…и в этот миг Гермиона вдруг вспомнила, как Драко, покидая Гетеборг, отправляясь на неравный бой со своим отцом, вручил ей наушники, создавая портал. Через этот портал он собирался вернуться к ней утром. А значит, на плеере осталась частичка магии Драко, незримая привязка, которая существует только до тех пор, пока порталом не воспользуются. С помощью плеера она сможет найти его, даже в ненаносимом Азкабане.
Гермиона вскочила с кровати, судорожно разматывая запутавшуюся в складках плаща палочку. Сжала со всей силы хрупкий пластик плеера и что есть мочи выкрикнула первое, пришедшее ей на ум заклинание, вызванное сейчас бурей самых тёплых воспоминаний о Драко Малфое.
— Экспекто Патронум!
Серебристая выдра, отчётливо совершает несколько кругов по комнате и выскакивает в окно, даже вызывая небольшое движение ветра, хотя и является бестелесной формой.
— Найди его!
====== Где она? ======
Что вы сделаете первым делом, оказавшись возле колодца после недели в пустыне? Станете взахлёб пить губительную для вас воду или послушаете всё же голос разума и начнёте с глотка в час? Драко Малфой был не из тех магов, который пренебрегал голосом разума. Он всегда сначала думал, потом делал. Никто не смог бы назвать его безрассудным или обвинить в опрометчивости. Но, услышав оправдательный приговор в Визингамоте в апреле 2000 года, он, вопреки своей рассудительности, чуть не рванулся к выходу, останавливаемый лишь магическим путами на запястьях, которые не успели ещё снять авроры.
Его слушание состоялось практически в минимальном составе. Судьи, присяжные, адвокат, прокурор и Нарцисса. Мама была на всех его судах. Отец боялся заходить в зал и чаще ждал в холле, Драко видел его, но каждый раз проходил мимо молча, подгоняемый стражами-дементорами и своей гордостью.
Свидетелем сегодняшнего его триумфа и победы оказалась только мама. Она не устроила шумных радостей, не стала виснуть на руках или даже плакать. Статно и достойно прошла она между рядами судей, с уважением расступающихся и дающих ей дорогу. Подошла к сыну, подала руку и молча проследовала к выходу. Темноволосый автор преградил им путь, с недоверием поглядывая на своего грюзного лысоватого начальника. Драко помнил этого мага — именно он выполнял задержание в Хогвартсе в мае 99-го. Именно он радовался поимке особо опасного преступника и жаждал повышения по службе.
— Отпустить! — сухо кинул тот, даже не глядя на бывшего узника.
Гордость, ощущение превосходства — на них с матерью снова смотрели с благоговением, им снова верили, их снова уважали. Понадобился почти целый год, чтобы в зале суда Министерства звучали слова поздравления для Малфоев. Статус был восстановлен. К этому Драко стремился. Этого хотел. Этого он добивался.
Отца они встретили, как всегда в холле. Он с улыбкой обнял сына, даже попытался потрепать за ухом, но остановил движение на похлопывании по плечу.
— Я горжусь тобой, сын!
— Я знаю… — без единой эмоции, будто вокруг снова промозглые стены Азкабана и тени дементоров.
Тихий шелест зелёного пламени каминной сети, мамин шёпот, называющий местоположение ненаносимого мэнора и родные стены, принимающего его поместья.
— Здравствуй, друг!
Драко проводили в его спальню, домовики разогрели ванну и приготовили обед. Он переоделся, скорее машинально взяв привычную домашнюю мантию, спустился в гостиную.
Они ели за огромным столом втроём, прогнав прочь прислужников. Молча. Еда казалась на удивление безвкусной. Огонь в камине не согревал. Будто единственное движение силы исходило лишь от стен родового поместья, остальные предметы и живые люди в этой комнате разучились испускать тепло. Будто ничего не изменилось со времён пребывания здесь Тёмного Лорда.
Именно в эти минуты, прожевывая последний кусок изысканно приготовленного блюда, скорее заполняя желудок энергией, нежели наслаждаясь вкусом, Драко осознал, какая жизнь ждёт его впереди. Бесконечная вереница светских раутов, деловые встречи, игра в дипломатию. Одни и те же лица. Одни ценности. Клуб «своих» и постоянная борьба за власть: над Министерством, над страной, над миром… Во всей этой невероятно продуманной картине не хватало только одного — эмоций. Будто Азкабан не заканчивался за глухими стенами. Будто Малфой-мэнор был всего лишь филиалом тюрьмы, а все его жители добровольно заточали себя в незримые кандалы.
За это Драко боролся. Этого старался достигнуть. Победил и доказал. Восстановил светлое имя и честь семьи. Но ничего не поменялось. Изменился только Хозяин, остальное осталось, как было при Лорде. Только раньше они служили Волдеморту, а теперь снова стали служить своему собственному тщеславию. Абсолютно бесполезному и губительному.
С каждым куском пищи, с каждым глотком всё такого же безвкусного вина, которое ни на градус не пьянило, Драко Малфой осознавал полнейшую тщетность своей жертвы, а главное — жертвы Грейнджер. Глупая девчонка отдала всё ради спасения парня, в которого влюбилась по ошибке. Этого не должно было произойти, они никогда не могли бы быть вместе. И то, как она отказала ему в их последний разговор, упрекая в том, что не станет ему «удобной любовницей», ожидая в квартире в Лондоне. Она была права. Как всегда, как во все разы, когда он пытался убедить её в том, что после школы у них будет шанс. Но шанса не было. Сейчас Драко видел это очень чётко. Их короткий роман должен был окончиться ещё тогда, подчиняясь голосу разума. Ведь в мире, за который он сражался, не было места магглорождённым, пусть даже «удобным любовницам».
Драко доел, отложил приборы и поднялся.
— Спасибо, я пойду.
— Отдохни, дорогой.
— Да, мама.
— Я горжусь тобой, сын!
Драко остановился от резкого желания ударить отца. Такого не было никогда. Никогда он не думал о том, чтобы навредить Люциусу, даже в страхе. Сила дементоров, казалось, не только высосала всю радость из мира Драко Малфоя, но и поселила там новые эмоции. Отец гордился им. Гордился тем, что Драко отдал почти целый год жизни, чтобы в итоге вернуться к служению самому страшному из возможных хозяев — своему собственному эго. В идеальном мире, в котором правят Малфои. В котором нет места безродным девчонкам из сиюминутного школьного увлечения. Она снова была права.
— Ты сумел восстановить честь нашего древнего рода. Тебе удалось невозможное! Вот, что значит сила семейных уз…
— Где она, ты знаешь? — тихо перебил его Драко.
— О ком ты?
— Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Гермиона Грейнджер. Где она?
Люциус скривил губы, презренно фыркнул.
— Твоя грязнокровная пассия даже ни разу не была на судах. Тебе действительно важно, где она? Она ни разу не добилась свидания, ни разу не писала тебе. Какая теперь разница?
— Я не спрашиваю твоего мнения на её счёт. Ты знаешь, где она и скажешь мне об этом сейчас, иначе я применю лигеллименцию или Империо и заставлю тебя говорить.
Люциус вздохнул, но как-то без особого разочарования. Было понятно, что он наводил справки и информация, которой обладал, радовала его.
— Я говорил тебе, в критической ситуации магглы выбирают подобных.
— Меня не интересует твой жизненный опыт. Мне плевать на твою магглорождённую школьную любовь, которой ты мстишь всю жизнь, убивая её собратьев. Прости, мама. Я спрашиваю, где ОНА?
— Ты мало страдал в Азкабане? Ты хочешь помучать себя ещё?
— Где она?
— Она в доме своего жениха Рональда Уизли. Авроры называют это место «Нора». Они живут там уже восемь месяцев…
Восемь месяцев. Два слова, расставляющие всё по своим местам. Два слова, способные, казалось, изменить жизнь. Порвать привычные парадигмы, сотворить невозможное. И если признание Грейнджер в любви Малфою убивало миры, то надежда, таившаяся в простых, казалось «восьми месяцах», была способна этот самый мир спасти. Потому что ровно восемь месяцев назад к Драко в камеру Азкабана приходил Поттер. Восемь месяцев назад он забрал с собой маггловский плеер, подаренный Драко Гермионой. И на протяжении этих восьми месяцев патронус-выдра не давал Драко сойти с ума и потерять всякую надежду, приходя каждую ночь к непроницаемой стене Азкабана. Совпадений быть не могло. Это был ЕЁ патронус. А это означало, что Грейнджер была не права. Шанс есть всегда, даже за стенами тюрьмы, даже в рамках статуса. А их «заклинание, убивающее миры» способно победить даже самый закостенелый устой, победить саму смерть.
