Сэм стоял напротив, держа в рука поднос, на котором что-то дымилось — в другое время Дин сказал бы, что аппетитно, но сейчас ничего похожего на аппетит он не чувствовал. Дин не удивился — он уже ничему не удивлялся после того, как Сэм вёл себя целый день. Когда они вышли из номера, чтобы поехать в местный участок, Сэм ломанулся к Импале, чтобы успеть заботливо распахнуть перед Дином дверцу машины. А когда они выехали на дорогу, нагнулся и принялся расстёгивать Дину ширинку, намереваясь прямо на ходу сделать ему минет — давняя динова фантазия, о которой он Сэму не раз рассказывал, и Сэм всегда крутил пальцем у виска и говорил, что если они при этом втемяшатся в дерево, то определённо станут претендентами на премию Дарвина. Но сегодня Сэм не думал о Дарвине, а о чём он думал — Дин даже предположить боялся. Дин гаркнул на него, чтоб не лез. Сэм моментально отстал и всю дорогу до участка просидел с таким несчастными видом, что Дин успел себя возненавидеть за грубость.
Но если бы на этом дело и кончилось — как же… В участке Сэм скромно топтался у Дина за спиной, напоминая скорее фаната кинозвезды, выигравшего в лотерее день со своим кумиром, чем напарника агента Крайчека, как представил его Дин, и чуть не провалил своим дурацким видом всю легенду. Когда они ехали назад, Дин почувствовал голод и опрометчиво послал Сэма за бургерами. Сэма не было сорок минут, вернулся он с полными руками пакетов, а на вопрос о том, где его черти носили, объяснил: дескать, Дин ещё утром сказал, что хочет с курятиной и петрушкой, а петрушки в этой забегаловке не было, так что он оббегал четыре квартала, пока нашёл то, что пожелал его господин и повелитель.
То есть Сэм, конечно, не сказал «господин и повелитель», но это как бы само собой подразумевалось.
И ведь если бы Дин не знал, что это ведьминский наговор сделал Сэма таким паинькой, из всего этого даже можно было бы извлечь определённое удовольствие!
За результатами анализа Дин съездил сам, велев Сэму сидеть дома и вести себя смирно. Сэм воспринял его слова буквально, и, вернувшись из лаборатории, Дин застал его на том самом стуле, в той самой позе, в которой оставил.
И вот теперь ужин. На этот раз спагетти с чесночным соусом. И салат.
Дин тяжело вздохнул и, потерев ладонью лицо, сказал:
— Сядь, Сэмми.
— Но, Дин, ужин…
— К дьяволу ужин, я сказал, поставь поднос и сядь
Сэм подчинился молча, но с таким убитым, раздавленным, уничтоженным видом, что Дин ощутил укол вины и, быстро потянувшись, накрыл его руку ладонью.
— Мы поедим. Обещаю. Только поговорим сначала.
— Конечно, — убито сказал Сэм, со страданием на лице отвернувшись от подноса. — Как скажешь.
Дин сжал его руку чуть крепче, привлекая его внимание. Сэм робко поднял глаза, показывая, что готов слушать.
— Я пробил через сеть компоненты, которые наша ведьма замешала в своём котле. Они все связаны с животным или растительным миром. И все эти животные и растения фигурируют в системе символов различных мифологий. Овца в Англии, пчёлы в Греции, собака в России, ёж в Китае, лилии и яблоки в Новом Завете. Всё это — символы покорности и послушания. Ты меня слушаешь, Сэмми?
— Конечно, — с готовностью откликнулся Сэм.
Дин уже слышать не мог это слово.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— Что я думаю? — удивлённо переспросил Сэм.
— Да. Что ты думаешь. Скажи. Для меня это важно.
Сэм застенчиво улыбнулся и слегка порозовел, несказанно польщённый оказанной ему честью.
— Ну, я думаю, одного только сочетания таких компонентов недостаточно, чтобы сделать одного человека покорным другому. Должно быть ещё что-то, какая-то связка между человеком и тем, кому он будет покорен.
— Точно. Ты умница, Сэмми, — сказал Дин, и нахмурившись, схватился за свои карманы. Он не осматривал их утром, слишком сосредоточившись на первой находке. А зря…
В заднем кармане джинсов обнаружилась пластинка, точно такая же, как та, что была в бумажнике у Сэма — должно быть, мадам Ольшанс впихнула её туда, пока Дин корячился в подсобке над коробкой с кентавром. Только намешано в ней было гораздо меньше компонентов. Дин и без анализа знал, что они те же самые, что и в пластинке Сэма, но только без овечьей шерсти, без ежовых иголок и прочих символов послушания. Единственным назначением этой пластинки было привязать Сэма к её обладателю.
Да уж, это определённо было продуманное, грамотное колдовство, стоившее двухсот баксов. А та уродская лошадина с полуторафутовым хуём была, выходит, просто для отвода глаз…
— Но я же включал датчик ЭМП, — растерянно сказал Дин. — Я же проверил, там всё было чисто.
— Может быть, магия активизировалась не сразу, — предположил Сэм совершенно будничным тоном. — Возможно, для того, чтобы два амулета соединились и сгенерировали поток энергии, необходимо какое-то дополнительное действие. Слово, например, или прикосновение…
Прикосновение… а ну-ка вспомни, Дин… вспоминай. Когда вы только вышли из того салона, Сэм ещё ворчал и пытался спорить, когда ты сказал, что тут ничего нет. А потом ты хлопнул его по плечу и… и он [i]сразу перестал спорить.[/i] Ты уже выключил датчик к этому времени, потому ничего и не засёк. Как только ты прикоснулся к нему, волны энергоимпульсов от амулета в его бумажнике и в твоём кармане прокатились по вашим телам, столкнулись и привязали Сэма к тебе, превратив его в образец повиновения, в безропотную овечку, в…
В послушную жену.
Вот же ж блядь!
— Ужин, — кротко напомнил Сэм.
Дин захлопнул крышку ноутбука.
Ужин прошёл в ещё более напряжённой тишине, чем завтрак. Дин угрюмо жевал, Сэм бросал на него встревоженные взгляды, беспокоясь единственно о том, угодил ли ему своей стряпнёй. Когда Дин осознал это, то сказал тоном, соответствовавшим его настроению и выражнию лица: «Объедение», и Сэм моментально расплылся в счастливой улыбке, не сходившей с его сияющей физиономии до конца ужина. Едва Дин доел, Сэм тут же подсунул ему кружку горячего натурального кофе и пару хрустящих булочек с корицей.
— Сэмми, прости, — сказал Дин. — Это я во всём виноват. Надо было мне тебя послушать. Ты был прав, в том городке творились нехорошие дела, а я решил на всё забить, и вот…
— Да ничего, — сказал Сэм, улыбаясь и глядя на него с такой безграничной любовью, что Дину сделалось дурно. — Всё в порядке, Дин, правда. Всё хорошо.
— Будет хорошо, когда мы завтра вернёмся в чёртов Мэлдон-Крик и вытряхнем душу из этой мадам. Пожалеет она о своей шутке, ох, пожале… Сэм?.. Сэм! Что ты делаешь?!
— Хочу размять тебе ступни, — сказал Сэм, уже успев затащить ногу Дина себе на колени и расшнуровывая его кроссовок. — Ты столько намотался за день. Наверное, устал…
— Нет, я не устал! То есть устал, но от тебя! Чего ты всё время лезешь к моим ногам, что это за фетишизм вообще?!
— Я просто хочу сделать тебе приятно. Чтобы тебе было хорошо.
— Мне хорошо, Сэм, только отстань от меня, бога ради.
Сэм разжал руки и потупил глаза. Дин отдёрнул ногу, наклоняясь и оправляя задравшуюся штанину. Потом раздражённо выпрямился.
— Только не принимай близко к сердцу, ладно? Сейчас нам лучше просто лечь спать. Завтра встанем пораньше и сразу в дорогу. Если нам повезёт, завтра всё это кончится и ты снова станешь нормальным.
Он поднялся и стал раздеваться, давая тем самым понять, что разговор окончен. Сэм, впрочем, и не собирался с ним спорить — не сегодня. Раздевшись, Дин забрался в постель и натянул одеяло на голову.
Сэм тем временем прибрал со стола, вымыл посуду, потом тоже разделся и лёг рядом. Дин лежал неподвижно, моля бога, чтобы ему не пришлось сейчас проходить через то, что, он боялся, было ему уготовано…
Мольба осталась без ответа. Рука Сэма обвила его пояс и шаловливо поползла в трусы.
— Сэм! — заорал Дин, вскакивая в постели.
— Да? — преданно глядя на него из-под взъерошенной чёлки, спросил Сэм.
— Что ты, мать твою, делаешь?!
— Ты сказал, что хочешь лечь…
