– Олекса! – во дворе раздался голос Яна. – Вставай, бездельник!
Олекса вышел из сарая, потягиваясь и сладко зевая: – Бокэр тов, Ян!»
– Бокэр, бокэр, – кивнул тот головой, – пора овец и коз выпускать на волю, застоялись они в загородке… Нуи[59]!
Днем поздравлять Адиная с рождением дочери приходили и приезжали новые гости. Приехал из Рамаллы в новой красивой повозке, запряженной парой гнедых коней, известный ростовщик и торговец Матан. Слуга, который правил конями, первым спрыгнул с облучка на землю и помог толстому ростовщику выбраться из повозки. Торжественно встретить его вышел из дому, низко кланяясь и подобострастно улыбаясь, Адинай. Еще бы! Почти половина мужского населения Рамаллы ходит в должниках у Матана. Он свой у ворот города, где проходят собрания жителей, его слово всегда звучит, как закон. Должен ему, правда, небольшую сумму, и Адинай. Но проценты не стоят на одном месте – набегают!
– Адонис[60] Матан! – еще больше расплылся в улыбке Адинай. Ростовщик протянул к нему обе руки, на пальцы которых были нанизаны украшенные драгоценными камнями перстни. От них у Адиная зарябило в глазах – такое богатство на одних только пальцах! – Как я рад твоему приезду, адонис Матан!
– И я рад тебя видеть. Адинай, – любезно сказал Матан. – Очень рад и поздравляю с благополучным прибытием в наш мир твоей второй дочери… Как ты ее назвал?
– Сигаль-Мазаль, адонис Матан…
– Сокровище счастливое, – засмеялся довольный ростовщик и пошутил: – Сокровище, Адинай, оно всегда счастливое!..
Адинай кивнул Тамиру, который стоял у порога дома. От знака отца он вздрогнул, шагнул в дом и тут же выше с дорогим подносом, на котором лежал круглый коричневого цвета фрукт. Адинай бережно взял поднос и подал его гостю из Рамаллы.
– Адонис Матан, – учтиво сказал он, – прими от меня этот фрукт – порну гранатум[61]… Пусть будет у тебя столько удач, сколько в этом фрукте зерен.
Ростовщик осторожно взял фрукт, хотел пальцами – не получилось, затем зубами отодрал кусочек кожуры и ногтем выковырнул одно рубиновое зернышко и положил его на свою широкую ладонь, а фрукт сунул себе в сумку, которая висела у него на широком кожаном поясе. Показывая Адинаю зернышко, Матан сказал:
– Удач у меня, Адинай, очень много, не трудись даже считать… Но теперь мне нужна одна лишь удача… Одна-единственная! Эта удача твоя Яэль! – Если бы ударил гром с ясного неба, которое после дождя и растаявших облачков было особенно чистым, голубым, Адинай не был бы так удивлен, поражен, потрясен до самой глубины своей души. Он и Матан долго смотрели друг на друга широко открытыми глазами, словно увиделись впервые в жизни. – Я хочу, чтобы твоя Яэль стала бы моей Яэль, – прервал молчание ростовщик. – Мою Рахиль взял в свое небесное царство элохим Яхве, а мне одному все мои удачи ни к чему, я передам их все в руки Яэль…
– Да мог ли я такое… адонис Матан… Я, ини[62], мог ли надеяться… Барух хашем!
– Твой долг я… – ростовщик махнул рукой, показывая тем самым, что Адинай выходит из числа его должников, – и отары овец и коз ты сможешь удвоить…
Подбежал Тамир, поклонился Матану, взял у отца пустой поднос и важно, задрав голову, пошел в дом. За ним, взявшись под руки, пошли Адинай и Матан.
Вечером, когда Олекса пригнал с пастбища отару – ему уже настолько верили, что позволяли одному быть в поле, без надзора, он не узнал Яна, который был мрачнее той тучи, которая нависала над селением накануне. Туча вылила на землю дождь и ушла. Все высохло, а глаза Яна были мутны от слез.
– Да что случилось, друже?! – обратился к Яну сильно обеспокоенный Олекса. – Эрев тов…[63]
– Какой эрев тов! Матан был… шамен[64]… камцан[65]! – бессвязно лепетал Ян. – Но иш ашар[66]! Он… теперь хатан[67] Яэль!..
– Яэль его выбрала?
– Отец!.. Адинай его выбрал… Уйду в ир[68]!.. Уйду! – схватился Ян за голову.
– Не спеши, – старался успокоить Яна Олекса, – сначала поговори с Адинаем… Может, он…
– Ах, – отмахнулся рукой Ян, – не может!.. Тут нужны кэсэф! А мне где их взять? Я хоть уже не раб, но я мискена[69]… Кэсэф – вот он наш элохим!
– А что же Яэль?
Ян только развел руками.
После отъезда ростовщика Яэль в слезах упала на колени перед отцом.
– Я не хочу замуж за Матана… Не отдавай! – плакала она, хватаясь за полы его халата.
– Даст[70], – сурово сказал отец и приказал: – Кум! – Но, видя, что дочь содрогается от рыдания, смягчился, взял ее за плечи, поднял и прижал к себе, целуя в голову. – Дочка, дочка… Яэль… Не плачь… Ну, жених он… не совсем тебе нравится… Но ты будешь носить самые красивые одежды, жить в большом, красивом доме, у твоих ног будет вся Рамалла… Да что Рамалла, он говорил мне, что покупает дом в Иерусалиме… Там весь мир! Подумай! – Адинай сел и посадил дочь рядом, обняв ее за плечи: – Твое счастье с Матаном – это счастье Тамира, младших твоих братьев, твоей только что родившейся сестренки, мне и матери… Ради всех нас согласись выйти замуж за Матана…
В тот же вечер Олекса увидел в глазах Яэль слезы, страдание и беспомощность. Эта безысходность охватила и его. Нет, у него и мысли не было, что может взять в жены такую девушку, но ее предстоящее замужество сводило его с ума. И он решил бежать. «Надсмотрщиков больше нет, от поселка до Рамаллы два километра, от Рамаллы до Иерусали не более тринадцати, пару перебежек – и я там! А в большом городе, как в муравейнике, нетрудно затеряться, скрыться. Хафеш[71], – вот что мне нужно, – вспомнил он хорошее еврейское слово. – Отец говорил, что в Иерусалиме есть монастырь, где живут и молятся русские монахи, – прикидывал план своего побега Олекса, – уйду к ним и приму схиму… И никто меня не найдет. Господь спасет меня!»
Вечером следующего дня Олекса застал Яна читающим какие-то бумаги. Заглянув через плечо, Олекса увидел не буквы, те, которые он учился под строгим присмотром отца выводить, еще будучи шести или семи лет, а какую-то непонятную вязь.
– Ты умеешь читать? – удивился Олекса не тому, что Ян может читать, а тем строчкам, которые он мог разобрать.
– Я же учился, – просто ответил Ян и объяснил: – У нас с этим строго… Сначала отец тыкал меня носом в Библию, потом, когда мне исполнилось шесть лет, раввин выжимал из меня все соки… И за уши не раз таскал!
– Так, а что читаешь?
– Высказывание одного мудреца… Раби Моше бен Маймона… Он теперь в Египте живет, в Израиле латиняне его не возлюбили за то, что он приводил в порядок законы Торы, ну и за другие мысли… Вот послушай, что он пишет: все зло происходит не от духа, а от вещей, например, от денег… Это же правда? Правда!
– Ну да, – почесал в затылке Олекса. – Было бы у меня много денег, сидел бы я здесь… Мне к Гробу Господнему идти, а я с овцами да с козами… Я же не баран и не козел! Тьфу ты, мать честная! – И трижды перекрестился, шепча «Отче наш».
– Я свободный, могу идти, куда или откуда ветер дует, а тебе опасно уходить отсюда, – назидательно предупредил Ян, – поймают, на галеры продадут, а оттуда не уходят, с галер в море выбрасывают рыбам или еще каким-нибудь зубастым гадам… Так что паси отару, пока Христос твой не сжалится над тобой… Да и что он может, Христос твой: его и самого распяли, себя не смог защитить…