В холодной пустынной трапезной за длинным столом, покрытым белоснежной скатертью, друг напротив друга сидели Теодор и Маршбанкс.

Марш, как обычно, была невероятно прекрасна: в платье белом, как снег, со вставками красными, как кровь. Ее волосы, скрепленные на затылке, волной клубящейся тьмы падали на обнаженные плечи, которым позавидовала бы и античная богиня.

Тед повзрослел, вытянулся, стал шире в плечах, но эти признаки зрелости делали его лишь безобразней при той невероятной худобе, которой наградила его Марш, а черный бархат костюма подчеркивал это еще больше. Лицо юноши, и без того угловатое, осунулось, под глазами залегли глубокие коричневые круги, а выражение самих глаз невозможно было выносить: столько боли и немого отчаяния таилось в их глубине. Эти же боль и отчаяние проступали в горькой складке его губ, в том, как Тед сутулился и сжимался, словно его сковывал какой-то неизбывный внутренний холод. Он не мог даже поднять глаза на Маршбанкс.

— Хорошо ли вы спали, Теодор?.. — поинтересовалась она.

— Благодарю, как обычно, — поспешно ответил молодой человек, не отрывая взгляда от скатерти.

Вилка Марш со стуком опустилась на стол — и Тед вздрогнул всем телом.

— Это не ответ! — жестко отрубила миледи.

Герцог метнул быстрый испуганный взгляд на девушку.

— Прекрасно… Просто за… замечательно, — выдохнул он.

Теодор знал, что если начнет жаловаться, Маршбанкс непременно подкинет ему монстров поужасней или позволит им пить его кровь… а ему хватает и того, что уже есть!

Марш брезгливо скривилась.

— Тогда не сидите с таким выражением лица!

Губы Теда задрожали, хотя взгляд остался апатичным.

В этот момент вошла экономка.

— Доброе утро, милорд, миледи.

Герцог слабо кивнул, пряча от старушки предательский влажный блеск в своих глазах. Марш вежливо поздоровалась с Маргерит.

— Видите, милорд опять чем-то недоволен. Уж не знаю, как ему и угодить…

Маргерит решительно кинулась спасать Теодора, переводя разговор.

— Миледи, у меня к вам вопрос.

— Да? Говорите, я слушаю вас.

— Сегодня на кухню пришла девушка — уж не знаю, откуда она и взялась! — и попросила работы. Вот я и осмелилась…

— Ах, вот вы о чем! — Маршбанкс усмехнулась. — Но при чем же тут я?.. Хозяин замка Теодор, он нанимает прислугу и назначает ей жалование. А я со своей стороны могу только гарантировать ей безопасность… если Тед согласится ее принять.

Экономка опешила.

— Как?.. Вы предлагаете мне… обратиться… к Теодору?..

— Именно так.

— Милорд? — повернулась к герцогу Маргерит.

Тед вздрогнул и приподнял голову, искоса глядя на Марш. В этом взгляде было изумление.

— Ну же, Теодор! — поторопила колдунья. — Вы задерживаете прислугу.

— Ради бога… — пробормотал герцог, пожимая плечами, но в голосе его обе женщины уловили напряженные нотки. — Какое мне дело, пусть остается.

— А жалованье, милорд?

— На твое усмотрение, Маргерит.

— Я могу идти?

Маршбанкс сокрушенно вздохнула.

— Нет. Тед, разве можно до такой степени не интересоваться своим окружением? Маргерит, сколько лет девушке?

— Двадцать, сударыня.

— Ее имя?

— Бланш, с вашего позволения.

Маршбанкс чему-то улыбнулась.

— Откуда же она?

— Я не спрашивала, миледи.

— А зря! — строже заметила ведьма. — Ну что ж… Сегодня в течение дня она может отдыхать, но за ужином я взгляну на нее. Пусть нам вечером прислуживает Бланш.

— Осмелюсь доложить, у нее совсем нет опыта, и она не…

— Довольно! — Маршбанкс предостерегающе подняла руку. — Разве вы не слышали приказа?

Маргерит присела в поклоне.

— Да, миледи. Как вы пожелаете, миледи.

— Можете идти, Маргерит.

Когда дверь за экономкой закрылась, волшебница с интересом глянула на герцога, который с отсутствующим видом рассеянно смотрел в окно.

— Тед? Господи, почему вы всегда вздрагиваете, когда я к вам обращаюсь? Вам вовсе безразлично появление нового человека в замке?..

Теодор непонимающе глянул на нее через стол.

— А что?..

— Девушка, ваша светлость! Разве мы думали, что тут когда-нибудь вообще хоть кто-то появится? И вдруг…

Молодой человек горько усмехнулся.

— Вы все норовите уколоть меня, Маршбанкс… Помилуйте, какая девушка заинтересуется моей судьбой? Да еще и без моих просьб! Я для нее только ее господин… да еще и урод, каких свет не видывал. Хорошо, что она не знала меня таким, каким я был пять лет назад… Мне не будет стыдно.

Марш усмехнулась.

— Странно вы рассуждаете, Теодор. Чего вы больше бы стыдились: изменения вашего облика или причины этого изменения, а?.. — Она покачала головой, наливая себе вина. — Молчите? Ну ладно…

— Маршбанкс, почему… — он замолчал.

— Что «почему»?

Теодор нерешительно продолжил:

— Почему вы сейчас так со мной говорите?

— Как?

— По-доброму. Все эти пять лет я слышал от вас только издевки… А сейчас вы начали вдруг говорить со мной по-человечески.

Она тихо засмеялась.

— Наверное, потому что вы чем-то это заслужили, милорд.

— Чем?

— Куча вопросов и ни одного ответа! Так чего бы вы больше стыдились? Я требую! Отвечайте.

Теодор глубоко вздохнул.

— Не знаю… Эта девушка мне никто, Маршбанкс, так чего ради я должен ее стыдиться? Конечно, мне стыдно перед Маргерит. Она видела меня прежним, но теперь ничего не изменишь. Она знает, за что вы сделали меня таким, но с этим тоже ничего не поделаешь. Пожалуй, перед Маргерит мне стыдно за свое изменение, а не за его причину!

Марш нахмурилась.

— Вы сказали правду, но я бы не хотела, чтобы правда была такова.

— Вы так хотите заставить меня сожалеть о моем поступке?.. — Теодор поднял брови. — Боже, Марш, так я сожалею! Если б вы знали, как сожалею!.. Но разве сожалениями что-то исправишь?..

— Это сожаления не вашей совести, а вашего себялюбия, — бросила она.

Он вдруг усмехнулся и впервые поднял на нее глаза, полные иронии.

— Откуда вам знать, Марш? — тихо спросил он. — Откуда вам знать?.. Я сам порой не понимаю себя. Во мне словно живут два разных человека, которые люто ненавидят друг друга. Да, сейчас, в двадцать лет, после всего, что со мной случилось, я не повторил бы никогда своего поступка.

Маршбанкс скользнула по нему саркастическим взглядом.

— Вы бы и не смогли. Посмотрите на себя. Любая женщина шарахнется от вас!

Теодор опустил голову.

— Я знаю, — почти беззвучно ответил он. — Так стоит ли говорить о вещах, по сути невозможных? Стоит ли мне стыдиться поступков мальчика, которым я был, но которого уже нет? Я сегодняшний ведь уже не совершил бы их…

— Вы как-то странно разделяете свою личность.

— Конечно. С тем Тедом у меня только общая память… и боль. Даже внешне мы не похожи!

— Вы ошибаетесь, Теодор. Между вами очень много общего. Например, вы и он чрезвычайно много думаете о внешности. Только прежний Тед себя обожал из-за нее, а нынешний ненавидит. Прежний считал, что, раз он красив, то достоин всего самого лучшего. Нынешний считает, что, раз он уродлив, то не достоин ничего сколь-нибудь хорошего. Вы были и остались максималистом, Теодор. И по-прежнему оцениваете все, исходя из внешнего вида. Доброго дня, милорд.

С этими словами девушка кивнула, поднимаясь из-за стола, и вышла из зала.

Герцог молча смотрел ей вслед, гадая, когда же наконец ей надоест мучить его и не скажется ли этот утренний разговор на предстоящей ночи. Последнее беспокоило его более всего. Эта мысль не оставляла де Валитана весь день, мешая чем-либо заниматься. Книги валились из рук, рапиру он не мог твердо держать, и, чем ближе подходил вечер, тем сильнее становился его страх, постепенно перераставший в панику. Тед научился контролировать его, сохраняя внешнее спокойствие, но на самом деле сходил с ума от отчаяния.

Он никогда не был трусом, встречая реальную опасность. За его плечами были десятки, если не сотни выигранных дуэлей и просто безумных в своей дерзости выходок. Но, сталкиваясь с ледяным и безжалостным могуществом Маршбанкс, он ничего не мог ему противопоставить — и именно осознание собственного бессилия и рождало этот темный, холодный ужас в его душе.