— Это всё моя вина. – прошептала она, касаясь своей шеи и потирая её. Виктория всё пыталась восстановить дыхание, а потому сильно кашляла.

— Не говори так. – произнёс Эрнест, присаживаясь напротив сестры на ступеньки. Ему было грустно видеть слёзы сестры.

— А как мне говорить?! Ты видел всё сам! Ты слышишь его сейчас как и я! Они свели его с ума! И всё это из-за меня! – она закрыла уши руками, сгибаясь по полам и продолжая плакать, потому что со второго этажа отчётливо доносились крики Уильяма. Эмма была права – Альберт сломил его гораздо больше, чем они себе это предполагали.

— Виктория. – вновь произнёс Эрнест, отчего она взглянула на него. Он не мог её касаться, но его голос порой был лучше.

— Он не заслужил этого. Его единственный грех в том, что он полюбил меня. Почему Бог так наказывает его? – он лишь поджал губы и пожал плечами. Эрнест не был знатоком в религиозном аспекте, особенно сейчас, после своей смерти.

— Бог никогда не даёт нам испытаний, которые мы не в силах пройти. – она лишь неодобрительно цокнула на его слова и ухмыльнулась. Он говорил клише. Только это совершенно не помогало.

— Мне нужно на воздух. Я не могу это слушать. – Виктория буквально выбежала на улицу и присела на веранде, облокачиваясь головой о столб и продолжая плакать. Ей было очень больно. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной. И даже хуже. Ведь она причинила боль любимому человеку сама того не желая.

Этот канун Рождества она запомнит надолго как самый несчастливый день возможно за всю свою жизнь. Виктория не стала проводить вечер в обществе Эммы и просто изолировалась в собственной комнате вместе с видеокамерой, которую когда-то не выпускала из рук.

Когда часы пробили полночь и наступило Рождество, Виктория не выдержала и решила всё же зайти к Уильяму. Он спал. Видеть его сейчас таким спокойным было куда приятнее, чем когда он был безумен. Она подошла к его кровати и получше укрыла его одеялом, чтобы он не замёрз, поскольку он оттолкнул от себя его. От телодвижений он проснулся и раскрыл глаза, смотря на девушку. Виктория застыла в ужасе совершенно не зная как реагировать.

— Хэй, привет. – спокойно произнёс Уильям, смотря на Викторию. Его голос звучал куда добрее нежели вечером.

— Привет. – радостно ответила Виктория, широко ему улыбаясь.

— Я, кажется, сорвался на тебя. Прости. Сам не знаю, что нашло на меня. Словно помутнение. – Уильям сжал одну её ладонь в своей и Виктория присела рядом с ним на кровать, чтобы ему было удобнее.

— Тебе не за что передо мной извиняться. Это я должна просить у тебя прощения за всё, что ты пережил. – в комнате было достаточно темно и единственное освещение исходило от лунного света, что проникал в комнату.

— Я рад тебя видеть. – от этих слов Виктория всхлипнула, улыбаясь, после чего поднесла ладонь, которой он сжимал её руку, к своим губам и поцеловала.

— А я как рада тебя видеть. Ты даже не представляешь. – настоящее облегчение пронзило её и она вновь смогла дышать полной грудью без боли.

— Останься со мной, пожалуйста. – Виктория кивнула ему и он подвинулся, а она прилегла к нему рядом, укрывая его вновь одеялом, пока он уткнулся в неё. Так было действительно намного лучше.

— Который сейчас час? И день. Я что-то потерялся во времени. – растерянно поинтересовался Уильям, всё ещё не открывая глаза и наслаждаясь своей музой. Он скучал по её аромату – от неё всегда пахло орхидеями.

— Сейчас ночь. Сочельник. – Виктория говорила тихо, поскольку видела, что Уильям не до конца пробудился ото сна и был в полудрёме.

— Уже Рождество? Боже. На улице есть снег? – ему стало дурно от того, что он совершенно перестал соображать какой день был за окном. Ему действительно стоило восстановиться.

— Немного. – слой снега был тонким и порой просвечивал сквозь себя землю.

— Это хорошо. – в Бирмингеме крайне редко выпадал снег на Рождество. Вернее он выпадал, однако тут же таял. В этом году же им повезло и праздничная погода была на улице.

— Тебе больно? – виновато спросила Виктория, аккуратно касаясь его за левым ухом. Оно было всё перемотано и она не могла видеть последствия того, что ему отрезали мочку уха. Хотя так даже лучше. Виктория ведь слишком эмоциональная и могла потерять сознание от увиденного.

— Нет, ведь ты рядом со мной. Мне тебя очень не хватало. – Уильям действительно очень скучал по своей музе и потому быть с ней сейчас, а к тому же разговаривать, ему доставляло особое удовольствие.

— Мне тебя тоже. – Виктория ощущала себя настоящей эгоисткой в этот момент. Из-за своей тяжёлой беременности она полностью закрылась в себе и изолировалась от людей, но самое главное от Уильяма, своего возлюбленного, лишив тем самым их двоих столько времени, которое они могли счастливо провести вместе.

— Что случилось с твоим животом? Он же должен быть большим. – Уильям стал нащупывать её живот, который был полностью плоским для её срока, отчего она поджала губы, аккуратно после убирая его руку и целуя её.

— У меня случились преждевременные роды. – тихо произнесла Виктория, продолжая гладить его по волосам. Вспоминать события прошлого ей было неприятно.

— А ребёнок? – конечно, он был неимоверно счастлив, что его любимая была в порядке, но сейчас его волновала и судьба их ребёнка, ведь его не было сейчас рядом с ними.

— С ней всё в порядке. Она в отделении для недоношенных. – он понимающе кивнул, уводя взгляд в сторону, а затем помрачнел, словно до него наконец дошло. — Она? – его недоумение её даже забавляло.

— У нас с тобой девочка. Как ты и мечтал. – Уильям удивлённо посмотрел на Викторию, после чего крепко её обнял, целуя в шею. Он был счастлив от этих новостей.

— Красавица небось. Вся в маму. – он засмеялся, представляя свою дочь, а Виктория лишь поджала губы, глубоко вдыхая. Его отношение к дочери она не разделяла.

— Тебе стоит поспать. Отдохнуть. – Уильям согласился с Викторией и закивал, утыкаясь в неё, в то время как она крепко его обняла и стала гладить по волосам, чтобы он скорее расслабился и уснул. Ему нужно было набираться сил. Она тихо стала напевать ему мелодию Моцарта, ту самую, их любимую, надеясь, что это поможет ему скорее погрузиться в царство Морфея.

В отличии от него Виктория не спала всю ночь. Она была слишком занята: её глаза изучали каждую клеточку его тела, пока руки нежно зарывались в кудри, а сознание было занято тем, что представляло себе то, что же ему снилось. Его спокойствие сейчас было ей очень важно, потому что больше никогда в жизни она не хотела бы видеть его в столь сильном бреду и агрессии.

Утром Виктория оставила Уильяма одного в спальне, оставив ему на тумбочке тот самый кадр-полароид, что сняла в больнице вместе с дочерью. Рождество – это семейный праздник. И ей нужно было провести его именно вместе с ней. Даже если ей она совершенно была не по душе.

— Ну же. Так и будешь стоять здесь или войдёшь? – поинтересовался Эрнест, стоя за спиной Виктории. Она стояла на пороге их дома этим ранним утром и всё никак не решалась постучаться и войти внутрь.

— Я боюсь. – её рука так и была поднята в кулаке, вот только храбрости ей не хватало.

— Чего? – но в отличии от неё Эрнест был крайне спокоен и даже улыбался. Ему будто не терпелось увидеть своего младшего брата.

— Что не выйду отсюда живой. – Виктория тяжело сглотнула и испуганно взглянула на старшего брата. Ещё немного и она бы просто заплакала.

— Мы с тобой уже говорили об этом. – с неким осуждением произнёс Эрнест, после чего щёлкнул пальцами. Виктория услышала, как замки раскрылись и всё что ей оставалось так это потянуть ручку вниз и войти внутрь.

— Будь рядом со мной. Пожалуйста. – она положила свою руку на дверную ручку, крепко её сжимая.

— Всегда. – после слов Эрнеста Виктория вошла внутрь. Он последовал за ней.

Дом был абсолютно пустым. Никакой охраны или прислуги. От этого он казался даже мёртвым. Ей потребовалось время чтобы обнаружить его. Он был не у себя в кабинете, а у неё.