтому торопиться было некуда.

Они побрели по двору, не говоря другу ни слова. Было прохладно, осень брала свое, и неприятный пронизывающий ветер продувал легкие летние куртки. Костя выпустил Настину руку и обнял её за плечи, пытаясь согреть. Настя прижалась к нему ближе, обняв за талию.

Они так и шли, обнявшись, по вечерним дворам, мимо детских площадок, ночных автостоянок и гаражей. Где-то сидела компания, оккупировав детские качели, собачники, сгруппировавшись по размерам собак, занимали свободные газоны. Кто-то возвращался с работы. Спешил домой, размахивая портфелем в такт быстрой походке. Двор еще не уснул, но было видно, что день уходит, сердитым ветром он как будто разгоняет оставшихся посетителей, чтобы уснуть и оставить у себя лишь тех, для кого ночь привычнее дня. Тех, кому спокойнее в темноте и одиночестве.

– Мы пришли. – Костя остановился у подъезда шестнадцатиэтажного панельного дома.

– Мы к кому-то в гости? – спросила Настя.

– Нет, мы будем вдвоем. – Костя набрал код замка и открыл металлическую дверь.

Они поднялись на лифте до шестнадцатого этажа. Костя, взяв Настю за руку, повел её еще выше по лестнице.

Дорогу преградила небольшая деревянная дверь. Костя просунул руки под лежавшие доски и достал небольшой ключ. Сняв навесной замок, он открыл дверь и выглянул. Крыша была пуста. Он пролез в дверь на крышу и помог забраться Насте.

Крыша классная. Ровная, без скатов, она была покрыта гудроном и имела высокие, около метра, борта. Можно было не бояться подходить к краю и смотреть вниз. А смотреть было на что.

Лунный свет позволял видеть очертания крыши. Настя, широко открыв глаза от удивления, подошла к краю, посмотрела вниз и вдаль и увидела весь город.

– Я никогда не думала, что он так красив, – Настя навалилась на борт и чуть подалась вперед.

Костя обнял её сзади. Он чувствовал, что угадал с сюрпризом, и любовался городом вместе с ней.

Крохотные огни автомобилей, как светлячки, перемещались внизу по дорогам. Их было уже не так много, город засыпал.

С высоты был виден почти весь городской пруд. Лунная дорожка начиналась от пляжа и тянулась к противоположному берегу, где стоял главный административный корпус сталелитейного завода. Корпус старый, еще прошлого века, напоминал замок. За ним, будто постовые с ружьями, торчали огромные трубы. Четыре исполина источали дым, который клубился и, рассеиваясь, поднимался выше. Было ветрено, и серые облака, чуть приправленные остатками розового заката, уходили строго по ветру, в противоположную от города сторону.

Настя завороженно смотрела на эти трубы, дым и не шевелилась.

– Идеальный сюжет для городского пейзажа, – сказала она, не поворачиваясь к Косте. – Так и во всем: черный дым окутывает город. Он несет грязь, болезни, убивает живое. Но как же он красив сам по себе.

– Тебе нужно написать этот пейзаж. – Костя оставил ее и направился к металлической ферме в центре крыши. К ферме крепились телевизионные антенны, стойки с кабелями и другие непонятные конструкции.

За фермой стояли несколько пластиковых стульев и перевернутый водочный ящик, покрытый куском кухонной клеенки. На ящике, служившим столом, лежали пепельница, сделанная из днища пивной алюминиевой банки, и пустая пачка сигарет «Ява Золотая».

Костя присел на корточки и отодвинул кусок фанеры. Там было что-то вроде тайника. Он просунул руку и достал несколько свертков, упакованных в полиэтиленовую пленку и перемотанных скотчем.

– Ты где? – Настя не видела Костю за металлическим сооружением.

– Я здесь, – Костя вышел на открытое место и показал Насте пакеты, – я обещал тебе сюрприз. Вот он.

– Что это? – Пакеты выглядели неприглядно, поэтому не произвели на Настю никакого впечатления.

– Сейчас увидишь. – Он взял пластиковый стул и поставил его рядом с Настей, развернув в сторону края крыши. – Садись и смотри вдаль. Сейчас я все сделаю.

Настя села, а Костя принялся распаковывать свои свертки. Первым он достал большой складной мольберт. Он собрал его и поставил за спиной Насти.

– Пока не смотри. Я скажу, когда можно. – Костя продолжил приготовления.

Он достал чистый холст, масляные краски в небольших тюбиках, набор кисточек в пластиковом стакане и дощечку для смешивания красок.

Костя принёс ящик-стол, переносную лампу и поставил рядом с Настей. Затем укрепил холст на мольберте, а все остальное разместил на ящике. Осмотрел составленный натюрморт и остался доволен. Он обнял Настю сзади и поцеловал в выглядывающее из кофты плечо. – Все, теперь можно, – прошептал на ухо.

Настя обернулась. Она ожидала увидеть все что угодно, но только не это. Наверно, была уверена, что Костя приготовил романтический вечер. Купил шампанское, зажег свечи или что-то в этом духе. Несколько секунд она смотрела с удивлением и восторгом:

– Как ты понял, что я захочу написать здесь картину? – Настя улыбалась и качала головой. Она всегда поражалась нетривиальным Костиным подаркам.

– Тебе понравилось? – Костя видел, что угадал с сюрпризом.