Страх возвращается молниеносно, заполняя все уголки распахнутой настежь души. С недавнего времени она стала бояться темноты. В темноте скрывались страхи, в ней же могли таиться и призраки из прошлого. Боггарт Гермионы наверняка сейчас превратился бы в умирающих друзей или в сгусток темноты. Темнота окутала её со всех сторон, и паника тут же заполнила каждую клеточку мозга. Сейчас произойдёт что-то очень нехорошее… наверняка, это был только сон, и сейчас они на самом деле с Роном и Гарри в тёмном, холодном лесу, война ещё не окончена, Волдеморт жив и охотится за ними, а в руках всего один крестраж, уничтожить который они не могут…
На смену страху приходит паника.
Малфой среагировал первым. Даже не увидев в полной темноте, скорее, услышав и почувствовав, как она начала метаться, понял, что произошло. Не успев осознать, что именно так испугало Гермиону, перехватил на ощупь её руки, подтягивая назад к себе, не давая возможности вырваться.
— Спокойно, Грейнджер! — он прекрасно знал, как реагировать на истерику. В его доме было множество допросов, добиться реакции можно только приказным тоном. Она мотнула головой, пытаясь вырваться. — Грейнджер! — почти крикнул он, сильнее прижимая к себе. — Это всего лишь отбой!
Гермиона услышала его не сразу. Ещё несколько секунд паника в голове не желала давать места здравому рассудку.
— Это всего лишь отбой! — твёрдо повторил Драко, понимая, что слова подействовали. — В библиотеке всегда отключают свет после отбоя!
Дышать все еще было нечем. В глазах стоял кромешный мрак. Ладони вздрагивали, будто Гермиона снова пыталась вырваться. Но липкий страх, заполнивший её разум минуту назад, постепенно отступал.
«Это всего лишь отбой» — твёрдый голос Драко, дающий понимание — она не в лесу, она в Хогвартсе. Война окончена. Бояться больше нечего.
Гермиона тихо всхлипнула и обмякла в объятиях Драко. Слёзы подступили к горлу, удушая и не давая возможности вдохнуть. Он подтянул её к себе, как-то странно покачивая, будто пытался убаюкать.
Драко действительно не знал, как успокоить девушку. Что делать с истерящими пленниками, как отпаивать товарищей после пыток Круциатусом — пожалуйста! Как успокоить напуганную девушку — это задачка повышенной сложности.
— Ты чего так испугалась? — как-то невпопад спросил он. — Вы же все на Гриффиндоре славитесь своей смелостью.
Гермиона помотала головой, прогоняя подступающие слёзы, пытаясь выровнять дыхание. Руки продолжали дрожать, да и сама она вздрагивала, не в состоянии унять бушующие эмоции.
— Мне показалось, — она всхлипнула, — что война… что лес… что Рон ушёл…
…И она начала говорить. Выговаривая Малфою, которого она сейчас не видела (и хорошо, что не видела) всё то, что накопилось в душе за это время.
О том, как было страшно уходить. Как она стёрла память родителям, а вернуть не может до сих пор. Как прятались в доме Ордена, где со стен на них каждый день вопили ненавидящие их картины. Как их нашли, и пришлось убегать. Как прятались в лесу. Как было страшно пробираться в Министерство и как расщепило Рона. Она лечила его, но кровь была повсюду, и сделать Гермиона ничего не могла. И как боялась, что он умрет… А потом Рон, её Рон — преданный и такой надёжный — ушёл, оставив их одних. А с Роном ушла последняя надежда и ощущение защиты. Как она хотела, чтобы он вернулся, даже звала его, пытаясь догнать в лесу.
И как они уничтожили медальон, как Гарри чуть не утонул. И как вернулся Рон, но чувство защищённости не вернулось вместе с ним. Как она приняла его, но не может простить до сих пор.
А потом о том, как умирали друзья. Как было страшно сражаться с Беллатрисой. Как после Битвы Гермиона рыдала над Фредом и Римусом и Тонкс. Как они вернулись в Нору, и слонялись по этажам, будто призраки, неизвестно зачем. Как хоронили Фреда. И как Джордж до сих пор разговаривает сам с собой, машинально обращаясь к умершему брату. Как растёт малыш Тедди, а у него, знаешь, у него глаза Римуса…
Драко стоял рядом, крепко сжимая её трясущиеся плечи, и не знал, что делать. Как помочь или как заткнуть эту ненормальную девчонку. Перед глазами в полной мгле библиотеки мелькали картины, о которых она рассказывала.
— Спасибо за новые ночные кошмары, — пробормотал Малфой, когда Гермиона немного притихла, — мало мне своих…
Надо было что-то сделать. Или что-то сказать. Но слова не находились. Первый раз в жизни ему стало жалко эту гриффиндорскую выскочку. Он ведь никогда по-настоящему не задумывался о жизни Золотого Трио во время Войны. Он был благодарен за то, что они избавили его от Лорда, но никогда не думал о цене, которую они заплатили. И, честно говоря, ему даже сейчас было глубоко плевать на Поттера и Уизли, будь они неладны. Но то, что он только что услышал от Грейнджер, в корне меняло его отношение к ней. «У магглов, сквибов и грязнокровок нет души» — любил повторять Люциус. Наличие души у Грейнджер не вызывало сейчас сомнений. Отец не мог ошибаться, но только Грейнджер была настоящей и открытой, такой, какой не могут быть бездушные создания.
И сейчас хотелось сделать так, чтобы она наконец перестала дрожать и снова превратилась в ту огненную, страстную девушку, которую он целовал только что.
— Всё позади, — снова как-то сухо пробормотал Драко. Услышал свой голос и не узнал его. С рыком зарылся ей в волосы, презирая себя за слабость и бездействие.
Она молча уткнулась лбом ему в грудь, несколько раз шмыгнула носом.
Темнота вокруг оставалась такой же непроницаемой, и он был благодарен сейчас судьбе за этот подарок. Больше всего Драко сейчас боялся того, что мог бы увидеть в глазах Грейнджер.
— Всё будет хорошо, — его голос сухой, бесцветный, но уверенный и твердый, как всегда, — слышишь, Грейнджер?! Всё будет хорошо, я обещаю тебе…
Яркий луч прорезает темноту от произнесённого полушёпотом «Люмос». Драко морщится, пытаясь привыкнуть к свету. Несколько мгновений уходит на то, чтобы сообразить: они до сих пор в библиотеке. И среди мрака он видит Грейнджер: растрёпанную, заплаканную и совершенно беззащитную. Она смотрит на него и в ее глазах бушует огонь.
— Ты зачем это сделала? — он отводит в сторону её руку с палочкой и морщится.
— Хотела убедиться, что это не сон!
Драко хитро улыбается, снова крепко обнимая Гермиону, прижимая к себе. Снисходительно касается губами её виска, чуть выше оставленной им самим раны.
— Нокс! — шепчет он и их вновь окутывает темнота.
====== Неожиданное послание ======
— Он тебя использует! — настойчиво повторил Рон. Он не желал верить в то, что Малфой действует в интересах семьи. Пятый день подряд, после того как Гермиона рассказала друзьям о том, что Драко просил её о помощи, Рон твердил одно и тоже. Она рассказала друзьям не всё. Почему-то цели Драко показались ей слишком личными. Настолько личными, что она поведала друзьям лишь часть разговора.
— Гарри! — Гермиона закатила глаза, взывая к помощи друга. — Ну сделай же ты что-то!
— Я не буду вставать между вами! — Гарри примирительно поднял ладони вверх. Увидел требовательный взгляд Гермионы и продолжил. — Я верю тебе! Но Малфой действительно может что-то задумать…
Гермиона фыркнула, шумно захлопнула книгу и направилась в спальню.
— А ты говорила с Макгонагалл? — вслед крикнул Рон
— Ещё нет! Но я поговорю с ней. Завтра!
Придумать, как просить доступ в Запретную Секцию, не рассказывая директору подробностей их разговора с Малфоем, было больше, чем сложно. Друзьям Гермиона рассказала лишь часть. Название книги утаила. Но с директором так не пройдет. «Пять Великих Магических Тайн» оказалась не такой уж безобидной книгой. Это Гермиона выяснила на следующее же утро после разговора с Малфоем. Что бы не произошло между ними в тот вечер, Гермиона старалась сохранять трезвость ума. Слишком опасно было бы доверять Малфою такую серьёзную книгу, как бы хорошо он не целовался.
Целовался Малфой действительно отлично. Их поцелуй Гермиона вспоминала каждый день. Даже не сам поцелуй, а скорее то, что произошло после отключения света в библиотеке. Ещё никому она не открывала свои переживания. Друзья были рядом, прошли весь этот кошмар вместе с ней и имели свои ужасные воспоминания. Не хотелось напоминать и лишний раз рассказывать, как ей плохо, глядя на то, что каждому из них может быть тяжелее в сотню раз. Гарри почти умер в тот день. Рон потерял брата. Они редко говорили о прошлом, всё чаще строили планы и мечтали, как теперь всё будет хорошо.