Этот день они провели в машине. Сэм только раз попытался полезть к Дину с нежностями, Дин рявкнул: «Заткнись и сиди тихо!», чем обеспечил гробовое молчание в машине на всё время поездки. Он почти сразу врубил музыку, но даже звуки тяжёлого рока не заполняли тишину полностью, она давила, угнетала, и, пересекая границу Мэлдон-Крика во второй раз, Дин был ещё более зол и мрачен, чем когда приехал сюда впервые.

Оказавшись в городе, Дин сразу же направил машину на улицу, где находился салом мадам Ольшанс. И вот тут его ждало самое неприятное открытие из всех, сделанных за прошедшие два дня — не считая, конечно, самого факта, что Сэм попал под действие чёрной магии.

Салон был закрыт. Завлекающие вывески исчезли из витрин, колокольчик над дверью пропал, и брезент над козырьком сиротливо мокнул под моросящим дождём. На двери было две таблички: «Закрыто» и «Сдаётся в аренду», но Дин всё равно вышел из машины и подёргал ручку, а потом заглянул в окна, с трудом удерживаясь от желания их разбить — и увидел, что помещение пустует: ни мебели, ни сушеных трав, ни чёрной кошки.

— Проклятье, — прошептал Дин, отстраняясь от стекла.

Сэм ждал его в машине и встретил кроткой, робкой и совершенно глупой улыбкой. Он не спросил, что обнаружил Дин, ведь Дин велел ему заткнуться и сидеть тихо.

Они въехали в тот самый мотель — хотя Дин искренне надеялся, что им не придётся остаться тут на ночь. Он надеялся, что пары часов, оставшихся до ночи, хватит, чтобы выяснить, куда столь внезапно свалила мадам Ольшанс и где теперь искать эту подлую суку.

Сэма взять с собой на поиски он не рискнул, памятуя о его невменяемом поведении в Шевелси во время рейда в полицейскую лабораторию.

— Сиди здесь, — велел Дин, заводя своего очумевшего братишку в мотельный номер. — Кстати, можешь уже говорить.

— Здесь? — послушно переспросил Сэм, указывая на стул.

— Нет! Не буквально! Здесь — в смысле в номере, никуда не уходи, пока я не вернусь. И… ради бога, Сэм, не надо ничего готовить!

— Тебе не нравится, как я готовлю?

— О господи, мне очень нравится, я тебе это припомню, когда мы разгребём всю эту херню. Но сейчас я больше не хочу, чтобы ты стоял над плитой, понятно? Сядь, посмотри телевизор. А надоест, полазь по сети, посмотри порнуху… нет, — осёкся Дин — Сэм и без порнухи в последние два дня всё время пытается залезть ему в штаны, ни к чему ему перевозбуждаться лишний раз. — Порнуху не смотри. Посмотри, ну, я не знаю, что-нибудь, что тебе будет интересно.

— Хорошо, Дин. А ты надолго?

Боже, вот точно так же он смотрел на Дина и точно о том же спрашивал его лет десять назад, когда Дин уходил на охоту и оставлял его дома, веля никуда не уходить, для его собственной безопасности. Вот только тогда у Дина не было никакой уверенности в том, что Сэм его послушает. Как много он отдал бы сейчас, чтобы снова не иметь такой уверенности.

Поддавшись порыву, Дин обхватил его затылок ладонью и вжался лбом в его лоб.

— Ненадолго. Туда и обратно, — пообещал он и, коротко поцеловав Сэма в уголок рта, поспешно ушёл.

Поиски и расспросы дали немного — всё-таки насколько проще было вести расследование с Сэмом на подхвате, — а то, что дали, не внушало оптимизма. Никто не знал, куда и почему уехала мадам Ольшанс. В агентстве, сдававшем здание под салон, Дину сказали, что она съехала вчера, внезапно разорвав арендный договор и заплатив, согласно тарифу, неустойку в размере платы, положенной до конца года. Мадам, очевидно, очень спешила. Дин подумал, что, возможно, она запоздало узнала, с кем имеет дело и над кем так зло подшутила накануне. А узнав, поняла, что пора сматывать удочки.

Он поваландался по городку ещё какое-то время, тут и там натыкаясь на смирных, образцово-послушных жён, так или иначе ублажавших своих мужей. Дама, прибивающая к дереву скворечник, вовсе не была в диковинку в Мэлдон-Крик, и теперь, глядя по сторонам, Дин это понял — он бы и раньше понял, если бы не был так занят Импалой и не решил сходу возненавидеть этот город. Если бы послушал Сэма… Но какого, спрашивается, хрена он должен был слушать Сэма, когда Дин был прав, и у них был уговор — не охотиться ближайшие три недели! И почему Дин вообще должен был его слушать?! Это мелочь должна слушаться старших, и вообще!

Что ж, Дин, мелочь слушается старших теперь. Доволен?

У одного из домов Дин заметил траурные ленты на ограде. У соседей он выяснил, что это дом Салли Холлаган — той самой женщины, которая два дня назад со своей подружкой Викторией привлекла их с Сэмом внимание в супермаркете. Если б не этот разговор, Сэм бы не стал копать дальше и не узнал про эту чёртову мадам Ольшанс… Поэтому Дин почти не испытал сострадания, услышав, что Салли Холлаган этим утром покончила с собой, и её безутешный супруг, повязав на ограду траур, заперся в собственном доме над телом супруги.

Через пять минут Дин вовсю лупил кулаком в дверь Холлаганов. Это было не слишком тактично, с учётом горя, постигшего этот дом, но Дину сейчас было не до приличий.

После продолжительной череды ударов дверь отворилась, скрипнув и явив одутловатое, красное лицо мистера Холлагана, нежно любившего утку по-пекински. От безутешного вдовца штыняло виски, так, что Дин невольно махнул перед лицом рукой.

— Что вам надо? — хрипло спросил вдовец, и Дин доходчиво объяснил, что ему надо.

Худшие подозрения подтвердились. Месяц назад Холлаганы, поддавшись захватившей Мэлдон-Крик моде, посетили салон мадам Ольшанс. Вот только в отличие от Дина, мистер Холлаган, как и большинство его друзей, знали, зачем туда идут. Входит мегера, выходит овечка — вот что говорили о женщинах, побывавших на приёме у провидицы из синего домика. И это была чистая правда, в чём мистер Холлаган убедился на примере своих приятелей, без труда уговоривших его попробовать обуздать собственную жёнушку, которая в последнее время совсем его заела.

— Тогда ж никто не думал, чем оно обернётся, — всхлипывая и отхлёбывая из горла виски — дрянной, судя по тому, с какой силой он штынял — говорил мистер Холлаган, рухнув в кресло напротив Дина. — Тогда ни одна на себя рук не наложила, и все были радостные такие, и кроткие, как овечки. И вроде счастливые даже. Я ж её любил, мою Салли, вы не подумайте, мистер, я зла ей никакого не хотел. Я просто хотел, чтоб она стала ласковая, она же была когда-то такой, тридцать лет назад, когда мы только поженились. И сперва всё хорошо было, она такой и стала — шлёпанцы мне приносила по утрам, и еду готовила, как когда-то, и от супружеского долга не отказывалась! Сперва оно всё было как надо, путём, а потом… ну не знаю, правда, но как-то оно иногда стало немного раздражать… Я ей что ни скажу, а она в ответ всё «да, дорогой» и «конечно, дорогой». Ну я вспылил пару раз…. с кем не бывает… а сегодня утром… сегодня совсем сильно вспылил, у меня вообще характер скверный, а она тридцать лет его терпела, моя Салли… Я возьми утром да и скажи ей в сердцах: да чтоб ты сдохла, старая карга! Я ей миллион раз такое говорил раньше, мистер. А она…

— Она взяла и послушалась, — сказал Дин. За весь монолог мистера Холлаган, прерываемый сухими всхлипами и бульканьем виски, он не сказал ни слова. Просто не мог.

Мистер Холлаган тяжело кивнул и опять приложился к бутылке.

— Поглядела на меня так обиженно, с упрёком… сказала: «Да, дорогой» — и ушла, ну а я так привык, что внимания даже не обратил. А потом выхожу на кухню, а она лежит и…

Мистер Холлаган уронил голову на грудь и протяжно заревел. Дин в порядке утешения предложил ему выпить вместе, на что мистер Холлаган откликнулся с большой охотой. И Дин выпил, потому что ему самому это очень требовалось в данный момент.

Он подумал, что недооценивал серьёзность ситуации. И ещё что должен быть очень, очень осторожен с Сэмом, пока всё это не кончится.

Как только эта мысль пришла ему в голову, он тут же распрощался с незадачливым супругом Салли Холлаган и помчался обратно в мотель, судорожно прокручивая всё, что успел сказать Сэму днём. Вроде бы там не было пожеланий провалиться в ад и пойти на хрен, так что Дин имел основания надеяться застать Сэма там же, где он его и оставил.